Архимандрит Симеон родился 14/26 июля в г. Сергиев Посад. Окончил Сергиево-Посадскую гимназию и Московский университет (1907). Пострижен в монашество в 1909 г. Иеромонах (1910). Окончил Московскую духовную академию (1911). Настоятель и основатель посольского Свято-Николаевского храма в Риме (1916-1963). Придерживался ориентации Зарубежной Церкви. Благочинный приходов в Италии (1926-1927). Неоднократно отказывался от епископства. Уволен за штат по старости. Скончался 4/17 января 1969 г. в Риме. Похоронен на римском кладбище Тестаччо.

Творения: Со странниц Евангелия: Поучения. Рим, 1943. Евангельские поучения. — Джорданвилль, 1970.

Еще не успели смолкнуть Богоявленские песнопения, как уже звучит покаянная песнь: “Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.” Подготовляя нас к подвигу поста, Церковь предлагает сегодня нашему вниманию притчу Христа о мытаре и фарисее. Фарисейство — нравственная язва нашего времени. Фарисейство заражает собой не только отдельные личности, но и целые христианские общины и вероисповедания, оно отравляет целые мировоззрения и направления жизни. Фарисейство: это — не только лицемерие; фарисейство: это — безмерная гордыня духа, безмерное самомнение, и, как таковое, современное фарисейство не менее гибельно и преступно, чем древнее времен Христа. Приточный фарисей входит в храм помолиться. Этим он показывает, что он чувствует свою зависимость от Бога. Но это чувство зависимости лишь скользит по поверхности его души, не затрагивая глубин его нравственного сознания. Свои добрые дела, которые он перечисляет в своей молитве Богу, он ставит лишь себе в заслугу, и ценою их он сам определяет свое положение в мире, посягая тем на власть всеправедного и всеведущего Судии Бога. Так и современные фарисеи. Они говорят о Боге, готовы признать Его бытие. Но это признание в их устах звучит безжизненно, отвлеченно, тускло. Горделиво упоенные своими достижениями в области внешнего благополучия жизни, они отвергают свою зависимость от живого, вседействующего Духа, Творца мира, подчиняя себя безжизненному веществу материи, крови и денег, сводя на нет всю великую нравственную творческую ценность внутреннего духовного делания человека, внутреннего его преображения.

Всякое слово Христа вечно действенно, вечно живо. Живым и действенным остается и призыв Христа. обращенный к Его ученикам: “Берегитесь закваски фарисейской.”

Быть может, кто-нибудь, выслушав сегодня в Евангельском чтении притчу о блудном сын, скажет: “Вот придет время, и я, подобно блудному сыну, покаюсь — ведь каяться никогда не поздно.” И хочется мне в ответ на это напомнить слова Христа из другой притчи: “Безумный! в эту ночь возьмут твою душу!” Где же будет тогда время для покаяния?

Евангелие знает не только приточного грешника — блудного сына. Оно знает и живых, действительных грешников, приносивших Господу покаяние. Вот, жившая чувственной жизнью жена самарянка; вот, погрязшая в разврате блудница; вот, распятый на кресте за свои преступления разбойник. Вглядываясь в духовный облик этих грешников, чувствуешь, что все это — личности сильные, незаурядные. Самарянка, несмотря на свою чувственность, всю жизнь жаждала истины и спасения, — и за эту жажду духовную она удостоилась напоить чашей воды жаждавшего Господа. А блудница обладала такой силой любви, любви беззаветной, способной на всякие жертвы, способной к чистым духовным привязанностям, такой силой любви, что Сам Спаситель признал ее “возлюбившей много.” Разбойник, несмотря на свои страшные предсмертные страдания, загорается состраждущей любовью к страждущему Праведнику, и горячей верой в Него, как в Христа Искупителя; с его холодеющих уст срывается вечно вдохновляющее, вечно умиляющее: “Помяни мя Господи во Царствии Твоем!” и в ответ он слышит содрагающее ад и разверзающее небо: “Сегодня же со Мною будешь в раю.”

Други и братья! Спросим себя. В последнюю минуту жизни, на смертном одре, среди предсмертных страданий, найдем ли мы в себе достаточно силы духа, чтобы наполниться жаждой спасения подобно самарянке, чтобы загореться любовью подобно блуднице, чтобы воспламениться верой подобно разбойнику?... Нет, други-братья, каяться никогда не рано!

Церковь, празднуя сегодня день восстановления иконопочитания, называет этот праздник днем торжества Православия. Но говорить в наше время о торжестве христианства, приходится лишь исторически, лишь условно. В наши дни все меньше остается места христианству, как в нашей общественной и государственной жизни, так даже, и в жизни личной, индивидуальной.

Прошли века, — и теперь именно к христианам предъявляют те самые обвинения, которые они в свое время предъявляли к язычникам. Жизнь все острее и острее ставит вопрос не о правильности тех или иных догматических формулировок, но о действенности, о силе христианских принципов любви, чистоты и смирения. Жизнь требует от христианства живой действенной правды, и уже нет возможности прикрываться красивыми словами, потерявшими смысл, и хоругвями, уже не возбуждающими благоговения.

Живую, действенную правду христианства человек может явить миру лишь в том случае, если он отдаст Христу свое сердце. И если он отдаст все, что имеет, если он даже отдаст свое тело на сожжение, а сердце удержит, замкнет, и для божественной любви не откроет, — то он ничто для Бога, ничто и для христианства. “Сын Мой, отдай мне твое сердце.” Так еще в Ветхом Завете через премудрого Соломона взывала к человеку Премудрость Божия, т. е. имевший прийти на землю Сын Божий.” “Сын мой, отдай мне твое сердце.” Так и теперь в Новом Завете взывает к нам Воплотившийся Сын Божий, взывает чрез Свою Церковь, взывает неустанно, немолчно. Особенно сильно, особенно ярко звучит этот призыв теперь, в дни Великого Поста.

Пусть в ответ на этот призыв наша грешная, холодная, себялюбивая душа, очистившись в подвигах покаяния, и загоревшись огнем молитвы, вместе с Псалмопевцем воскликнет: “Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое!” Тогда, с победным знаменем воскресения в руках, мы явим всему миру — вечную, живую, действенную правду нашей веры.

“Кресту Твоему покланяемся Владыко!” Многоразлично, многогранно значение слова “крест” в христианстве. Эго — и имя Животворящего Древа, на котором был распят Спаситель, это — и слово Христа о подвиге крестоношения, это и жизнь человека со всеми ее невзгодами и скорбями. Самое учение о спасении крестом человечества, Апостол называет Словом Крестным. По Апостолу слово крестное было соблазном для иудеев, и безумием для язычников. На этом слове крестном и остановим наше внимание предстоя Животворящему Кресту. Мы живем во время великой борьбы народов, и не только народов, но и целых мировоззрений, духовных настроений, и направлений жизни. Для большей части этих направлений слово крестное, по прежнему, является безумием и соблазном. Не даром представитель одного из этих направлений сказал: “если-бы в наше время впервые вышло в свет Евангелие, то его нужно было бы конфисковать.” А представитель другого направления назвал Евангелие мифом.

Вот настает Страстная Неделя. Церковь в Богослужении этой недели поведет нас вслед за Христом, вплоть до Голгофы, и до Его Гроба. События последних дней земной жизни, поскольку они происходили здесь на земле, — конечно отошли в прошлое. Смолкли крики толпы, будь-то “осанна,” будь-то “распни! “Стих плач мироносиц. Умер Пилат. Умерли иудейские первосвященники. Но не умер Христос: как Богочеловек, Он жив и поныне. И вот почему Церковь в течение всей Страстной Недели, скорбно вспоминая об Его страданиях, в то же время радостно прославляет Его, как вечно живого Победителя смерти. Дело спасения, совершенное Христом, оно — живо и поныне. Оно не есть дело прошлое: оно — дело бывшее, но не минувшее! Ведь Христос и теперь, как в Иерусалиме, входит в наше грешное сердце. И это, усталое от греха, сердце трепетно ждет Его всеисцеляющего приближения, ждет своего очищения, обновления, и радостно, по-детски, поет оно Христу свое ликующее “осанна.” Но проходит немного времени, иногда даже очень немного, и в этом же сердце радостное “осанна” сменяется злобным “распни.” И человек своими грехами, своими страстями, вновь распинает Живого Христа. И вот почему в Богослужении Страстной Недели, наряду с прославлением Господа слышатся мольбы о помиловании, о прощении, слышатся призывы к бодрствованию и трезвению, чтобы не постигла человека участь иссохшей смоковницы, или раба, скрывшего в землю талант свой, чтобы не постигла человека участь Иуды-предателя, или нераскаявшегося разбойника.

Подвиг Христа, он имеет значение не только для настоящего, но и для будущего. И вот почему, зарей, иногда зловещей зарей последних дней мира светятся церковные воспоминания о последних днях жизни Христа на земле.

Все это наполняет Богослужение Страстной Недели трепетом современности, дает ему силу жизненности и глубину. Пусть же оно, все эти дни, будет звучать для нас, как один неумолкающий и вдохновляющий возглас “Горй имеем сердца!”

“Люди убили Бога!” Да, они Его убили. Они Его убили, изгнав из сердца своего любовь к Нему, Творцу, Спасителю. Они Его убили, подменив духовное и действенное служение Ему формальным исполнением обрядов. Они Его убили, разбив вечные скрижали Синайского закона, и заменив их новыми в современном духе. Люди убили Бога, убив в своем сердце любовь к ближнему, утратив в себе сознание мистического единства всех людей. Люди убили Бога. Это чувствуется в богоборческом уклоне всей нашей культуры, во всем строе нашей жизни, как личной, так и общей. Это чувствуется в кровавой грозе-буре, разразившейся над миром. Люди убили Бога. Это слышится в вое сирен, ревущих по ночам над затихшими городами. Это слышится в взрывах бомб, разрушающих алтари, святыни, хижины, дворцы, больницы, богадельни...

Но верующее сердце в гневных раскатах грома. который теперь гремит над испуганным человечеством, слышит и другое. Оно слышит вещие слова пророка-псалмопевца: “Зачем мятутся все народы, и тщетно замышляют племена? Восстают цари земные и князья людские против Господа и Христа Его, говоря друг другу: расторгнем узы Их, и свергнем иго. Но Живущий на небесах посмеется им. Он сокрушит их жезлом железным, как глиняные сосуды. Образумьтесь же цари, научитесь все судящие земли. Работайте Господу со страхом, и радуйтесь Ему с трепетом. Почтите Сына, чтобы вам не погибнуть в пути вашем. Блаженны все надеющиеся на Него” (Псалом 2-ой).

Вот в этом-то блаженстве надежды на Сына Божия и заключается то утешение, которого так страстно искал безумствующий мыслитель. “Да не смущается сердце ваше — говорит нам Христос, Сын Божий: веруйте в Бога и в Меня веруйте. Восстанет народ на народ, и царство на царство. Смотрите, не ужасайтесь: подобает всему этому быть! Мужайтесь: Я победил мир!”

Христос Воскресе! Да, Он воскрес на радость всему миру, на радость апостолам и всем святым, своею жизнью запечатлевшим всю правду слов Апостола языков: “Если Христос не воскрес, то ни к чему вся вера наша.” Воскресение Христа, оно, как солнце, озаряет нашу жизнь, зажигая наше сердце огнем того вдохновения и духовного подъема, который Еммауские путники пережили в первый же вечер Христианской Пасхи. “Не горело ли в нас сердце, когда Он говорил нам на пути “(Луки 24:32). Но как от солнечного света можно уйти в подземелье, так и от Света Воскресения можно уйти в мрак неверия, и во мглу страстей. Но какой бессодержательной, бессмысленной, бесцельной станет тогда жизнь! Ведь если Христос не воскрес, то нет и нашего общего воскресения! Тогда зачем же жить, творить, страдать, любить, если в жизни все кончается могилой? И чем наполнить ненасытимую всем миром бездну человеческого сердца, с его неутолимой жаждой жизни, жаждой света и любви?! Наукой?! Но наука, как соленая вода, по слову Премудрого, лишь разжигает жажду вечной жизни, которой нет, если нет веры в Воскресение Христа. Искусством?! Но оно своей надмирностью лишь обостряет устремленность духа в мир надземный, горний, которого, однако, не существует для неверия в Воскресшего Христа. Политикой?! Но она изменчивостью своих идеалов, своих целей, иллюзорностью своих достижений, как тенетами, обвивает живое человеческое сердце, обволакивая его паутиной страстей и делая его безжизненным и дряблым, делая его неспособным на что либо подлинно творческое, подлинно действенное и живое. Лишь, вера в Воскресшего Христа дает полноту жизни человеческому духу, расширяя горизонты его идеалов, его созерцаний, устремлений, И верующее сердце, не только во дни Пасхи, но и каждый час жизни, созерцая и чувствуя Воскресшего Христа горячо, радостно и благодарно взывает Ему вместе с Апостолом Фомой: “Господь мой и Бог мой!”

“Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны покланяться в духе и истине,” так сказал Господь в той беседе с Самарянкой, которую мы слышали сегодня в Евангелии.

До пришествия Христа, люди служили Богу, лишь символически, внешне. Христос, Своим Воскресением даровав человеку внутреннюю божественную жизнь духа, научил нас покланяться, служить Богу истиною и духом, т. е. самым делом, непризрачно, реально, так как только жизнь духа есть подлинная действительность, живая, вечная реальность. Сущность духовной божественной жизни — любовь, и поскольку человек живет этой любовью, он и служит Богу истинно и духовно.

Тем ярче станет для нас образ Христа-Учителя, вдохновенно беседовавшего о правде жизни с чувственной и грешной женой самарянкой; тем светлее станет для нас образ Христа-Пастыря, чтобы спасти одну заблудшую овцу, оставлявшего девяносто девять незаблудших; тем святее станет для нас образ Христа-Спасителя, шедшего на Голгофу не для того, чтобы потребовать у людей Себе поклонения там и жертвы, но чтобы Себя принести в жертву.

“Христос Воскресе! Воистину Воскресе!”

Лишь тот, кто в своем творчестве чувствует Благословение Вознесшегося Христа, кто в глуби своего сердца слышит Его голос: “Я с вами во все дни до конца мира,” только тот может творить дело Божье на земле, одухотворяя, просветляя благословением небесным ту область земной жизни, в которой он работает, как верный раб Христов.

“Сегодня Церковь вспоминает Первый Вселенский Собор, который осудил Ария, не признававшего Христа Богом. Сегодня же мы слышали в Евангелии первосвященническую молитву Христа, — вдуматься, вжиться в которую не хотели древние еретики, пережить, перечувствовать которой не хотят и мудрецы нашего века, обольщенные, по выражению Апостола Павла, суетной философией по стихиям сего мира.

“Ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира.” Так молился Христос в этой молитве пред началом крестных страданий. Вся жизнь Христа, — это крестный подвиг самоуничижения, подвиг тем более совершенный, что в своем Богосыновнем самосознании Христос, как показывают слова молитвы, все время жил той Своей вечной, божественной Славой, которая искони была Ему присуща, как Предвечному Сыну Божию. Беспредельная высота Богосыновнего самосознания, и наряду с этим безмерная глубь самоуничижения и смирения. В этом тайна Сына Человеческого! Но люди не хотят благоговейно и безмолвно приникнуть к этой тайне. Этой тайны не существует для древних и современных гностиков, бесстрастно, безжизненно играющих отвлеченными понятиями. Ее не существует и для рационалистов, по-мещански, самодовольно пресмыкающихся в узких границах здравого смысла.

А до того времени, пусть же рабский, униженный Образ Христа со всей силой проснувшейся совести пробуждает нравственное сознание человека, давая ему силы к подвигам унижения и страданий, и пусть среди этих подвигов сердце христианина, очищенное огнем страданий, неустанно повторяет слова римского сотника на Голгофе: “Воистину Он был Сын Божий! “

“Дух животворит — сказал Спаситель — плоть не пользует ни мало.” Если ты, брат мой, хочешь полноты жизни неизбывной, которая цвела бы в тебе неувядающим цветом, то склонись молитвенно, смиренно перед Богом, не отходи от Его Святыни, не угашай в себе Его Духа. Тогда в твоей душе загорится тот свет жизни вечной, о котором, как сказано сегодня в Евангелии, Христос возгласил в последний великий день пятидесятый: “Я — Свет миру! Кто последует за Мною, тот будет иметь свет жизни! “

“Ты моя крепость, Господи! “Как бы ни относиться к окружающей нас действительности, одно несомненно: власть мира над нами становится все сильнее и сильнее, и мы, христиане, которые должны были бы быть светом и солью мира, подчиняемся ей все больше и больше.

Начинается обыкновенно с малого: с какого нибудь модного покроя одежды, а кончается тем, что некогда подумать, помолиться, нет возможности уделить от своего избытка бедным. Начинается обыкновенно, с соблюдения правил вежливости, совпадающих, как-будто, с правилами нравственности, а кончается нарушением в угоду требованиям света — самых главных основ Правды Христовой. Стыдно, например, унизить себя до дружбы с простым, неграмотным человеком, — а разве не простые, безграмотные Галилейские рыбаки были первыми учениками и друзьями Христа? Стыдно быть в дружеском общении с заведомыми грешниками и преступниками, — а разве не силою Своей Дружбы и Любви, Христос обращал людей с пути греха, порока, на путь святой, богоугодной жизни? Стыдно отказаться, во имя светских представлений о достоинстве и чести, от убийства на дуэли, — а разве не Христос сказал: “Если кто ударит тебя в правую щеку, подставь ему и левую?!” Стыдно вырваться из оков опошлившейся и опустившейся семьи, и выйти на простор творчества жизни по заветам правды Божьей, — а разве не Христос сказал, как вы слышали в Евангелии сегодня: “Я пришел разлучить человека с отцом его, и дочь с матерью ее.... И враги человеку домашние его “?

Велика власть мира над человеком, и люди, подчиняясь этой власти, становятся поистине безумны: среди них нет места живой мысли, живому чувству, нет места живым творческим запросам духа.

“Ты моя крепость, Господи, Ты моя и сила! “

Гадаринская история, полна скрытого, глубокого трагизма, она повторяется в жизни в разных видах. Современный человек, своими идеалами, совершенно оторвавшийся от Неба, и грузно осевший на землю, он всем укладом своей жизни, личной, семейной, общественной, гонит от себя Христа. Современная цивилизация не с мольбою, но с наглой дерзостью кричит: прочь от Христа! долой Христианство! И вот Христос уходит из жизни, и жизнь становится бурным морем, в котором люди кишат, как взбесновавшияся свиньи, и над землею нависает кровавый ужас, вопиющий о попрании в человеке Образа Божия и высших запросов Духа.

Пусть каждый из нас спросит себя, слышит ли он, и хочет ли он слышать этот стук и этот зов.

“Ученики, увидев Иисуса идущего по морю, встревожились и сказали: это призрак, и от страха вскричали.”

Христос — призрак!? Да не является ли Он действительно призраком для религиозного сознания большинства из нас, людей 20-го века, не является ли Он для нас всего лишь мифом, далеким историческим воспоминанием? Христос — призрак!? Но почему же так ожесточенна борьба с этим призраком? К чему вся эта направленная против божественности Христа литература, нередко большой научной ценности, неотразимой логики, крупного таланта? Почему к борьбе против призрака иногда привлекаются вовсе непризрачные силы аппарата государственной власти?

Недавно мне попалась вырезка из какой-то советской газеты от конца Мая прошлого года, т. е. за три, за четыре недели до начала войны. В газете говорилось о докладе в союзе безбожников. Докладчик указал, что центр церковной пропаганды, распространяющейся по всей России, находится под Москвой в Загорске.

Центр этот неуловим, а потому и неуязвим. Загорск это — Сергиевский Посад, расположенный у стен Лавры Великого Игумена Земли Русской, Преподобного Сергия Радонежского. Не показывает ли все это воочию, что Христос — великая Сила Божия в немощи человеческой совершающаяся? Вот почему так часто Церковь взывает: “Ты — моя крепость, Господи! Ты — моя сила! Ты — мой Бог! Ты — моя радость!” Вот почему Она вместе с пророком восклицает: “Слава Силе Твоей Господи!”

Как-то недавно я говорил Вам, что христианство не отрицает богатства, как такового, но осуждает тот духовный плен, в который оно захватывает человека. Так, в духовном плену у богатства был тот юноша, о котором мы слышали сегодня в Евангелии. Юноша был полон устремленности к жизни вечной, к жизни духа, по заветам Правды Божьей. Эта устремленность привела его и ко Христу. По-видимому, он во Христе прозревал тайну Неба, тайну Сына Божия. По крайней мере, он назвал Христа благим, а он ведь знал, что благ только один Бог. И несмотря на все это, юноша оказался не в состоянии сбросить с себя золотых цепей богатства, и последовать за Христом. Он ушел от Христа, сетуя на свое нравственное бессилие, ушел, замечает евангелист, со скорбью. Не будем бросать в юношу камнем осуждения. Он, ведь, сетует и скорбит. Быть может, настанет время, когда он вновь придет ко Христу, и на этот раз безвозвратно. “У Бога ведь, — сказал Христос, — все возможно.” Не будем судить юношу, но благоговейно остановим наше внимание на самом Христе в момент Его встречи с юношей. Христос — замечает евангелист Марк — увидел юношу, и сразу полюбил его. Да, можно полюбить человека сразу, отдав ему свое сердце. Христос полюбил юношу, а юноша этой благоуханной любви не почувствовал, и ушел от Христа, и у Христа одной раной стало больше в его сердце, полном всеобъемлющей и состраждущей любви. Тайна состраждущей любви, в сущности, непостижима. Тем более, в сущности непостижима тайна любви Христовой, любви состраждущей и людьми отвергнутой. Кто в силах уяснить себе всю скорбь этой любви? Лишь кровавые капли пота, струившиеся по лицу Христа в саду Гефсиманском, приоткрывают тайну Его внутренних страданий.

Каким жгучим укором для моей и твоей совести, друг мой и брат, должны быть эти капли крови! Как часто Христос с любовью звал нас к себе, Источнику любви и света! А мы этим призывам не внимали, или же, придя ко Христу, сейчас же от Него уходили, уходили не со скорбью, как богатый юноша, но с чувством тупого равнодушия, а иногда даже с презрением: “Из Назарета может ли что добро быть?!”

О если бы вот теперь, здесь в храме Божьем, при свете Слова Божия, мы с тобою, друг мой и брат, пересмотрели бы всю нашу жизнь до последней минуты! Сколько бы лжи, нравственной гнили мы нашли бы в себе, в своих переживаниях, чувствах, настроениях! Как при ослепительном блеске Слова Божией содрогнулось бы, и застонало бы наше внутреннее я! И неужели бы, еще было бы возможно для нас с тобой вступить, хотя бы, в преддверие жизни чистой, светлой, свободной от рабства страстям плотским и душевным? “Да, возможно — у Бога все возможно!” Нужно лишь всеми силами души восчувствовать весь ужас рабства, и всем существом предощутить всю радость свободы духа во Христе Иисусе.

Христос воскресил сына вдовы Наинской. Просто и кратко рассказывает об этом сегодня Евангелие. Безутешная скорбь вдовы-матери, потерявшей единственного сына. Состраждущая любовь к ней Христа-Человеколюбца. А над всем этим — непостижимое Величие Милосердия и Всемогущества Божия, приведшее в трепет всех свидетелей чуда. “Бог посетил народ Свой! “А что же сам воскресший?! Поднявшись, он сел и стал говорить. О чем? О тайнах загробного мира откуда он только что вернулся? Нет! Мы не знаем о чем говорил воскресший юноша, как не знаем и того, о чем говорили по своем воскресении дочь Иаира и Лазарь четверодневный. Евангелие вообще молчит о загробной жизни. Евангелие — слово жизни вечной. Оно обращает сердце человека не к будущему, не к смене настоящего будущим, но к вечному. Вечное, осуществляясь и в настоящем, и над будущим имея силу, оно — вне времени, оно — властвует над ним. Поэтому все домыслы о загробной жизни, навеянные большею частью иудейским богословием или религиозной фантазией, они идут мимо содержания Евангелия, и в Нем опоры себе не находят. И вот почему старый русский епископ, живший на покое, в Москве, в Донском монастыре, всю свою жизнь изучавший одно лишь Евангелие, перед смертью все время повторял слова Ап. Иоанна: “мы теперь дети Божии, но еще не открылось, что будем” (I Иоан. 3:2).

Та вечная жизнь, о которой благовествует Евангелие, это знание истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа, как об этом сказал сам Христос в Своей первосвященнической молитве (Иоан. 17:3). Но это знание не есть — отвлеченное, теоретическое знание. Это есть опытное познание Бога в любви, ибо “Бог любовь есть” (Иоан. 4:8). И “Если мы любим друг друга — говорит Ап. Иоанн — то Бог в нас пребывает. Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем” (I Иоан. 4:12-16).

Не для того ли был воскрешен сын вдовы Наинской, чтобы его юное сердце наполнилось этой божественной любовью к Богу, к жизни, к людям, и чтобы он, охваченный этой любовью, не за гробом, а именно здесь на земле почувствовал себя уже в царстве вечности? Состраждущей любовью Христа это чудо воскрешения совершилось, божественной любовью воскресшего юного сердца оно завершилось. “Бог — любовь есть!”

Придет время, когда люди перестанут праздновать начало Нового Года. Это будет тогда, когда остановится всякое движение в пространстве и времени, когда самого времени не будет, когда прекратится вообще жизнь на земле, и придет конец этому видимому миру.

С тех пор как наука признала неизбежность конца мира, философия, не облагодатствованная, но та, которую Апостол Павел называет философией по стихиям мира сего, эта философия зашла в тупик, и философская мысль бьется в бессильных потугах вырваться из этого тупика. Если наш мир должен погибнуть, то к чему же вся эта жизнь со всеми ее запросами, чаяниями, достижениями? Пред трагичностью этого вопроса нестерпимо фальшиво звучат утверждения оптимистов: “живи, как живется, а что будет потом, это не важно! “Трагичности вопроса не разрешают и пессимисты с их древне-библейским: “суета сует и всяческая суета! “Эту трагичность обостряют до невыносимости мук Иова те из философов, которые вслед за древним трагиком Еврипидом на разные лады повторяют: “Кто знает, может быть жить — это значит умереть, а умереть — жить?!”

Бодренным сердцем и трезвенной мыслью, молитвенно, желаю вам, други-братья, пережить Новый Год нашей жизни. Начало этого года окутано такою тьмою ночи, что невольно вместе с пророком спрашиваешь: “Сторож, сторож, сколько ночи?” В ответ слышишь: “Приближается утро, но все еще ночь!”

Так антихристианский дух беззакония проникает в среду тех, которые Христа называют своим Господом.

Воплощением этого духа является та могучая, организованная сила, которая всем: наукой, искусством, культурой, политикой, затемняет в человеке Образ Божий, разрушает в человеческом сердце Царство Богосыновней Свободы, искореняет в нем благодатное чувство Христовой Любви.

Идет вековая борьба за человеческую душу. Каков исход этой борьбы? Дерзаю ответить словами Господа Иисуса: “Не бойся малое стадо! Мужайся — Я победил мир! “

Чтобы понять жизнь, чтобы разгадать тайну смерти, нужно принять в свое сердце Живого Христа. Тогда, при свете Христова учения, станет ясно, что жизнь — это самоотречение до смерти, а смерть — воскресение в любви. И душа человека наполнится тем желанием, которое звенело в сердце великого Павла — “Имею желание разрешиться, и быть со Христом.” И когда настанет день этого разрешения, человек, вместе с Симеоном Богоприимцем, умиренно и смиренно скажет: “Ныне отпускаешь раба Твоего.”

Кресту Твоему покланяемся Владыко! Три креста было на Голгофе. На одном был распят Царь милости — Христос; на другом — разбойник, эту милость восприявший; на третьем — разбойник, эту милость отвергший. А кругом стояла толпа, злобно издевавшаяся над распятым Человеколюбцем. Вместе с толпой Христа злословили — и распятые с Ним разбойники. Как объяснить эту жестокость в распятых среди их предсмертных мук?

Друг мой и брат, страдающий брат! В своем страдании, в своем горе не замыкай своего сердца от направленных на тебя лучей любви, откуда бы эти лучи ни шли, хотя бы от ласковой улыбки малого дитяти, и на любовь ответь любовью. Не забудь, что лишь дьявол никого не любит, и потому вечно страдает.

Три креста было на Голгофе. Один из них взял себе в удел дьявол. И этот крест стал символом страданий дьявольской гордыни, символом замкнувшегося в себе эгоизма, страданий вечных, неизбывных. Второй крест — Крест Христов, — символ всепрощающей, всеобъемлющей Божественной Любви. А третий крест, крест благоразумного разбойника, это — символ нашей земной, человеческой, кающейся и страдающей любви, без слов понятной каждому, кто любит и страдает, и кто эту любовь озаряет благодатным светом Животворящего Креста.

В день нашего праздника в честь Иконы Богоматери остановим наше внимание на Евангельском Образе Пресвятой Девы, не в благолепии Ее иконного Лика, но в живом обрамлении Ея действительной, земной жизни.

Зрелым мужем начинает Иисус Свое служение людям. Он оставляет Назарет, оставляет Марию, и, ходя по Палестине, не имеет где главу подклонить. Чужие женщины за Ним следуют, Ему служат. С Марией Он встречается лишь, когда бывает в Галилее. Когда Ему галилеяне говорят: “вот здесь мать Твоя, Твои братья!” Христос отвечает: “Кто творит Волю Божью, тот Мне брат, сестра, мать! “А когда одна женщина из народа. слушавшая Его проповедь, однажды воскликнула “блаженно чрево, носившее Тебя и сосцы, которыми Ты питался,” Иисус ей заметил: “блаженны слышащие Слово Божие? и хранящие Его!” Мария все это слышит, чувствует, переживает, и все слагает в сердце Своем. Здесь же в Галилее, в городе Кане, на браке Христос, по просьбе Марии, творит Свое первое чудо, и при этом Ей говорит: “что Мне и Тебе, жено? час Мой еще не пришел,” т. е. “Помилуй Меня, жено! Прося у Меня чуда, Ты, Сама того не зная, приближаешь час Моей смерти.” Неизвестно, поняла ли Мария на этот раз слова Своего Сына.

Но вот и страшная Голгофа! Иисус, видя Мать Свою и ученика, которого любил, говорит Матери: “Жено, се Сын Твой,” потом говорит ученику: “се Мати Твоя.” Не земное Сыновнее попечение о Матери проявил Распятый в этот завершительный момент Своего Спасительного Дела. Нет, в этот момент на Голгофе произошло, други братья, произошло нечто неизмеримо более великое, глубокое, знаменательное по своему значению, по своему смыслу. В этот миг, поистине, оружие прошло душу Марии. Проявляя все величие Своего духа, Мария вырвала из Своего сердца Свою природно-естественную материнскую любовь к Иисусу, отреклась от Него, как от Своего Сына, во имя новых, духовных отношений к Нему, как к Своему Богу. В этот миг, впервые в истории человечества, в человеческом сердце, а именно в вечно женственном сердце Матери Девы загорелся свет той вечной божественно-духовной жизни, которую Христос пришел дать людям.

Други братья! Для того, кто свою земную, естественно-природную любовь к жизни и к людям стремится претворить в любовь духовную, кто воспринимает любовь — не как порыв чувства, затемняющий порой разум, но как самое разумное, самое светлое состояние человеческого духа, для того на Голгофе — Дева Мария стала Матерью Света! “Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!”

Сегодня Церковь вспоминает Св. Пророка Илию, который из всех ветхозаветных пророков особенно полюбился христианскому миру. Вот в немногих словах его библейский облик. Илия, он весь — огонь; он весь пламя. Илия говорил, и люди стояли перед ним, как пораженные громом. Он угрожал, и цари и тираны трепетали перед ним, бледные, и немые. Он негодовал. и его негодование обращалось в пылающее пламя, истреблявшее всех приспешников зла, лжи и порока. Он повелевал, и по его слову меч и огонь объединялись в борьбе за Божию Правду.

Прошли века. Многое изменилось в истории еврейского народа. Изменились и пророки. В их сознании, сквозь облик национального Иеговы, все яснее и яснее просвечивает образ Единого Бога, Творца и Отца всех людей и всех народов. Пророки уже говорят о грядущей вечной радости Мессианского Царства, подчеркивая его внутренний духовно-нравственный характер. Они говорят об обрезании сердца, т. е. о перемене всего внутреннего настроения, как о необходимом условии вступления в это Царство. Пророки ценят не внешнее исполнение закона и обряда, но внутреннюю настроенность сердца; они учат о любви к добру и о ненависти к злу; они возвышаются, даже, до мысли, что познать Бога — это значит полюбить Его.

Прошли еще века, и за четыреста лет до Христа пророки умолкли. На великом Моисеевом седалище воссели книжники и фарисеи. Своими правилами и предписаниями они, как цепями, оковали религиозную жизнь народа. Но религиозная жизнь, как свободное творчество человеческого духа, из этих цепей стала рваться, и религиозное настроение народа ко времени Христа стало крайне напряженным. На основе этой напряженности стали развиваться в народных массах душевные заболевания. Простые люди готовы были верить в чудеса Христа, но вожди народа им внушали, что Христос творит чудеса силою бесовской. Это внушение болезненно действовало на психику народа, и доводило в нем душевные заболевания до беснований. Вот почему Христос так часто и так много исцелял бесноватых, среди которых был и тот, о котором вы слышали в Евангелии сегодня.

Говорят, теперь, в двадцатом веке, нет бесноватых. Нет, их много, слишком много среди нас: вся жизнь наша стала царством беснующихся. В наше страшное время, нам, конечно, нужны пророки, которые бы дерзновенно стояли на божественной страже святых идеалов Правды Христовой, которые бы обличали, угрожали, повелевали. Нам нужны пророки! Но еще нужнее нам целители, которые целили бы наши духовные немощи молитвою и постом, но не как внешним исполнением закона и обряда, но как внутренним свободным подвигом духа, веры и состраждущей любви. Нам нужны целители, которые бы из своих милующих и состраждущих сердец изливали бы на нас, на нашу землю, на весь мир Божий всеисцеляющую благодать Божию.

Любовь — не исполнение долга или заповеди! Любовь творчество, вдохновение! Такова любовь в своем начальном истоке. Но когда она входит в русло жизни, когда она вливается в поток времени, она становится, если она чистая и глубокая, становится подвигом; она становится и игом, пусть благим и радостным, но все же игом; она становится и бременем, пусть легким и светлым, но все же бременем! И это потому, что ведь и сама-то жизнь — не забава, не шутка, не наслаждение! Ведь и сама то жизнь — подвиг, да еще какой подвиг! Ведь и сама-то жизнь — очень часто, почти всегда страдание, да еще какое страдание, кровавое, огненное! В огне страданий и зарождается творчество, вдохновение той любви состраждущей, которая помогает людям жить, жить страдая, веря и любя.

“Не оставайтесь должниками никому и ничем, кроме взаимной любви” (Рим. 13:8) говорит ап. Павел, ярко объясняя смысл сегодняшней Евангельской притчи о должнике немилосердном. Пусть же в наши дни, когда у всех столько горя и личного и общего, пусть же, по молитвам св. Пантелеймона, чувство взаимной состраждущей друг ко другу любви станет жизнью нашего сердца; пусть оно — это наше грешное сердце — до краев наполнится жалостью взаимного сострадания, и любовью великого утешения!

Жизнь, как таковая, — неизбежный путь к Богу. Кто живет, тот не может не думать о Боге, и так или иначе служить Ему. Жизнь — это талант, который дан Богом. Долг каждого из нас — этот талант в себе удвоить, удвоить путем прироста своей собственной личности. Подобно тому как живая сила организма не творит себе пропитания, а лишь усваивает его себе, так и человек не создаст себе прироста своей личности. Ему это не дано, у него нет сил на это, но он достигает этого прироста через приятие в себя личности другого. Любовь, дружба — вот та сила, посредством которой каждый обогащает и растит себя, впитывая в себя жизнь друга. Отдавая себя и свое в чувстве любви, в чувстве дружбы, человек укореняет себя в жизни другого, и таким образом удваивает свое бытие.” Имеющий друга, говорит Златоуст, — имеет другого себя.” Удвоение себя — и есть “верность в малом.” И верного раба ждет приобщение Божественному всеблаженству; негодный же раб, не обосновавший в другом своей личности, но зарывший ее в бесплодную землю самости и эгоизма, извергнется от радости Господа своего.

Укореняя себя в дружбе, в любви к ближнему, человек становится другом самого Господа. “Вы — други моя,” сказал Христос, расставаясь с учениками. Вот почему, вторя этим словам Господа, Церковь за Богослужением во вторник на Страстной Неделе взывает: “Се, тебе талант Владыка вверяет, душе моя, страхом прими дар, и стяжи друга Господа.”

Когда вглядываешься, когда вдумываешься в нравственное состояние каждого из нас, то невольно сопоставляешь его с состоянием того впавшего в разбойники человека, о котором Христос говорил в притче о милосердном самарянине. И это не потому только, что мы живем в такое страшное, я бы сказал, разбойное время, но и потому вообще, что мы все — дети той эпохи, которая уже давно, много веков тому назад, на своем знамени написала: “будем же, наконец, свободны! довольно с нас нравственного ига этого Иисуса из Назарета!” Порою эти слова светят на знамени тускло, почти неприметно, но порой они ярко вспыхивают своим адским, кроваво-красным блеском, и тогда, как например, в наше время, человек становится по отношению к человеку поистине разбойником. Едва ли не главным орудием в этом взаимном разбое является ложь.

Ложь, по природе своей, по своему происхождению это — похоть духа зла, духа безумия, духа небытия, дьявола. И вот это-то исчадие ада окутывает собой нас с первых дней нашей сознательной жизни вплоть до гробовой доски. И человек лжет всегда, везде, всюду. Он лжет в детстве, в юности, в зрелом возрасте, в старости. Он лжет в семье, в школе, в жизни общественной, государственной, и даже в церковной. Он лжет в науке, в искусстве, даже в таком чутком к истине, как музыка. Человек лжет в своих мыслях, чувствах, желаниях. Он лжет, страшно сказать, даже в своих религиозных устремлениях и переживаниях, лжет перед собой, пред людьми и пред Богом.

Солгать во время, в меру считают, даже, признаком уменья жить, признаком ума, воспитания, такта. А того не чувствуют, что человек своей ложью нравственно ранит себя, свою совесть, порою совсем убивает в себе жизнь своего внутреннего Я, и эта жизнь становится в нем каким-то омертвевшим конгломератом, какой-то безжизненной массой бесплодных дум, чувств, настроений. А того не чувствуют, что человек своей ложью нравственно убивает не только себя, но того, кому лжет, убивая в своем ближнем чувства любви, дружбы, привязанности, преданности, уважения, т. е. те чувства, которыми только и красна и ценна жизнь людей — в их взаимных отношениях друг к другу. Так лжец становится — и самоубийцей, и убийцей одновременно. Поистине он становится сыном диавола, как и сказал людям Христос: “Вы — дети отца вашего диавола; он человекоубийца был искони, потому что он — ложь и отец лжи.”

Друг мой и брат! Борись с ложью в самом себе, борись, воспитывая в себе трезвенность и честность мысли, трезвенность и чистоту сердца, трезвенность и целомудренность желаний; борись с ложью в твоем друге — брате, борись словом обличения и укора, но согретым всем теплом и всей лаской твоего любящего и всепрощающего сердца. Молитвенно призывай на себя и на него всеисцеляющую благодать Того Иисуса из Назарета, Который в притче уподобил Себя милосердному самарянину. Тогда затеплится в нас богозарный светоч жизни духа, и наше Я облачится в боготканные одежды правды, чистоты и красоты. Закончу свое слово словами из вечернего канона Сладчайшему Иисусу: “Впад, о Иисусе, в душетленные разбойники, обнажихся боготканныя одежды, и лежу ранами уязвлен! Христе мой! елей возлей на мя и вино! “

“Будете — как боги,” прошептал в раю диавол-искуситель, и этот его шепот, он прозвучал на весь мир, на всю историю человечества. Он усыпил нравственное сознание человека, отравил его душу ядом гордыни, самовожделения, богоборчества. Человек возлюбил себя больше, чем Бога, поклонился себе, как Богу, но, поклонившись себе, как Богу, человек почувствовал, что он все же не Бог, и это наполнило его злостью и раздражением. Злость, раздражение стали основным тоном всех его переживаний. В припадке злости, первый рожденный на земле человек, Каин, убил брата Авеля, и в каком то богоборческом исступлении воскликнул: “разве я сторож моему брату? “Дикой злобой, свирепым высокомерием дышит составленная его правнуком Лемехом, едва ли не первая в истории человечества военно-революционная песня: “внимайте словам моим, жены Ламеховы, слушайте: я убил мужа в язву себе, и отрока в рану. Но если за Каина отмстится всемеро — то за Ламеха в семьдесят раз всемеро!”

“Будете — как боги! “Этот шепот диавольский, он звучит до сих пор в шуме и громе войн, мятежей, революций. Вот почему так мрачен, так страшен загадочный лик мировой истории. Исконная борьба зла е добром, тьмы с светом, сатаны с Богом — вот что составляет ее глубокую нравственную основу. И перед нравственным сознанием веры встает во всей своей силе вопрос роковой, страшный: истекающее кровью в этой борьбе человечество, на путях своей исторической жизни, устремится ли оно ко Христу, коснется ли оно края Его Ризы, чтобы нравственно исцелиться и духовно возродиться?

Один большой русский поэт, умученный большевистской революцией, незадолго до смерти сказал: “Я не понимаю, как человек, переживший революцию, может еще искать Бога! Чего Его искать, когда мы настигнуты Им, когда Он Сам нашел нас?” И вот пред нравственным сознанием встает вопрос, в сущности тождественный с первым: Русский народ, быть может, более всех других народов мира за эту четверть века обескровленный, в состоянии ли он почувствовать всю релпгиозно-жизненную, вещую правду этих слов своего поэта-пророка? Способен ли он почувствовать, что по всему безбрежному простору земли нашей, по веем тропам и тропинкам нашей исторической жизни незримо ходит Христос, призывая к Себе всех страдающих, всех изнемогающих, всех истекающих слезами и кровью?

Будем молиться о том, чтобы народ наш и все вообще человечество, испепелив в себе огнем теперешних страданий всю богоборческую гордыню, испепелив ее в себе до тла, устремились бы ко Христу, но не для того, чтобы свести христианство в низину своих земных, человеческих страстей и вожделений, а напротив, чтобы свою природно-историческую жизнь поднять над землею, и органически ввести ее в религиозную стихию, помня Слова Иисуса Христа: “Ищите прежде всего Царства Божия и Правды Его! “Тогда не диавол-искуситель, но, по пророчеству псалмопевца, повторенному Христом, Сам Бог скажет людям: “Вы — боги, сыны Всевышнего — все!” (Пс. 81:6 ст. Иоан. 10:34).