Предлагаемый материал представляет собой выжимку из работ известных врачей, психологов, философов, священников. Автор совмещает пастырский и психиатрический взгляды на природу душевных болезней человека, причины которых могут быть сокрыты как в духовной сфере (демоническое воздействие на душу), так и в области патологии психики. Интересен один из выводов, сделанных автором относительно того, что психическая патология - это запущенная форма страстей.

В книге указаны поводы, по которым духовник может рекомендовать пасомым обратиться к медицинской помощи.

"К достоинствам работы можно отнести и то, что после подробного описания каждого типа душевно-духовных болезней пастырю предлагаются рекомендации, как вести себя в каждом конкретном случае, учитывая то или иное отклонение в психике пасомого.

Книга должна способствовать излечению многих душевных и духовных недугов, имеющих патологическую и духовную природу, и привести к оздоровлению психологической атмосферы приходской жизни." Протоиерей Артемий Владимиров.

"Священник должен быть не только чист, но и весьма благоразумен и опытен во многом, знать все житейское не менее обращающихся в мире и быть свободным от всего более монахов, живущих в горах... должен быть многосторонним; говорю - многосторонним, но не лукавым, не льстецом, не лицемером, но исполненным великой свободы и смелости." Святитель Иоанн Златоуст

"Истинного пастыря укажет любовь; ибо из любви предал Себя на распятие Великий Пастырь." Преподобный Иоанн Лествичник

Предлагаемая работа составлена по материалам разных источников и написана из опыта пастырской работы с психологическими проблемами прихожан и других людей, приходящих за душевной поддержкой и духовной помощью. Записанные мысли, наблюдения, выводы представляют различные варианты решений некоторых пастырских и общехристианских вопросов современного душепопечения. Надеюсь, что она поможет как священникам, так и православным врачам-психотерапевтам найти точки соприкосновения, соединительные мостики между православно-аскетическим и психотерапевтическим подходами в помощи нуждающимся в этом людям.

Сложно предугадать все возможные возражения и замечания в адрес как общего подхода к проблеме пастырской психотерапии, так и отдельных суждений, высказанных в книге. Однако о наиболее типичных, имевших место при обсуждении материала в процессе его подготовки к изданию, следует упомянуть.

В предлагаемой работе анализ душевных болезней, особенностей греховных проявлений характера и других психологических проблем проводится интегрированно. В процессе многолетней работы с людьми, имеющими эти проблемы, у автора книги возникло убеждение относительно необходимости не смешивать психические проблемы с религиозными, т.е. душевные патологии с духовными вопросами, при этом не отрицая их тесной взаимосвязи. Смешение этих проблем, или же полная подмена одного другим, делают невозможным их правильное и исчерпывающее решение.

Развитие и все большее усложнение современной жизни требует расширения и обогащения имеющихся в этой области знаний новыми данными, подобно тому, как требуют постоянного подновления такие богословские дисциплины как литургика (в связи с необходимостью составления служб новопрославленным святым, новых богослужебных последований, к примеру, возникший недавно "Чин освящение колесницы" - автомобиля), сектоведение (в связи с возникновением новых сект и ересей), агиография (в связи с необходимостью богословского осмысления жизнеописаний новых угодников Божиих) и др.

В процессе подготовки материала к изданию, со стороны некоторых православных пастырей неоднократно приходилось слышать мнение, что психологический подход "недуховен" и для Православия неприемлем. В этом утверждении есть доля правды, ибо "психологический" буквально означает "душевный." Христианство раскрывает человеку мир духовный и те законы взаимодействия с миром душевным, от исполнения которых зависит возможность обретения полноценной жизни во Христе. Изучением душевного мира человека, поиском средств и механизмов в душевном для обретения духовного занимается аскетика - святоотеческое учение о борьбе со страстями и сохранении себя в добродетелях. Эта область, по определению святителя Феофана, является внутренней областью человеческой души. Изучение внешней области души человека занимается психология, в которой можно выделить два направления: святоотеческое и светское.

Схимонах Илларион в своей книге "На горах Кавказа," посвященной Иисусовой молитве, говорит об одном из основных положений православной аскетики: "Как известно, нет ничего столь полезного для человека, как познать самого себя. Познавший себя, познал Бога."

И далее, отвечая на вопрос ученика, он говорит о значении и месте психологической науки в деле духовного становления человека:

Психология как наука занята изучением психического, т.е. душевного мира человека, изучением различных механизмов взаимодействия тех или иных душевных проявлений. Прослеженные сегодня в психологии законы греховных проявлений человеческой природы подтверждают языком современной науки то, что было сказано святыми Отцами из глубокого и многолетнего опыта самопознания.

Психологическими знаниями можно воспользоваться и в пастырском делании, но непременно преломив их через призму православной антропологии, т.е. учитывая реальность существования духовного уровня, находящегося в тесном взаимодействии с душевным, но вне досягаемости светской психологии и психотерапии.

Гораздо сложнее говорить о поднимаемых в книге вопросах с некоторыми православными психиатрами, которые после своего обращения в Православие, с неофитской пылкостью вовсе отвергли свой профессиональный опыт, сведя свои консультации к обвинению больного в "забытых грехах" и направлению его на исповедь или "отчитку." К сожалению, именно к таким горе-неофитам современные пастыри, будучи уверенными в их "церковности," направляют на лечение тех своих духовных чад, с проблемами которых не могут справиться.

Поскольку работа предназначена в основном для священников и воцерковленных людей, знакомых с основами христианской антропологии, в ней предлагается взгляд на проблему с менее знакомой им психотерапевтической точки зрения. Предполагается, что рассмотрение различных состояний человека не просто в качестве столь привычных для верующего человека понятий "страсть," - "грех," но и в плане психической патологии, может подтолкнуть человека к более активной борьбе за свое душевное (в самом широком смысле) здоровье.

В конце работы приводится список использованной мною литературы, работая с которой, вдумчивый священник может расширить границы своих знаний в вышеперечисленных областях, учитывая необходимость соотнесения прочитанного с основными положениями святоотеческой антропологии.

По мнению множества древних и современных духовников, большинство психических заболеваний, в особенности невротического плана, происходят от неумения управлять своими желаниями и страстями. Современная психотерапия на основе научных исследований подтверждает эти слова, сказанные из глубокого опыта знания человеческой души.

Действительно, современный мир переполнен людьми с теми или иными отклонениями психического здоровья.

Традиционно роль целителей болезней человеческой души Православие отводило старцам, духовникам. А лучшими местами для самопознания и проработки внутренних затруднений, мешающих полноценной духовной и душевной жизни, издревле считались монастыри.

Монастыри были на Руси также и первыми обителями врачевания, вплоть до XVIII века.

Несмотря на то, что первоначально господствовало религиозно-мистическое понимание всех психопатологических проявлений, психические болезни рассматривались как результат воздействия дьявола на душу человека или результат первородного греха; уже в те далекие времена наблюдается дифференцированный подход опытных духовников к психическим больным.

Старчество обладало богатым потенциалом знаний не только о спасении души, но и о ее лечении. Старцы интуитивно, при содействии благодати Божией, прозревали человеческую душу и благодатным воздействием своего слова исцеляли, восстанавливали ее в душевно цельное состояние. Вот где берет начало логотерапия, - лечение словом, произнесенным с любовью, пониманием, состраданием!

Не отрицая медицину и не препятствуя ее развитию, Церковь, со своей стороны, воспитывала христианское отношение к болезни, которое наделяло людей силами для перенесения страданий.

Однако, исходя из Евангельского принципа, она предлагала искать прежде всего Царства Небесного, а все остальное, по слову Спасителя мира, прилагалось само собой. Любой человек мог обратиться к Таинствам Исповеди, Причастия и Соборования, каждый мог прибегнуть к молитвам и молебнам о здравии как своем собственном, так и любого другого человека. В исключительных случаях, когда в ходе болезни явным образом проявлялось влияние сил демонических, использовались так называемые заклинательные молитвы.

Особое отношение проявлялось к людям, которые страдали душевными болезнями. В монастырях оказывалась действенная, практическая помощь тем, кого сейчас именуют душевнобольными. Зная о прямой зависимости душевного и телесного здоровья человека от нравственных принципов устроения душевной жизни, основанных на Евангельских заповедях, старцы и духовники могли оказать действенную психотерапевтическую помощь приходящим к ним за советом и благословением людям, которых в современной медицинской терминологии принято называть "невротиками," "социопатами," "акцентуированными личностями" и т.д. Совершенно естественно, что душевным попечением занимались те, кто главной своей заботой считали здоровье души и располагали уникальными знаниями о самой душе, о том, как посредством грехов и страстных проявлений, она лишается психического равновесия и даже физического здоровья, о том, как этим грехам противостоять.

Замечательная традиция подлинного духовно-душевного врачевания проявлялась как священническая и монашеская помощь нуждающимся, страдающим, больным людям, или просто тем, кто не справился, психически надломился в борьбе с непростыми жизненными обстоятельствами.

В начале нашего века традиция старческого и пастырского душепопечения была жестоко оборвана. Сегодня, несмотря на возрождение монастырей, открытие новых храмов, православные христиане испытывают острую потребность в опытном духовничестве и душевном врачевании. Опытном, в смысле видения человеческой души на самой ее глубине, с благоговейным, трепетным, нешаблонным и не-директивным отношением к ее индивидуальности и неповторимости.

*** *** ***

Каждый воцерковляющийся человек со временем подходит к такому пределу, такой черте, переступив которую понимает, что его душа серьезно больна. Высвечивается эта болезненность благодаря действию страшных сопротивлений, встречающихся в греховной природе человека на его пути ко Христу. Эта болезнь - болезнь собственно греховной природы каждого человека, естественна для всех.

Но, кроме этого проявления болезненности, в Церковь приходит множество людей, душевное состояние которых можно охарактеризовать как душевную болезнь и с медицинской точки зрения.

В сознании многих из них, именно Церковь должна стать чем-то вроде постоянно действующего реабилитационного общественного института для душевнобольных людей. Люди ожидают от служителей Церкви психотерапевтической помощи, обращаются к священникам с вопросами, которые находятся в компетенции психиатра или психотерапевта. Главный врач одного из самых больших психодиспансеров Ивановской области в беседе с одним священником воскликнул: "Слава Богу, что открылось так много храмов, а то бы мы захлебнулись в потоке больных!"

В старческом окормлении присутствовал элемент благодатного, сверхъестественного воздействия и понимания человеческих проблем с духовной, т.е. наивысшей точки зрения. Большинство же современных священников благодатным ведением и видением человека, увы, не обладают. Пастырю имеющему здравое, а значит смиренное воззрение на себя, не помешал бы определенный уровень профессиональных знаний.

Православный человек в недоуменных случаях обращается к святоотеческому опыту. Святые Отцы не отвергали опыт ученых мужей мира сего, но умело применяли позаимствованные из различных источников знания в пастырской деятельности. Например, Святители Василий Великий и Григорий Богослов умело использовали философские достижения античной культуры в своих трудах. Святитель Иоанн Златоуст применял ораторские принципы, почерпнутые в лучших светских школах Византии, в своих бессмертных проповедях. Авва Дорофей, бесценными Поучениями которого вполне можно руководствоваться как учебником по православной психологии,

Об избирательности использования знаний из светских источников, ссылаясь на святых отцов, упоминает епископ Варнава (Беляев).

Слова святителя Феофана Затворника могут разрешить сомнения людей, имеющих светское образования, изучающих светские науки, и, возможно, на каком-то этапе смутившихся их "ненужностью" или "неполезностью" в деле спасения:

Сегодня, как нам думается, возникла не только возможность, но и необходимость в объединении усилий и знаний священника, с одной стороны, и врача-психиатра - с другой, в объединении святоотеческого понимания человека и болезней его души с психиатрическим знанием симптоматики, возможностей психотерапии и психофармакологии, знаниями экзистенциального анализа, гештальт-терапии, Роджерианского подхода, метода Милтона Эриксона, НЛП, семейного консультирования, групповой терапии и других психотерапевтических подходов.

Основание для возникновения и развития Пастырской Психологии как научно-богословского направления положил Святитель Феофан Затворник, которого по праву можно считать Небесным Покровителем этой дисциплины. В предисловии к своей книге "Начертание христианского нравоучения" он пишет:

В этой работе собрано все, что оказалось полезным по исследуемому вопросу из светских источников, в сопоставлении со святоотеческим учением о человеке, с учетом реальной нужды современного церковного общества в решении целого ряда психологических проблем.

Хочется надеяться, что предлагаемые начальные психотерапевтические знания и навыки окажутся вполне полезны тем, что помогут подвести заблудившегося в лабиринтах душевной болезни (о значении этого термина - ниже) человека к своему цельному "Я," укрепить в начале узкого пути восхождения к Богу.

В православной аскетике понимание душевной болезни значительно шире, чем в классических направлениях психологии. Говоря о "душевной болезни," аскетика имеет в виду не только ярко выраженные психопатологии, акцентуации характера, пограничные состояния, разные формы психопатий и неврозов, но и безнравственные состояния ума и сердца человека, волевую неспособность стояния в добре. Церковь в своих молитвословиях довольно часто обращается ко Христу, Богоматери, святым с просьбой об исцелении от "душевных немощей," "болезней души" и т.п., подразумевая весь вышеперечисленный спектр отклонений, уводящих нас от полноты душевного и духовного здоровья, обретаемого в серьезной работе над собой. Исцелением же в православном понимании является восстановление целостности трех разобщенных частей человеческого существа: духа, души и тела.

В большинстве случаев в душевной болезни имеют место как интеллектуальные, моральные, соматические факторы, так и внешние демонические силы, имеющие доступ к человеку посредством эмоциональной и страстной природы человека. Пастырю необходимо, хотя бы приблизительно, выявить соотношение первого и второго, чтобы определить меру церковно-благодатного и психотерапевтического воздействия при попечении о душевнобольном человеке.

До наступления этапа серьезного духовного становления личности желательно обратить внимание на состояние ее душевного здоровья. Жизнь духовная вряд ли может быть выстроена на хрупком основании душевной болезни. И здесь очень важно, по мнению митрополита Антония Сурожского, различение духовного и душевного в человеке.

Православные психологи М.Медведев и Т.Калашникова также считают, что

К сожалению, в современном мире "духовность" - одно из наиболее размытых понятий. Каждый вкладывает в него то, что считает таковым в силу своего воспитания, образования, или семейных традиций. И поэтому весьма радует, что среди психологов в значительной мере наметилась тенденция к традиционному пониманию этого термина.

В Священном Писании Ветхого Завета существует заповедь относительно необходимости обращения к врачу:

Итак, рассмотрим особенности нарушений психической жизни человека в медицинском и пастырском аспектах.

И далее он пишет:

О важности совмещения в проблеме человека подходов религиозного и психотерапевтического свидетельствует не только архимандрит Киприан, но и классики различных психотерапевтических школ. Австрийский психоаналитик Виктор Франкл считает:

Психология и психотерапия как научные дисциплины в последнее время достигли многого в диагностике и описании психических заболеваний, их классификации и методологии лечения. Но не обогащенная христианским знанием о душе, Боге, вечном предназначении человека, она во многих случаях довольно упрощенно трактует сложнейшие экзистенциальные проблемы. В современном обществе, оторванном от религиозных питающих корней, к сожалению, психотерапевт во многом заменил священника. Это случается вследствие того, что реализация потребности в душевном комфорте, душевном здоровье может стать конечной целью внутренних исканий человека, психологически объяснив неразрешимые с точки зрения психологии проблемы: больную Совесть, духовную жажду Горнего, поиск встречи и общения с Небесным Отцом.

Однако, митрополит Антоний Сурожский считает, что при правильном подходе, психотерапия, психоанализ могут в определенной мере подвести его к решению проблем духовных:

Православный человек, осознав то, что он заболел психически, может воспользоваться возможностью исцеления от душевных болезней и затруднений, не гнушаясь обращения к психологу или психотерапевту, в той же мере, в какой не гнушается каждый из нас прибегать к другим медицинским средствам лечения своих заболеваний.

С прискорбием приходится признать, что на Западе, а не в России, имевшей многовековые традиции церковного душепопечения, в психологической науке был сделан первый сдвиг в преодолении грубо-материалистического взгляда на природу человека. Многие современные психологические и психотерапевтические школы за рубежом учитывают реальность духовного в структуре человека, относясь к этой области человеческой природы с осознанием ее как неприкосновенной со стороны психолога. Они считают, что работа с этим уровнем является прерогативой не психологии, а религии. Известный американский психолог Норман Пил, констатируя тот факт, что многие религиозные учреждения считают в своей работе необходимой помощь психиатров, пишет:

Профессор Д. Е. Мелехов также считает, что опытным пастырям в случаях оказания помощи душевнобольному человеку желательно поступать с благоразумным рассуждением в каждом конкретном случае. Одним они могут сказать: "Тебе нужно идти к врачу," а другим: "Тебе у врачей делать нечего." Чаще всего наиболее правильным подходом является сочетание пастырского и врачебного содействий.

Считаем необходимым указать на знания, необходимые современному психологу, психиатру, психотерапевту, которым все чаще приходится встречаться с пациентами, имеющими религиозные убеждения.

Классик психиатрии С. С. Корсаков в 1901 году писал, что каждому психически здоровому человеку присуще религиозное чувство. Религиозная потребность - это искание и неутолимая жажда Абсолютного, Вечного и Безусловного, искание Высшего Смысла.

Однако, возможно, что в процессе знакомства и общения врач встретится с причудливым сочетанием религиозных терминов и идей, порожденных шизофреническим бредом, лишенных последовательности в описании своих состояний и проблем. Профессор Д. Е. Мелехов считает, что

К сожалению, у большинства из современных людей, при произнесении слова "психиатрия," в сознании возникает предубеждение, не лишенное оснований.

Доктор психологических наук Т. А. Флоренская отмечает, что

Однако, значительное число современных психотерапевтических школ, в особенности, гуманистического и экзистенциального направлений, не приемлет такой грубо-материалистический взгляд на человека, как существо только биологическое и психическое. Все ярче проявляется значение духовной сферы человека как сердцевины его жизни.

Основатель логотерапии Виктор Франкл, в те времена, когда фрейдовский психоанализ занимал одно из господствующих мест в психологической науке, напомнил психологам и психотерапевтам, что конечное разрешение психологических проблем человека невозможно вне осознания его отношений с Господом:

Такого же мнения придерживается Президент Ассоциации гуманистической психологии, профессор Сэйбуркского университета Джеймс Бьюдженталь, автор замечательных книг по психотерапии, отражающих реальный опыт встреч с людьми. В "Науке быть живым" он пишет о возможностях, приоткрываемых процессом самопознания и внутренней работы по расчистке пути к духовному плану человеческого бытия:

Выдающийся американский психолог и психотерапевт Ролло Мей (1909-1994), классик экзистенциально-гуманистической психологии считает, что прежде чем начать работу с человеком, психотерапевт должен составить для себя портрет его личности, состоящий из четырех слагаемых: свобода, индивидуальность, социальная интегрированность и глубина религиозности.

Психотерапевты этого направления в своей работе с проблемами пациентов используют таблицу логических уровней, работа над которыми приводит человека к более глубокому пониманию себя и своего места в этом мире.

Возможно, вышеуказанные авторы не принадлежали к Православной Церкви. Однако в данном случае для нас важен не столько факт их конфессиональной принадлежности, сколько опровержение мифа о психологии и психотерапии как науках атеистических или богоборческих устами авторитетнейших представителей этих дисциплин.

Христианин, дерзающий искать ответы на вопросы душевных затруднений в психологической науке, может задать себе вполне уместный вопрос: как христианская психология должна относиться к знаниям о человеке, добытым нехристианской психологией? Что в этом знании истинно, что - ложно?

Православный автор, кандидат психологических наук Ф. Е. Василюк отвечает на этот вопрос:

*** *** ***

С другой стороны, попытка навязать религиозные ценности и верования под видом психотерапевтической помощи, воспользовавшись ослабленным болезнью состоянием человека ("Вам поможет только исповедь и причастие!" "Пока Вы не примете крещение, я не буду Вас лечить!" "Вам нужно прежде всего сходить на отчитку!"), является нарушением врачебной этики. Человек должен сам, сознательно прийти к Богу, Церкви, таинствам. Подобное подталкивание со стороны врача может стать профанацией сути христианства. Бог является только конечной целью всех устремлений человека, но не средством к достижению физического или психического здоровья.

Однако православный врач самим фактом своего внимательного, чуткого человеческого участия в жизни больного может обратить его к Богу. После оказания помощи в решении первичных психологических проблем, в случае, если причина затруднения касается духовной сферы, психотерапевт может направить его в церковь, к опытному священнику.

И здесь перед последним стоит трудная задача: отличить ту часть проблемы, которая носит медицинский характер от той части, которая нуждается в религиозной помощи: обретению ценностного мира Православия.

Психиатрия - одна из сложнейших дисциплин. Недаром она изучается на последнем курсе медицинского института. Однако начальную посильную психологическую помощь пришедшему к нему за помощью человеку, священник может и должен оказать, для чего ему необходимо овладеть хотя бы минимальным набором начальных знаний в этой области.

Доктор психологических наук Б. С. Братусь справедливо отмечает, что в современной церковной среде нередко можно встретить отвержение психологии - науки о человеке - как пустого и опасного мудрования, считая, что единственными пособиями в понимании человеческих проблем могут быть лишь духовное постижение и молитва.

Только невежеством и самонадеянностью можно объяснить отрицание священником необходимости врачебной помощи в психопатологических проблемах своих пасомых.

В виду вышесказанного необходимо указать на случаи, в которых пастырь, определив непосредственную духовную причину болезни, находящейся исключительно в его, священнической, компетенции, может попытаться рекомендовать своему пасомому обратиться к медицинской помощи, включающей различные области современных знаний законов психической жизни и методов психиатрического и психофармакологического воздействия на больных.

Поводами, в которых духовник, не исключая воздействия пастырского, может рекомендовать своему пасомому обратиться к медицинской помощи, по мнению профессора Д. Е. Мелехова, являются следующие:

По мнению проф. Д. Е. Мелехова, к компетенции врача-терапевта относятся соматические и биологические причины болезни, психотерапевта - психотравмирующие причины, дефекты воспитания, опытного духовника - преодоление моральных причин, запущенности страстной, желательной части души, мобилизация сил на осознание своей болезни и активное противостояние ей, пользуясь в необходимых случаях помощью врача, а главное - помощь в движении к покаянию, к исторжению из души самых корней болезни.

Особенную трудность в пастырской работе представляют люди, у которых религиозные представления, некоторый положительный опыт жизни церковной, оказываются соединенными с патологическими проявлениями психики. Оказать помощь таким людям в равной степени трудно как врачу, так и священнику. Врач (особенно если он человек не церковный), как упоминалось выше, внушает мало доверия такому больному, который по большей части закрыт для доктора, пытающегося "влезть в душу," помочь ему разобраться со своими душевными противоречиями. А священник, встретившийся на жизненном пути такового, как правило, (по его словам) "невнимательно выслушал, не понял меня, дал неправильный совет, не верит, что мне тяжело" и т.д.

В одном случае пастырю желательно объяснить больному, что он болен не только в смысле всеобщей болезни человеческого греха, но и с точки зрения медицины. В других - проявить христианское попечение.

В качестве иллюстрации первого и второго случая можно привести два случая из пастырской практики, приводимые митрополитом Антонием Сурожским:

Пастырское душепопечение имеет свои, отличные от клинической психотерапии, особенности. Т. А. Флоренская отмечает:

Определение нормы психического здоровья относится к числу самых сложных вопросов современной психологии. Однако нередко в церковной среде можно встретить людей, которые начинают верить в свою "ненормальность," поскольку такое определение дал (или подтвердил) пастырь, духовник. В Настольной книге священнослужителя существует такое предостережение по поводу постановки диагноза "ненормальности" тому или иному человеку со стороны пастыря:

Одним из наиболее ярко выраженных критериев нормальности можно считать, с определенной долей условности, приспособленность.

По замечанию Д. Е. Мелехова, многие гениальные люди оставались таковыми не благодаря, а вопреки своим психоболезням, за счет реализации своих творческих возможностей.

Следует обратить внимание на то, что опытные православные психиатры свидетельствуют: большинство психических патологий является ничем иным, как запущенной формой тех или иных греховных страстей (гордости, тщеславия, самомнения, сребролюбия, блуда, уныния и т.д.), отбрасывающих человека за грань общепринятых понятий о благоразумии и о правильной самооценке. Поэтому изучение характеристик тех или иных патологических групп может стать довольно весомым подспорьем в работе над искоренением своих страстей.

Считаем необходимым привести еще одно замечание, обращенное непосредственно к пастырю, духовнику. По мнению проф. Д. Е. Мелехова,

Однако, как правило, душевнобольные люди признать себя таковыми не хотят. Более того, они принципиально отказываются от врачебной помощи. Причины такого положения вещей видятся в следующем:

Врач-психиатр Н. Д. Гурьев приводит примеры наиболее часто возникающих препятствий и помех в беседах психотерапевта с больными и соответствующих антитезисов означенным тенденциям. Можно предложить их читателю, несколько дополнив их в контексте обсуждаемой проблемы:

Возникновение любой болезни, в том числе и психической, у верующего человека может вызвать потребность духовного осмысления, ниспосланного Богом испытания.

В своих требованиях к каждому конкретному человеку пастырю желательно учитывать эти особенности. Требования духовника, которые могут быть обоснованными и уместными для одного типа темперамента, могут стать предметом преткновения для другого.

Об индивидуальности пастырского подхода к каждому из пасомых, о необходимости близкого личного знакомства с устроением каждого духовного чада прежде начала их практического окормления советовали многие святые отцы. Вот что говорит по этому поводу преп. Иоанн Лествичник:

В практической деятельности пастыря, в опыте реальных отношений с верующими людьми, могут встретиться жизненные ситуации, в которых шаблонность, формализм подхода в отношении конкретного пасомого, настаивание на необходимости беспрекословного исполнения данного "благословения" и "послушания" могут привести к душевному надлому. Иногда человек не может выполнить то или иное благословение или послушание не по греховности или упрямству, а по причине того, что его особенности восприятия окружающего мира и реагирования на него иные относительно восприятия священника, дающего послушание или благословение.

Известны случаи, когда священник жизнерадостного, общительного склада характера, без труда выполняющий сложные задачи в общественной сфере, дает подобное послушание замкнутому, закрытому на мир, осторожному человеку, который, как правило, с ним не справляется.

Или еще пример. Молитвенный батюшка благословляет на "отсечение своей воли" и молчальническую жизнь человека, который не способен, по особенностям своего характера, к жизни созерцательной, но более склонен к деятельному служению. Настаивание со стороны священника и искренняя неспособность к "послушанию" со стороны доверившегося ему человека, провоцируют возникновение конфликта, а затем разочарование и разрыв. Если же учитывается вышеупомянутая разность, если воспитание духовного чада, послушника происходит с учетом этих личностных особенностей, с подстройкой под его видение и способности на конкретном этапе духовного окормления, поставленные цели достигаются гораздо быстрее.

Процесс творческого изучения психиатрии, психотерапии, клинического постижения литературы и искусства лежит в основе "Терапии Творческим Самовыражением," интереснейшего метода лечения душевных проблем, разработанного М. Е. Бурно.

Изучая характерные особенности, свойственные разным людям, пастырь узнает о разности людей, непохожести их душевных проявлений и творческих потенциалов. То, что в обычной жизни считается помехой, на самом деле может принести огромную пользу. В процессе такого изучения можно с удивлением отметить для себя, к примеру, что

Ниже приводятся примеры особенностей личностного устроения людей, выявленные в психологической науке и встречаемые в современной церковной жизни, а также варианты решения тех или иных затруднений, встречающихся в пастырской практике.

Одной из самых древних классификаций является выделенная Гиппократом классификация по принципу темпераментов: сангвиник, флегматик, холерик и меланхолик.

Сангвиник - характеризуется высокой активностью, энергичностью, живостью движений и богатством выразительных движений, мимики. Общителен, при необходимости легко меняет одно занятие на другое. В проблемных ситуациях реагирует адекватно и конструктивно. Любит точность, основательность, объективность. Обычно хорошо обучаем. При неблагоприятных условиях и отсутствии воспитания у сангвиника могут развиться поспешность, поверхностность, легкомыслие. Наиболее характерный пример сангвиника - ребенок.

Некоторые психотерапевтические методики направлены на то, чтобы возродить, обрести в глубинах душевной жизни ощущение детской непосредственности и чистоты восприятия окружающего мира и жизни. Сангвинистическая радость - вот награда, которая следует за этим сложным процессом возвращения к себе.

Флегматик - тип темперамента, характеризующийся спокойствием и ровным настроением. Обычно он медлителен и рассудителен. В работе последователен и терпелив. Не склонен к товариществу, предпочитает одиночество. Общение сводит к выяснению "главного." Верен себе и своему кругу. Флегматика можно убедить только логическими доводами.

Холерик - активный, энергичный, быстрый, резкий, порывистый, безудержный. Обычно он склонен к быстрым сменам настроения, вспыльчивый, подвержен эмоциональным срывам, иногда агрессивен.

Меланхолик - его характеризуют низкий уровень психологической активности, замедленность движений, сдержанность речи и быстрая утомляемость. Никогда не делает больше того, что ему велено, с готовностью откладывает на завтра то, что можно сделать сегодня. Меланхолика могут отличать высокая эмоциональная активность, глубина и устойчивость эмоций при слабом его внешнем выражении. Могут развиться ранимость, замкнутость.

Для облегчения определения темперамента можно привести таблицу:

Священник Анатолий Гармаев считает, что

О влиянии особенностей характера на религиозную жизнь человека говорит митрополит Антоний Сурожский:

Повсеместной ошибкой новоначальных христиан, и даже пастырей, занимающихся душепопечением, видится настойчивая попытка психологической ломки себя под один-единственный (якобы православный) тип темперамента - меланхоличный. Такая установка пастыря-духовника или же самоустановка воцерковляющегося человека создает тяжелую, неправдивую атмосферу в жизни церковной. Повсеместно, в храмах, среди послушников монастырей можно наблюдать людей, сориентированных на меланхоличность как на якобы православный тип характера, сломав при этом в себе от Бога данные неповторимые особенности личности.

Важнейшей душепопечительной задачей пастыря по оздоровлению психологической напряженности приходской или монастырской жизни является снятие подобной установки. Пастырь может помочь человеку раскрыть в себе естественные, Богом данные, человеческие свойства и проявления, при обретении навыка отличия естественно-человеческого от греховного, а также помочь ему раскрыть в себе глубокое, подлинное, уметь ориентироваться на реальное действие.

Священнику (настоятелю, духовнику) в своей деятельности часто приходится встречаться с людьми, которые имеют так называемые акцентуации характера.

Акцентуации характера свойственна уязвимость личности по отношению не к любым (как при психопатиях), а лишь к определенного рода психотравмирующим воздействиям, адресованным к так называемому "месту наименьшего сопротивления" данного типа характера при сохранении устойчивости к другим. В зависимости от степени выраженности различают явные и скрытые. Акцентуации характера могут переходить из одной в другую под влиянием различных факторов, среди которых важную роль играют особенности семейного воспитания, социального окружения, профессиональной деятельности, физического здоровья. Оформляясь к подростковому возрасту, большинство акцентуаций характера, как правило, со временем сглаживаются, компенсируются. И лишь при сложных психогенных ситуациях, длительно воздействующих на "слабое звено" характера, могут не только стать почвой для острых аффективных реакций, неврозов, но и явиться условием формирования психопатических развитии.

Поскольку акцентуации характера граничат с соответствующими видами психопатических расстройств, их типология базируется на детально разработанной в психиатрии классификации психопатий, отражая, однако, и свойства характера психически здорового человека. На основании различных классификаций (Леонгард К., Ганнушкин П. Б. и др.) выделяются следующие основные типы акцентуаций:

Циклоидный - чередование фаз хорошего и плохого настроения с различным периодом;

Гипертимный - постоянно приподнятое настроение, повышенная психическая активность с жаждой деятельности и тенденцией разбрасываться, не доводя дело до конца;

Астенический - быстрая утомляемость, раздражительность, склонность к депрессиям и ипохондрии;

Сенситивный - повышенная впечатлительность, боязливость, обостренное чувство собственной неполноценности;

Психастенический - высокая тревожность, мнительность, нерешительность, склонность к самоанализу, постоянным сомнениям и рассуждениям;

Шизоидный - отгороженность, замкнутость, интроверсия, эмоциональная холодность, проявляющаяся в отсутствии сопереживания, трудностях в установлении эмоциональных контактов, недостаток интуиции в процессе общения;

Эпилептоидный - склонность к злобно-тоскливому настроению с накапливающейся агрессией, проявляющейся в виде приступов ярости и гнева (иногда с элементами жестокости), конфликтность, вязкость мышления, скрупулезная педантичность;

Застревающий (паранойяльный) - повышенная подозрительность и болезненная обидчивость, стойкость отрицательных аффектов, стремление к доминированию, неприятие мнения других и, как следствие, высокая конфликтность;

Демонстративный (истероидный) - выраженная тенденция к вытеснению неприятных для человека фактов и событий, к лживости, фантазированию и притворству, используемым для привлечения к себе внимания, характеризуемая авантюристичностью, тщеславием, "бегством в болезнь" при неудовлетворительной потребности в признании;

Дистимный - преобладание пониженного настроения, склонность к депрессии, сосредоточенность на мрачных и печальных сторонах жизни;

Неустойчивый - склонность легко поддаваться влиянию окружающих, постоянный поиск новых впечатлений, компаний, умение легко устанавливать контакты, носящие, однако, поверхностный характер.

Конформный - чрезмерная подчиненность и зависимость от мнения других, недостаток критичности и инициативности, склонность к консерватизму.

Существует также типологическая модель психологической классификации по принципу соотнесения внутреннего и внешнего в человеческом сознании, предложенная К. Юнгом.

В случае, когда чья-либо сознательная ориентация определяется фактами, получаемыми из внешнего мира, человек может быть условно отнесен к экстравертной ориентации.

В общем, экстраверт полагается на получаемое из внешнего мира и также не склонен подчинять личные мотивы критической проверке.

У экстравертной личности нет секретов, он не хранит их долго, поскольку делится ими с другими. Если, тем не менее, случается что-то, не могущее быть упомянуто, он предпочтет это забыть. Избегается все, что может сделать тусклым парад оптимизма и позитивизма. Все, о чем он думает, к чему намерен и что делает, производит впечатление уверенности и теплоты.

Отличительной чертой интроверсии, в отличие от экстраверсии, которая прежде всего связывается с объектом и данными, исходящими из внешнего мира, является ориентация на внутренние личностные факторы.

Естественно, интровертное сознание может быть достаточно хорошо осведомлено о внешних условиях, но субъективные факторы оказываются решающими в качестве движущей силы, мотива. В то время как экстраверт реагирует на то, что приходит субъекту от объекта (внешняя реальность), интроверт связан, главным образом, с впечатлениями, вызываемыми объектом у субъекта (внутренняя реальность).

Его собственный мир - это безопасная гавань, заботливо выращенный за крепкой стеной сад, закрытый для публики и спрятанный от любопытных глаз. Самой лучшей остается своя собственная компания.

Неудивительно, что интровертная установка часто рассматривается как эгоцентрическая, эгоистическая и даже патологическая. Но, по мнению Юнга, такое отношение отражает обычное пристрастие экстравертной установки, которая, по определению, убеждена в превосходстве объекта.

Юнг указывает, что наше знание прошлого зависит от субъективных реакций тех, кто переживает и описывает происходящее вокруг них. В этом смысле субъективность представляется как реальностью, прочно основанной на традиции и опыте, так и ориентацией по отношению к объективному миру. Другими словами, интроверсия не менее "нормальна," чем экстраверсия.

В отношениях с людьми священнику необходимо учитывать немаловажный фактор внутренней или внешней ориентированности людей.

В контексте церковной жизни в определенном смысле можно утверждать, что экстраверты - люди, ориентированные более на деятельное служение, интроверты - на созерцательное. Наиболее типичным примером первого и второго в контексте Евангельской истории могут быть Марфа и Мария. По толкованию святых отцов, служение и первой и второй были угодны Христу Спасителю. Однако важным и необходимым является контекст- умение вовремя перестроиться сообразно изменению ситуации. На священнике лежит ответственейшая задача при коррекции поведения своих пасомых, у которых крайние проявления экстраверсии или интроверсии могут стать помехой на путях решения возникающих жизненных ситуаций.

Ниже мы приводим основные признаки поведения людей, имеющих характерологические особенности, и некоторые замечания по формам пастырского применения в каждом конкретном случае.

Вполне уместно предварить дальнейшую часть книги словами Евангелия: "Кто же скажет брату своему: безумный, подлежит геенне огненной" (Мф. 5:22).

Многие употребляемые в психиатрии термины в бытовой, разговорной речи несут несколько иные смысловые оттенки. Пастырь, как уже было упомянуто выше, должен остерегаться опрометчиво и мимоходом ставить всякого рода "клише" и "диагнозы" своим пасомым. Умноженная на обостренное восприятие подобная постановка диагнозов может создавать психологические препятствия для выхода из такого болезненного состояния.

Приводимая классификация не является отражением собственно психических заболеваний в их развернутом виде. Так, из циклоидов не всегда получаются маниакально-депрессивные психотические больные, как и из шизоидов - шизофреники. Знание отслеженных в научной психиатрии психопатий поможет пастырю более тонко и корректно отнестись к своим подопечным, подсказать выход из создавшегося тупика религиозной жизни, содействовать своим советом более эффективной адаптации в семейной и трудовой жизни.

Они чрезвычайно чувствительны ко всяким неприятностям, иной раз очень остро реагируют на них. Кроме того, какое-то неопределенное чувство тяжести на сердце, сопровождаемое тревожным ожиданием несчастья, преследует многих из них постоянно. Другие никак не могут отделаться от уверенности в своей собственной виновности, окрашеной для них чрезвычайно тяжелым чувством воспоминания о самых обычных поступках юности.

Им кажется, что окружающие относятся к ним с презрением, смотрят на них свысока. Это заставляет их сторониться других людей, замыкаться в себе. Иной раз они настолько погружаются в свое самобичевание, самокопание, так непохожее на радостотворный плач покаяния, являющийся сердцевиной душевного делания в святоотеческом понимании, что совсем перестают интересоваться окружающей действительностью, делаются к ней равнодушными и безразличными. Вечно угрюмые, мрачные, недовольные и малоразговорчивые, они невольно отталкивают от себя даже сочувствующих им, замыкая тем самым создаваемый ими порочный круг "меня никто не любит."

Однако за этой угрюмой оболочкой может теплиться доброта, отзывчивость и способность понимать душевные движения других людей. В тесном кругу близких, окруженные атмосферой сочувствия и любви, они приоткрываются: делаются веселыми, приветливыми, разговорчивыми, даже шутниками, для того, однако, чтобы, едва проводив своих гостей или оставив веселое общество, снова приняться за мучительное копание в своих душевных ранах.

У некоторых из описываемых нами людей внутренняя угнетенность и заторможение до некоторой степени компенсируются направленным вовне волевым напряжением, чрезвычайно трудно, однако, им дающимся: нередко можно видеть, как в минуту усталости или ослабления воли с них спадает надетая на действительное "Я" маска, обнажая подлинное их лицо,- и место веселого балагура занимает полный безнадежного внутреннего отчаяния меланхолик.

Важно научить пасомого умению "переключаться" из состояния депрессии в состояние упования, надежды, молитвы. Здесь очень желательно рекомендовать чтение акафистов, побуждающих человека к сорадованию святым. Как правило, выход из депрессии в молитву затруднителен. Поэтому иногда лучше предложить человеку найти посильную физическую работу на благо прихода или монастыря, но не отягощаемую усилиями по практическому решению организационных задач, связанных с ее выполнением.

Однако самое главное - наполнить жизнь такого человека смыслом. И если духовные смыслы бытия окажутся для такого человека высокими и непосильными, то радость жизни в жертвенном служении другим людям, радость дарения себя другим без остатка, может даровать надежный выход из депрессивной тьмы. Убежденность в том, что отдавать, быть полезным другим, делать мир лучшим для других - хорошо, дает человеку новый мощный источник смысла жизни. Это самоочевидная истина как для верующего, так и для неверующего человека.

Не меньшим потенциалом для вывода человека из депрессивной тьмы к свету ответственного отношения к себе самому и окружающим людям может служить творчество. Создание человеком нового, чего-то отмеченного новизной или красотой и гармонией, - мощное противоядие ощущению депрессивной бессмысленности. Переживание депрессивной тоски и бессмысленности давало многим выдающимся писателям, художникам, музыкантам импульс силы для творческого поиска. Творческий подход к обучению, приготовлению пищи, игре, учебе, садоводству, даже бухгалтерии, дает жизни как бы новое дыхание, выводит человека из мрака уныния и отчаяния.

Однако для того, чтобы помочь пасомому обрести себя заново, выйти из замкнутого круга саморефлексии, пастырь должен прежде глубоко почувствовать человека, понять и услышать его внутреннее состояние, его внутренний запрос, тот путь выхода из жизненного тупика, который предназначен ему Божественным промыслом.

Во время беседы с ними, создается впечатление, что они полностью закрыты в скорлупе, состоящей из сплетенных ими страданий, конфликтов и обид. Они не могут выбраться из этой скорлупы, а внешний мир соприкасается с ними через многократно перепутанное переплетение их травматических переживаний.

Поворотным пунктом их обращения к реальности окружающего мира, является попытка разбить эту эгоцентрическую скорлупу. Если человек увидит страдания других, еще более несчастных, чем он сам, тогда можно надеяться, что наступил момент перелома его эгоцентрического настроения, и человек начнет более критически относиться к себе.

Эгоцентрик может не только подавлять, но и раздражать окружающих людей и определенным образом задевать их. Каждый человек индивидуален, но совокупность внутренних миров создает общество, в нашем случае - общество церковных людей. Общественные отношения требуют некоторого отрешения от личных потребностей, включенность в потребность ближних. Если человек слишком зациклен на своих переживаниях и проблемах, то он рискует оказаться в полном одиночестве, исключенным из круга общения с другими.

У каждого человека в жизни встречаются обиды, конфликты, проявления различных положительных или отрицательных чувств. Но особенность эгоцентричных людей в том, что они постоянно подчеркивают непохожесть своих страданий и переживаний, и тем самым постоянно обращают на себя внимание.

Духовник и близкие люди дают им советы: "нужно взять себя в руки" или совет: "с каждым человеком такое случается," или "не нужно думать только о себе." Однако эти советы не приносят таким людям облегчения, а иногда еще больше злят и заставляют замыкаться в себе.

В психологической науке прослежен механизм, называемый "переносом" (этому будет посвящена отдельная глава), внешние проявления которого могут обратить на себя внимание пастыря. Человек, обретающий на своем жизненном пути внимательного и чуткого духовника, совершает некоторое возращение в "детское" состояние и поведение. С радостью принимая душевную опеку человека, взявшего на себя труд духовничества, он на какое-то время занимает позицию "беру." Поэтому в какой-то момент душепопечения пастырь должен быть готов к проявлениям сыновних чувств, сыновнего отношения к себе со стороны пасомого. Однако в некоторых случаях это отношение может начать проявляться как детский эгоцентризм и превысить все допустимые границы. Дело доходит до совершенно грубых претензий, предъявляемых к священнику.

Греховный эгоцентризм проявляется обычно в таких словах: "никто меня не понимает," "никто мне не хочет помочь," "все священники одним миром мазаны," "духовник жесток и бесчеловечен." Причем все положительные проявления со стороны духовника или со стороны других людей в это время совершенно забываются.

Эгоцентричный человек чувствует себя в этом мире неуверенно, считая всех окружающих более здравыми и счастливыми. Он жаждет понимания и внимания со стороны людей, ожидает постоянных внимательных вопросов по отношению к его жизни, душевному состоянию и здоровью. Если в течение дня он не получает определенного количества этих вопросов, если у него нет возможности рассказать о своей несчастности определенному количеству людей, день его заканчивается полным расстройством и подавленностью.

Контакты таких людей с окружающим миром всегда болезненны. Ведь такой человек, в отличии от телеснобольного, у которого больна только одна часть: рука, нога или голова, - болен весь. Его душевное состояние таково, что в душе как бы отсутствует та часть, которая могла бы стать для него здоровой опорой в его бедственном положении.

Греховный эгоцентризм может стать жизненной позицией человека. Чувство болезни овладеет со временем всем его организмом. Человек будет постоянно занят только самим собой. Ему некогда заниматься никем и ничем, так как его контакты с другими людьми трудны и болезненны.

Порой такому человеку кажется, что с него сняли кожу, его все ранит, ибо каждое общение, каждая встреча должна пройти через его душу, а душа его ранена и больна.

В чем же состоит это чувство греховного эгоцентризма, которое вынуждает человека заниматься только собой, своими страданиями и отстраняет его от нормальной жизни? В том, что главное в его настрое - переживание собственного "Я." "Я болен, - говорит обычно такой человек, - зачем вы ко мне пристали, что вам от меня надо?"

Греховный эгоцентризм выражает протест против промысла Божия, против собственной жизни. В нем заключена агрессия по отношению к самому себе и ко всему миру. Эгоцентризм - это не эгоизм, при котором ведется борьба за свои права, нередко за счет других людей. При эгоцентризме отношение к самому себе двойственно: "Люблю" и "Ненавижу" одновременно. Это слишком болезненное эмоциональное сочетание появляется в виду того, что чувства у такого человека блокируются при выходе их вовне.

В общении пастыря с эгоцентриками важно понять суть их эмоционального конфликта с другими близкими для них людьми. Разрядка негативных чувств по отношению к близким, бесконечные жалобы на то, "какие они все черствые," во время бесед со священником доставляет этим людям определенное чувство облегчения.

Нередко можно встретить людей, которые страдают греховным эгоцентризмом и приходят к священнику для того, чтобы вылить обиду, горечь, злобу на других братьев или сестер. И как только обида вылита, состояние их заметно улучшается. Хотя при этом никакого осознания своей доли вины в конфликте не происходит.

В регулярном спокойно-доверительном общении со священником эгоцентрическое настроение может уменьшиться: со временем появится более объективный взгляд на самого себя.

Для человека, страдающего греховным эгоцентризмом, центральным пунктом отчета в пространстве и времени является собственное "Я." И от этого пункта измеряется дистанция времени и пространства.

Отношения эгоцентрика с окружающим миром необходимо сориентировать на понимание, любовь, сотрудничество, осознание необходимости построения отношений, уменьшение эгоцентрических греховных состояний.

Итак, для помощи эгоцентриков пастырю необходимо большое терпение и усердие. Только после выхода из греховной скорлупы эгоцентризма человек может обрести правильное понимание своего предназначения в этом мире, своих отношений с Богом и ближними.

Если пастырю приведут такого подростка для беседы, самой большой ошибкой с его стороны будет повторение уже давно известных фраз о "послушании родителям и хорошем поведении в школе." Мудрый батюшка примет его и сумеет полюбить его таким, каков он есть. И если добрые, теплые человеческие отношения между подростком и пастырем установятся, то сам этот факт может стать решающим в некотором выравнивании и периодической легкой корректировке аномалий характера.

Такого подростка вовсе не обязательно подталкивать к исповедальному аналою. Глубокие чувства осознания, раскаяния для них труднодосягаемы. Осознания своих поступков, как доставляющих огорчение окружающим, вполне достаточно. Если у родителей хватит мудрости и такта не перегружать гипертимного подростка нравоучениями, ограничившись установлением теплых, доверительных отношений со священником, со временем они станут важным фактором, который, возможно очень нескоро окажет положительное влияние на формирование душевного мира подростка.

Что касается взрослых, то это большей частью неравномерно одаренные люди, которые изумляют окружающих гибкостью и многосторонностью своей психики, богатством мыслей, часто художественной одаренностью, душевной добротой и отзывчивостью, а главное - всегда веселым настроением. Они могут быть и в церковной среде, однако, их церковность чаще всего имеет поверхностный, неглубокий характер. Гипертимики больше хотят удивить всех теми или иными проявлениями своей церковной жизни и болезненно реагируют, если люди не оценивают их по достоинству. Они быстро откликаются на все новое, энергичны и предприимчивы. "Они оптимисты, самоуверенные, деятельные, но при этом поверхностные и легкомысленные люди. Чувство покаяния и плача о грехах им не дано от природы. Им необходимо прививать чувство угрызения совести, самоконтроля, ощущения греха и стремления к покаянию."

При более близком знакомстве с ними, наряду с перечисленными положительными чертами, в духовном облике гипертимных людей обращает на себя внимание то, что обычно внешний блеск иной раз соединяется с большой поверхностностью и неустойчивостью интересов, которые не позволяют вниманию надолго задерживаться на одном и том же предмете. Общительность переходит в чрезмерную болтливость и постоянную потребность в разнообразии впечатлений. В работе им не хватает выдержки, а предприимчивость ведет к построению воздушных замков и грандиозных планов, полагающих начало широковещательным, но редко доводимым до конца начинаниям, если они требуют ежедневного кропотливого труда, чуждого внешней эффектности. Ответственность таких людей за свои слова, поступки, деловые отношения, обещания чаще всего близка к нулевой отметке.

Гипертимики очаровывают своим остроумием, приветливостью и открытым характером. Но, тем не менее, с ними не всегда легко поддерживать деловые отношения: помимо того, что их обещаниям верить нельзя, многие из них о себе чрезвычайно высокого мнения. Поэтому они с большим неудовольствием выслушивают возражения против высказываемых ими мыслей или критические замечаний по поводу развиваемых ими проектов. Однако себе они позволяют насмешки и остроты, иногда чрезвычайно меткие, но очень больно задевающие собеседника. Как правило, если они находят себе место в церковной общине, то очень быстро входят в узкий круг "приближенных к батюшке лиц." Их общение становится для священника тяготящим, навязчивым, они болезненно реагируют на любую попытку избавиться от их общества хотя бы на некоторое время. Если священник не установит вовремя строгие рамки общения, то очень скоро он рискует оказаться в самой неприглядной ситуации: пасомый грубейшим образом начинает "смирять" его, а в кругу братии и сестер распускать о батюшке самые разнообразные небылицы.

В более резко выраженных случаях мы встречаемся уже с несомненными психическими патологиями, налагающими определенный отпечаток на весь жизненный путь гипертимиков. Уже в школе они обращают на себя внимание тем, что, обладая в общем хорошими способностями, учатся обыкновенно плохо... Кроме того, они легко распускаются и выходят из повиновения, делаясь вожаками товарищей во всех коллективных шалостях. С большим трудом переносят они военную службу, часто нарушая дисциплину и подвергаясь всевозможным взысканиям. Рано пробуждающееся интенсивное половое влечение ведет за собой многочисленные блудные падения, которые непоправимо калечат их физическое здоровье и духовную цельность. С такими подростками пастырю важно найти возможность для доверительного и смелого разговора на эти темы, раскрыть и показать (живым, современным языком, а не назидательно-менторским тоном учебников нравственности ХVIII-ХIХ веков, написанных для людей, живших в иных социально-культурных условиях) всю пагубность и неприглядность блудных грехов.

По своему легкомысленному складу, гипертимики часто не чувствуют грани между дозволенным и противозаконным, как правило, оказываясь малоустойчивыми по отношению к употреблению алкоголя, а при определенных условиях не отказываются от пробы наркотиков. При всем том они необязательно опускаются на дно, но с легкостью выпутываются из самых затруднительных положений, проявляя при этом поистине изумительную ловкость и изворотливость. И в зрелые годы их жизненный путь не идет прямой линией, а все время совершает большие зигзаги от крутых подъемов до молниеносных падений.

Многие из них имеют чрезвычайно большие достижения и удачи: остроумные изобретатели, удачливые политики, ловкие аферисты, они иногда шутя взбираются на самую вершину общественной лестницы, но редко долго на ней удерживаются - для этого у них не хватает серьезности и постоянства. Это живые, блестящие умы, но поверхностные, неспособные к кропотливому труду, не имеющие для этого достаточного спокойствия и усидчивости. Желание гипертимиков встревать везде и всюду, везде командовать, крайне бесцеремонно разрушать все существующие в обществе приличия, начинает тяготить окружающих, которые со временем утрачивают к ним интерес и симпатию.

В своей практической деятельности они далеко не всегда отличаются моральной щепетильностью, а, самое главное, их бурный темперамент просто не позволяет им все время удерживаться в узких рамках общепринятых норм. Эту черту своего характера они переносят и в жизнь церковную, грубо нарушая и попирая всякие понятия о субординации по отношению к священнику. По тем или иным причинам они отвергают любые замечания. Если же дело касается послушания непосредственно им, они грубо подавляют своих подчиненных, спекулируя на априорности понятия "послушание" для верующего человека.

Среди гипертимиков можно встретить людей с "невинной" склонностью ко лжи и хвастовству, связывающейся обыкновенно с чрезмерно развитым воображением и проявляющейся в фантастических измышлениях о своем высоком положении. Они рассказывают о никогда не совершавшихся в действительности подвигах, а иной раз - просто в рассчитанных на создание сенсации выдумках о каких-нибудь небывало грандиозных событиях. Если в таковых людях существуют склонность к мистическим ощущениям - возможно выявление тенденции к "чудотворчеству," сочинительству небывалых историй о "видениях" и "чудесах," происшедших непосредственно с ними. Рассказывая об этом "взахлеб," со временем они в действительности очень скоро начинают верить в сочиненные ими истории. Даже в жизни религиозной подобные люди ищут не труда, а приятных ощущений, которые в норме не являются состоянием постоянным, они скорее - редкость.

Желательно, чтобы пастырь объяснил таковым, что для полноценной жизни человек должен стремиться к раскрытию в себе постоянства и чувства долга, что жизнь от одного приятного ощущения к другому рано или поздно приведет к краху.

Это люди, которые все знают лучше других. Спорщики чрезвычайно не любят слушать советов, а чьи-то возражения, которых они не терпят вообще, вызывают у некоторых из них неудержимые гневные вспышки. Классическим примером таковых в жизни церковной являются некоторые "церковные бабушки," которые являются воистину диктаторами по отношению к вновь пришедшим в храм.

Именно представители этой категории начинают совершенно неосновательные судебные процессы, которые иной раз чрезвычайно упорно проводят до самых последних инстанций, будучи постоянно подстегиваемы ответными противодействиями.

Гораздо чаще, чем депрессивные и легковозбудимые психопаты, встречаются личности с многократной волнообразной сменой состояний возбуждения и депрессии. Эти колебания обыкновенно берут начало в возрасте полового созревания, который и в нормальных условиях часто вызывает более или менее значительное нарушение душевного равновесия. Именно в этом возрасте веселые, живые и жизнерадостные подростки превращаются в меланхоличных, угнетенных и пессимистически настроенных юношей и девушек. Бывает и наоборот: в этот период наблюдается неожиданный расцвет личности, и до того вялый, неуклюжий и застенчивый ребенок вдруг развертывается в блестящего, энергичного, остроумного и находчивого юношу, обнаруживающего массу ранее скрытых талантов и полного самых розовых надежд и больших планов.

Далее начинается периодическая смена одних состояний другими, иногда связанная как будто с определенными временами года, чаще всего - с весной или осенью. При этом состоянии возбуждения обыкновенно субъективно воспринимаются как периоды полного здоровья и расцвета сил, тогда как приступы депрессии (даже если они слабо выражены) переживаются тяжело и болезненно: сопровождающие их соматические расстройства, а также понижение работоспособности, чувство связанности и безотчетно тоскливое настроение нередко заставляют искать облегчения у врачей.

Религиозно живущий циклотимик чаще всего трактует подобные смены чисто психических состояний как смену состояний "благодатных посещений" и "богооставленности." В конце концов, и состояния подъема иной раз теряют свою безоблачно радостную окраску: частые нарушения душевного равновесия утомляют, вызывая чувство внутреннего напряжения и постоянного ожидания новой противоположной фазы; веселое, приподнятое настроение в более позднем возрасте сменяется раздражительно-гневливым, предприимчивость приобретает оттенок агрессивности и т. д.

Именно у циклотимиков нередко удается наблюдать одновременное сосуществование элементов противоположных настроений. Например, во время состояния возбуждения в настроении духовных чад можно открыть несомненную примесь грусти и, наоборот, у депрессивных - налет юмора. Людям циклоидного склада особенно тяжело дается коренная ломка сложившихся жизненных стереотипов, они тяжело адаптируются к новым условиям своего существования. Депрессивно-унылое состояние души накладывает глубокий отпечаток на человека циклотимического склада. На замечания и укоры они нередко отвечают грубостью и гневом, в глубине души впадая в еще большее уныние.

Пастырю необходимо разъяснить больному: смена чисто психических состояний, "психическая синусоида жизни" естественна для каждого человека, только у некоторых людей большая амплитуда колебаний, у некоторых - меньшая. Однако она не должна быть отождествляема с жизнью духовной, стоящей по категории выше жизни психической (душевной). Необходимо научить верующего правильному отношению к своей душевной неуравновешенности, научить его просить помощи Божией и укрепления от Него в моменты резких и изматывающих переходов.

В обиходе таких людей чаще всего называют "ранимыми." Почти никогда их настроение не меняется беспричинно, но поводы для его изменений обыкновенно настолько незначительны, что со стороны эти изменения кажутся совершенно необоснованными. Иногда на таковых может действовать и дурная погода, и резко сказанное слово, и воспоминание о каком-нибудь печальном событии, и мысль о предстоящем неприятном свидании... Словом, такая масса совершенно не учитываемых мелочей, что иной раз даже сам человек не в состоянии понять, почему ему стало тоскливо и какая неприятность заставила его удалиться из веселого общества, в котором он только что беззаботно смеялся. Надо добавить, что большей частью у них есть свои хорошие и дурные дни. Причем в хорошие они иной раз очень спокойно переносят даже крупные огорчения и неприятности, тогда как в плохие - почти не выходят из тоскливого угнетения или гневной раздражительности; в некоторых случаях эта раздражительность является даже основной чертой их характера. Несмотря на известный оттенок легкомыслия и поверхностности, эти люди способны к глубоким чувствам и привязанностям. Они чрезвычайно тяжело - иногда в течение длительного времени - переживают всякие сильные душевные потрясения, особенно утрату близких. По отношению к другим психическим травмам (катастрофам, переживаниям войны, тюремному заключению) порог их выносливости очень невысок - именно они чаще всего дают так называемые патологические реакции и реактивные психозы.

Самооценка их отличается объективностью. Они, как правило, признают, что они "люди настроения," не пытаясь при этом скрыть что-либо, и предлагая принимать их такими, какие они есть.

В христианстве им импонирует отношения искренности, преданности, любви и теплоты человеческих отношений, к которым призван верующий человек. Однако, встречаясь с буднично-человеческими проявлениями жизни церковной, они склонны беспричинно разочаровываться. Случается, бестактное слово священника повергает их в состояние разочарования чуть ли не в основах Православной веры, что чаще всего происходит на эмоциональном или подсознательном уровне. Именно поэтому пастырю труднее всего объяснить таким верующим что-либо на логическом уровне - они живут исключительно эмоциональным миром.

Пастырю необходимо в общении с этой категорией людей объяснить во всей полноте о той духовной ответственности за свою душу, которая лежит на каждом человеке. Желательно объяснить им, как под видом тех или иных реактивных состояний психики, тревог, депрессий, страхов или, наоборот, гордыни, тщеславия, болтливости, к сознанию христианина приступают демонические силы и лепят из человека, вверяющегося этим "состояниям," все, что им заблагорассудится. Духовник должен предупредить о небезопасности доверия состояниям т.н. "эмоциональных подъемов," за которыми непременно следует болезненное падение. Необходимо предостеречь относительно "кровяного разгорячения" и резкого, немотивированного прилива "творческих сил" - в этом состоянии необходимо остановиться - это внушение постороннее, исходящее не от Бога, но, возможно, от естества или от сил демонических.

Представителей сенситивного типа отличают чрезмерная чувствительность и впечатлительность в сочетании с высокими моральными требованиями к себе.

В зрелом возрасте эти люди претерпевают немало неприятных ощущений от резко выраженного в них чувства собственной недостаточности, которое они пытаются восполнить не в стороне от слабых мест своей натуры, не там, где их способности могут раскрыться, а как раз наоборот, там, где их неполноценность особенно заметна. Скромные и застенчивые, они надевают личину развязности и тем самым могут выглядеть довольно нелепо в глазах окружающих, неумело вживаясь в несвойственный им образ. Они не переносят насмешек и подозрений. Двусмысленные подшучивания воспринимаются ими необычайно серьезно. Частые разочарования могут вызвать в таком человеке мысли о самоубийстве и даже суицидные действия, которые может спровоцировать самый ничтожный повод.

В наиболее чистом и простом виде симптоматика конституциональной астении представлена у так называемых неврастеников - больных, отличительными чертами которых являются чрезмерная нервно-психическая возбудимость, раздражительность, с одной стороны, и истощаемость, утомляемость - с другой.

Пастырь, окормляющий астеника сенситивного типа должен доверительно объяснить окружающим его лицам (если пасомый трудится в приходе или монастыре), что от него нельзя ожидать таких результатов, как от остальных, здоровых членов общины, что его необходимо окружить заботой и вниманием, снисходя к недостаткам и погрешностям. Если же избрать тактику "ежедневного подведения итогов дня," можно окончательно загнать человека в тупик, убедив его в собственной неполноценности.

Желательно, чтобы не духовник назначал работу (послушание) таким людям, чтобы не он проверял ее исполнение. Пусть это делает его заместитель. В таком случае всегда остается возможность пожаловаться на кажущуюся суровость последнего. В случае проявления мнимой или кажущейся чрезмерной требовательности по отношению к этому человеку, духовник останется любящим и понимающим пастырем, с которым не порвется ниточка доверия.

Более сложную группу психопатов астенического склада образуют лица, главными чертами которых являются чрезмерная впечатлительность, с одной стороны, и резко выраженное чувство собственной неполноценности - с другой, в большей или меньшей степени присущее, впрочем, вообще всем астеникам. Их можно характеризовать как людей с крайним недостатком душевных сил.

Пребывание среди людей, всякое общество их утомляет и заставляет искать одиночества. Однако их одиночество - это не уход от жизни, а лишь проявление чрезмерной чувствительности. Это, как правило, люди самолюбивые, и, поскольку они сознают свою "исключительность," то крайне болезненно переносят тянущуюся по жизни неуверенность в себе. Если таковых имеются некоторые физические дефекты (подлинные или мнимые): неуклюжесть, некрасивое лицо,- или если они неожиданно попадают в среду, социально выше стоящую, то их застенчивость легко переходит всякие границы. У одних развивается крайняя робость и подозрительность (больному кажется, что окружающие следят за ним, говорят о нем, критикуют его и смеются над ним), усиливается неловкость, появляется заикание, при ничтожнейшем поводе выступает краска смущения на лице. Другие же, стремясь преодолеть крайне мучительное для них чувство своей слабости и недостаточности, надевают на себя не всегда удающуюся им личину внешней развязности и даже заносчивости, под которой, нетрудно разглядеть того же самого внутренне смущенного и робкого неврастеника.

Бичом для подобного рода больных являются всякие ответственные выступления перед другими людьми: смущение и страх на экзамене даже хорошо подготовленного юношу иногда приводят в такое замешательство, что развивается полная неспособность вспомнить и связно рассказать то, что требуется (экзаменационный ступор). Каждое выступление на кафедре, трибуне или в большой аудитории вызывает тяжёлое нервное потрясение, от которого иной раз приходится оправляться в течение нескольких дней. Очень болезненно действуют на таких людей нередкие служебные неудачи; при их болезненном самолюбии ведущие к резким и несоразмерным вспышкам угнетения и отчаяния.

Наиболее эффективным будет, если пастырь вложит в душу подобного пасомого такое настроение: "На все воля Божия: сдать экзамен или провалиться, успешно выступить или потерпеть фиаско, и т.д. Сделай со своей стороны все возможное и положись на Господа, и Он управит все как нужно, ведь ничего не совершается в мире без Его Промышления." При этом непременным условием должна быть ответственность за собственные действия и поступки, которую человек берет на себя. Именно - жизненная настроеность, а не только чисто логическая формула, но для этого необходимо не пять минут разговора между прочим, а глубокое неоднократное общение.

Чрезмерная нервная возбудимость обыкновенно расстраивает у представителей описываемой группы и соматические функции. Сон у них чаще тревожный, полный кошмарных сновидений, прерываемый острыми приступами страха; нередки кратковременные функциональные расстройства различных органов под влиянием аффективных переживаний (чаще всего страха или замешательства). На почве несоответствия между теми требованиями, которые эти люди предъявляют к себе и к жизни, и тем положением, которое им на самом деле достается, у них иной раз развиваются длительные депрессивные состояния.

Задача духовника - научить малодушного человека спокойному, ровному отношению к действительности и смирению со своим положением. Каков же выход для верующего человека, страдающего такой болезнью? Священник может достичь желаемого результата, если научит такого астеника принимать смиренно и спокойно все, с ним случающееся, примирит с действительностью на глубоком уровне, научит обретать полноту жизни, обрести в уповании на Господа точку опоры, научит со временем самостоятельно обретать душевное умиротворение и равновесие, объяснит, что окружающий мир "жесток и бесчеловечен" только в силу того, что мы его воспринимаем таким, что для любящего людей, открытого и искреннего человека все окружающие люди становятся таковыми. Главный же инструмент и наглядное пособие (если можно так выразиться) - личность, поведение, отношение к людям самого пастыря.

В детстве люди этого склада заметны по робости, неловкости движений, сочетающимся со склонностью рассуждать и ранними интеллектуальными интересами. Предъявляемое в школе чувство ответственности наносит по психастеникам чувствительный удар. Возлагаемая на них родителями повышенная ответственность за взрослые участки работ по дому и семейные обязанности способствует становлению психастении.

Сомнения в правильности сделанного им заставляют психастеника вновь переделывать то, что он только что сделал. Недоверие к самому себе, к своим силам заставляет его обращаться к другим или за помощью, или хотя бы за тем, чтобы его успокоили, сказали, что беспокоиться, волноваться нет решительно никаких оснований. Эта склонность искать поддержку у других, это неумение обходиться без посторонней помощи являются также одной из отличительных черт психастенического характера.

Сложнейшей задачей в работе с такими людьми является необходимость раскрыть и показать благодатную свободу, которую предоставляет жизнь церковная, постепенно закладывая основы уверенности в том, что все, что он делает с чистым намерением послужить Богу, угодить Ему, даже если произойдет незначительное нарушение каких-либо внешних религиозно-обрядовых форм и правил - угодно Господу.

Как и все психопаты астенического склада, психастеник зачастую человек конфузливый и застенчивый; сознание, что он является предметом внимания, для него чрезвычайно мучительно. Большей частью он не любит физического труда, очень неловок и с большим трудом привыкает к ручной работе, притом, что в жизни религиозной иногда склонен строить воздушные замки, рассуждать о духовных подвигах, приглушенным голосом богословствовать о сердечной молитве вне всякого действительного молитвенного труда. Вообще психастеник является человеком, не приспособленным к жизни, непригодным для борьбы за существование, ему нужна упрощенная жизнь, тепличная обстановка. Таковые часто бывают неспособны выпорхнуть из родительского гнездышка по достижении совершеннолетия, иногда же находятся на попечении родителей до их смерти.

Одной из характерных черт психастеника является склонность к самоанализу - собственная психика является для него как бы театром, где разыгрывается сцена какого-то спектакля, на представлении которой он сам присутствует в качестве далеко не безучастного зрителя. Несмотря на склонность к самоанализу, самооценка психастеников не всегда бывает объективной. Они с большим трудом воспринимают делаемые им замечания, причем зачастую приписывают себе несуществующие грехи и отказываются признавать конкретные, реальные недостатки, на которые указывает духовник.

Непосредственное религиозное чувство ярко выраженному психастенику малодоступно. Он часто предается всевозможным размышлениям чисто отвлеченного характера, часто ставит себе те или иные вопросы общего свойства, не имеющие к его духовной жизни прямого отношения, и непременно старается найти на них ответы. Мысленно в своих мечтах психастеник способен пережить многое, но от участия в реальной действительности он всячески старается уклониться. "Любить, мечтать, чувствовать, учиться и понимать - я могу все, лишь бы меня только освободили от необходимости действовать," - вот его девиз. Своеобразной особенностью психастеников является представляющая результат их неуверенности в себе потребность снова и снова вызывать в сознании отдельные, более всего тревожащие их мысли и образы с целью проверки: не сделано ли каких-нибудь упущений и не грозит ли какая-нибудь беда и неприятность. Это часто ведет к закреплению таких представлений в сознании уже против воли психастеника и к образованию так называемых навязчивых идей и страхов.

В подлинно духовную жизнь ввести таких людей чрезвычайно трудно. Замкнувшись на правильном соблюдении формы, они могут спрашивать духовника: "Так что же не правильно? Все вроде бы так, как Вы благословили" или же "Все сделано так, как написано..."

Психастеников, которые добросовестно исполняют внешние религиозные правила, несколько легче повести далее к внутреннему деланию, чем начитавшихся аскетических книг и начавших практиковать изложенное в них, восприняв все сказанное буквально, "на основе своего (болезненно-неправильного!) опыта."

В жизни практической духовнику можно предоставить такому пасомому возможность большей ответственности, большей инициативы, умело подчиняя ее своему руководству, научить его внимательно прислушиваться к замечаниям по тем или иным вопросам, объяснить, что послушание, без которого невозможна жизнь духовная, - это прежде всего умение слушать.

На характеристические особенности этой группы пастырю необходимо обратить большее внимание в силу того, что именно у них под вполне благополучными внешними формами религиозности (в том числе с претензией на "подвижничество") жизнь духовная может принимать самые уродливые и непредсказуемые формы.

О содержании шизоидной психики говорить вообще очень трудно, во всяком случае, внешнее поведение шизоидов почти не дает о нем определенного представления. Немецкий психиатр Э. Кречмер дает блестящее определение шизоидам:

С детских лет поражает ребенок, который любит играть один, не тянется к сверстникам, избегает шумных забав, предпочитает держаться среди взрослых, иногда подолгу слушая их беседы. К этому добавляются холодность и недетская сдержанность. В подростковом возрасте замкнутость, отгороженность от сверстников особенно бросаются в глаза, чему, как правило, сопутствует снисходительное пренебрежение или явная неприязнь к тому, что наполняет жизнь других подростков. Но чаще всего шизоиды страдают от своей замкнутости, одиночества, неспособности к общению, быстрой истощаемости в контактах ("не знаю, о чем еще говорить..."), и это побуждает их к еще большему уходу в себя. В подростковом возрасте они или остаются белыми воронами в компании, или подвергаются преследованиям и насмешкам со стороны сверстников. Иногда же, благодаря своей независимости и сдержанности, они внушают уважение и заставляют соблюдать дистанцию. В своих фантазиях шизоиды создают компании, в которых они бы занимали положение вождя и любимца, чувствовали бы себя свободно и легко, и получают при этом фантазировании те эмоциональные переживания, которых им не достает в реальной жизни.

Эмоциональная жизнь таковых пасомых вообще имеет сложное строение: аффективные разряды протекают у них не по наиболее обычным и естественным путям, а должны преодолевать целый ряд внутренних противодействий. Причем самые простые душевные движения, вступая в чрезвычайно запутанные и причудливые ассоциативные сочетания со следами прежних переживаний, могут подвергнуться совершенно непонятным, на первый взгляд, извращениям. Благодаря этому, больной, будучи отчужден от действительности, находится в постоянном внутреннем конфликте с самим собой. Может быть, это и служит причиной того, что непрерывно накапливающееся, но большей частью сдерживаемое, внутреннее напряжение время от времени находит выход в совершенно неожиданных разрядах. Таким образом, раздражительность некоторых из них оказывается в противоречии с их эмоциональной жизнью, противоречии всегда держащем их в состоянии неприятного напряжения.

Внутренний мир шизоидов почти всегда закрыт от посторонних взоров. Лишь немногим избранным занавес может приоткрыться, (но до конца - никогда) и столь же неожиданно упасть. Это может произойти перед малознакомым человеком, но в какой-то момент импонирующим их выбору. Однако шизоид может навсегда остаться скрытым и непонятым для самых близких людей или для тех, кто знает его много лет.

Они фантазируют для самих себя. Удивительна подмеченная в безрелигиозной психиатрии особенность: характер фантазий шизоидов носит или эротический характер или служит утешением собственной гордости - фантазии, греховные по своей сути. Если же рассматривать эту особенность шизоидов с точки зрения православной аскетики, то увлекательный фантастический мир шизоидов является ни чем иным как частичной или полной зависимостью от виртуального мира демонических сил.

Шизоид может долго терпеть мелочную опеку в быту, подчиняться установленному распорядку жизни и режиму, но всякая попытка вторгнуться в мир его интересов, увлечений и фантазий чревата бурным протестом. Его недовольство и возмущение может долго вынашиваться и неожиданно для окружающих вылиться в самых неожиданных формах и даже решительных действиях, без учета их последствий для себя и тем более для ближних.

Уровень увлечений шизоидов поражает крайней прихотливостью выбора. Изучение, чтение, коллекционирование - все это делается не напоказ, только для себя. В церковной жизни они могут вполне замкнуться только на одном из ее частных проявлений. Пастырь может подолгу и увлекательно разговаривать с шизоидами на разные темы церковной жизни. Но только одна из них им неприятна и может вызвать полное расторжение отношений - разговор о необходимости что-то менять в себе, о необходимости быть полностью искренним и открытым.

Однако, они не замечают, не фиксируют или не придают значения противоречивости своего поведения. А ведь именно к осознанию своей противоречивости, как греховного состояния, должен подвести пастырь духовное чадо.

Принято говорить о душевной холодности шизоидов. Как видно из изложенного, это положение нельзя принимать без оговорок. Их поступки могут быть жестокими, что, скорее, связано с неспособностью сопереживания страданиям других, слабостью эмоционального резонанса, чем с желанием получить садистское наслаждение. У ми-мозоподобных представителей этой группы чувствительность соединяется с известной отчужденностью от людей, в эмоциональной тупости почти всегда заметен какой-то налет раздражительности и ранимости.

Замкнутость, с уходом в себя, шизоидов делает почти невозможным для них достижение близких отношений с противоположным полом. Однако такая внешняя холодность может сочетаться с рывковым проявлениями сексуальности в отдельных ситуациях в самых грубых и противоестественных формах.

Шизоиды не склонны к алкоголю, легко противостоят попыткам склонению к выпивке. Опьянение не вызывает у них эйфории. Однако иногда они могут позволить себе выпить для "облегчения установления контактов."

В поведении шизоидов обращают на себя внимание непоследовательность и недостаточность связи между отдельными импульсами. Значительную их группу характеризует склонность к чудачествам, неожиданным поступкам и эксцентричным, иной раз, кажущимся совершенно нелепыми, выходкам.

Редко, однако, шизоид чудачит, чтобы обратить на себя внимание, гораздо чаще его странное поведение диктуется непосредственными импульсами его непохожей на других природы. Так, как у шизоидов обыкновенно отсутствует непосредственное чутье действительности, то и в поступках их нередко можно обнаружить недостаток такта и полное неумение считаться с чужими интересами. В работе они не могут следовать чужим указаниям, которые ранят их, они упрямо делают все так, как им нравится, руководствуясь иной раз чрезвычайно темными и малопонятными соображениями. Некоторые из них вообще оказываются неспособными к регулярной профессиональной деятельности, особенно к службе под чужим началом. Часто по ничтожным поводам шизоиды внезапно отказываются от работы, переходят от одной профессии к другой и т.д. Все это чрезвычайно мешает их жизненному успеху и, озлобляя их, и еще более усиливает обычно свойственные им замкнутость и подозрительность.

Хотя, вообще говоря, они не внушаемы, даже более - упрямы и самоуверенны. В отдельных случаях они, подобно шизофреникам, обнаруживают поразительно легкую подчиняемость и легковерие; непонятное соединение упрямства и податливости иногда характеризует их поведение. Пастырю должно обратить внимание на то, что таковые "под настроение" вполне могут ввести его в заблуждение как идеальные "духовные чада" и даже кандидаты в священство и монашество. Люди с непроработанной проблемой шизоидной акцентуации оказываются неспособными к монашеству. Однако они подталкивают к этому своего духовника, в определенные периоды общения выстраивая свое поведение в необходимом для подобного решения свете.

В силу вышесказанного, в жизни монастырской они, как правило, не уживаются. Меткий монашеский афоризм называет таковых "Шаталовой Пустынью" из-за их склонности переходить из обители в обитель по причине, якобы, "отсутствия опытных духовников," "бездуховности братии, их привязанности к земному," нежеланию понимать, что дело в них самих. Здесь, разумеется, идет речь не о подлинном духовном поиске наставника и обители, что естественно для ищущего спасения души человека.

В духовном отце они часто сомневаются, начинают навязывать ему свое видение мира, постоянно соотнося в себе реального духовника с сочиненным ими идеальным, книжным образом благодатного старца. Во всем, в том числе и в своей церковной жизни, время от времени они любят подчеркивать свою независимость и самостоятельность.

По-настоящему шизоиды любят все-таки только себя: будучи эгоистами, они почти всегда держатся чрезвычайно высокого мнения о себе, о своих способностях и редко умеют ценить по-настоящему других людей, даже тех, к кому относятся хорошо.

Скрытая шизоидная акцентуация может обнаруживаться, если к пасомому внезапно предъявляются непосильные для него требования - например, быстро установить широкий круг неформальных и достаточно эмоциональных контактов. Шизоиды срываются также, когда к ним настойчиво и бесцеремонно "лезут в душу."

Классик отечественной психиатрии В. А. Гиляровский справедливо отмечает:

Заканчивая описания этой характериологической особенности, необходимо отметить, что многие из них представляют, кроме специфических для них особенностей, еще и разнообразные астенические черты ("нервность" - одна из характерных черт шизоидов). Особенно много родственного при внимательном анализе можно обнаружить между погруженными в свой внутренний мир тонко чувствующими шизоидами и некоторыми психастениками.

Это обыкновенно тонко чувствующие, легко ранимые люди, чаще со слабой волей, в силу нежности своей психической организации плохо переносящие грубое прикосновение действительной жизни. Столкновения с последней заставляют их съеживаться и уходить в себя, они погружаются в свои мечты и в этих мечтах словно компенсируют свои психические затраты за испытываемые ими неприятности в реальной жизни. Именно в этом смысле святоотеческое учение предостерегает от мечтательности, являющейся той дырой в душевной природе человека, через которую наиболее удобен вход силам демоническим.

У таких людей, по словам Святителя Феофана Затворника,

Хрупкость нервной организации роднит мечтателей с астениками, а отрешенность от действительности и аутистическое погружение в мечты не дают возможности провести сколько-нибудь резкую границу между ними и шизоидами. Сплошь и рядом эти люди с повышенной самооценкой, недовольные тем положением, которое они заняли в жизни, но неспособные бороться за лучшее. Вялые, "ленивые," бездеятельные, они как-то свысока смотрят на окружающую их действительность и с отвращением выполняют обязанности, возлагаемые на них необходимостью заботиться о материальном существовании. Свободное время они заполняют фантазированием. Главное содержание фантазии - это исполнение их желаний.

Состояние мечтательности греховно по сути своей.

• внутреннее растление: в уме - уклонение от важных трудных занятий и отвращение к ним; поверхностность и легкомыслие;
• в воле: распаление страсти;
• в чувстве - беспрерывное поражение, ибо удары образов прямо падают на сердце.

Обратить мечтательного человека к реалиям жизни - дело непростое. Если священник желает достигнуть результата, то в данном случае ему необходимо знать механизмы взаимодействия сознательных и подсознательных планов человеческого естества. Путем научения борьбы с помыслами, тщательного их контроля, духовник может обучить мечтателя обладать собственным воображением. Труд и время, по словам Святителя Феофана, могут возвратить человека из мира грез, мечтаний, бесплодного фантазирования в мир жизненных реалий, труда, ответственности.

Параноика не занимают ни наука, ни искусство, ни политика, ни жизнь церковная, если он сам не принимает ближайшего участия в разработке соответствующих вопросов, если он сам не является деятелем в этих областях. И наоборот - как бы малозначащ ни был бы тот или иной вопрос, раз им занят параноик, это уже важно настолько, что должно получить всеобщее признание.

Особую трудность представляют верующие люди, страдающие параноидальным бредом на религиозные темы. Как правило, их характеризует одна из черт: или это человек, болезненно боящийся преследований, отравления, колдовства, "порчи," которая, "наводится" на него, либо это человек, получающий непосредственно "свыше" откровения в форме видений или голосов. Об этом он рассказывает спокойно и уверенно, но до тех пор, пока слушатель не усомнится в его словах.

Здесь мы имеем дело уже с демоническими воздействиями, с прелестью, из которой человека нужно попытаться вывести очень мягко, не противореча ему сразу и категорично, не призывая его тотчас покаяться в своей точке зрения. К трезвому осмыслению, анализу, а тем более к покаянию, в этом состоянии они не способны.

Главное при работе с ними - не разорвать нити доверия между больным и пастырем (разумеется, при этом не соглашаться на то, что "видение было от Бога"), уходя от прямого ответа, бережно охраняя душевно связующую пуповину.

Параноидальные реакции являются следствием гипертрофированной гордыни. Самомнение, умноженное на манию преследования, и довольно примитивный набор религиозных знаний дают классический пример религиозного параноика.

Люди, в том числе и духовник, являются просто средствами для достижения поставленных целей. Активность побуждает их к бесцеремонному отношению к окружающим. Сопротивление, несогласие, на которые больные иногда наталкиваются, вызывают у них и без этого присущее им по самой натуре чувство недоверия, обидчивости, подозрительности. Они неуживчивы и агрессивны: обороняясь, они всегда переходят в нападение, и отражая воображаемые ими обиды, сами, в свою очередь, наносят окружающим гораздо более крупные. Таким образом, параноики всегда выходят обидчиками, сами выдавая себя за обиженных. Всякий, кто входит с параноиком в столкновение, кто позволит себе поступать не так, как он хочет этого и требует, становится его врагом.

Нельзя позавидовать человеку, которого обстоятельства вовлекают в борьбу с параноиками, в виду того, что они отличаются способностью к чрезвычайному и длительному волевому напряжению. Они упрямы, настойчивы и сосредоточены в своей деятельности. Если параноик приходит к какому-нибудь решению, то он ни перед чем не останавливается для того, чтобы привести его в исполнение.

Подчас жестокость принятого решения не смущает его, на него не действуют ни просьба ближних, ни даже угрозы власть имущих. Да к тому же, будучи убежденным в своей правоте, параноик никогда и не спрашивает советов, не поддается убеждению и не слушает возражений.

В борьбе за свои воображаемые права параноик часто проявляет большую находчивость. Он очень умело отыскивает себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, бескорыстности, справедливости и иной раз, даже вопреки здравому смыслу, выходит победителем в явно безнадежной для него ситуации именно благодаря своему упорству, мелочности и поразительной способности убеждать. Но и, потерпев поражение, он не отчаивается и не унывает, не осознает, что он не прав, наоборот, из неудач он черпает силы для дальнейшей борьбы.

Характерным примером этих проявлений в массовом порядке можно считать нездоровую атмосферу противопоставления себя или группы близких себе лиц "масонам," "колдунам" и "экстрасенсам," которых видят даже в духовных лицах, вновь пришедших на тот или иной приход или монастырь. Нередко встречаются люди, которые, всего опасаясь, ищут в храмах приборы "пси-оружия," а в установке, например, вентиляционной системы в храме усматривают "попытки воздействия на подсознание."

Книги и брошюры с предостережениями на эту тему можно встретить в православных храмах и монастырях, иногда издаются целые подборы статей. Не только духовный, но и душевный вред от подобных публикаций огромен. Духовный, в том, что публикаторы рискуют толкнуть доверчивых людей на исповедничество, но не за Христа. Душевный - в возникновении нездоровой параноидальной атмосферы в монастыре, приходе, целом городе, втягивающей в себя все новых и новых людей.

Вирус подобной душевной болезни заразителен. Совершенно незаметно любой психически неустойчивый человек, находящийся в эмоциональном контакте с параноиком, начинает мыслить, думать его логическими блоками...

Профессор Д. Е. Мелехов считает, что духовнику

Особо опасны параноики, в которых до или в процессе болезни были заложены слишком категоричные религиозные понятия, ориентированные на максимальные требования к священнику или жизни церковной. Именно таковые считают себя вправе "обличать" священнослужителей, порой даже не считаясь с благочинием богослужения. Опасность параноиков именно в том, что, имея волевой напор и довольно правильно соединяя несколько логических блоков во единое целое, они обладают удивительным влиянием на окружающих их робких или психически неустойчивых прихожан. Избавиться от них трудно, влияние их на общую церковную или монастырскую жизнь крайне разрушительно.

Что же делать пастырю, в приходе которого появился такой больной? Прятаться, избегать его - это не выход из положения. Необходимо выйти на доброе общение, выслушать (конечно, только внешне, не пытаясь вникнуть в рассказ) больного, проявить крайнюю степень Христоподражательной любви. А главное - относиться к "обличителям" как к больным детям, а не как к злонамеренным личным врагам.

Как общее правило: в сложных случаях, могущих смутить совесть пастыря, он должен помнить, что соучастие и доброе отношение всегда лучше, чем излишняя строгость, ибо перед священником стоит человек с больной волей или больным рассудком, требующий участия, помощи и лечения.

Надо добавить, что, пока параноик не пришел в стадию открытой вражды с окружающими, он может быть очень полезным работником в жизни прихода или монастыря. На избранном им узком поприще деятельности он будет работать со свойственным ему упорством, систематичностью, аккуратностью и педантизмом, не отвлекаясь никакими посторонними соображениями и интересами.

Иное дело застревающие люди. Действие аффекта у них прекращается гораздо медленнее. Стоит лишь мыслью или чувством вернуться к случившемуся, как немедленно оживают сопровождающие стресс эмоции. Аффект у застревающего человека держится очень долгое время, хотя никакие новые переживания его не активизируют. Патологическими последействиями чреваты в первую очередь эгоистические аффекты, то есть проявление гордыни и тщеславия, так как именно им присуща особая сила. Вот почему застревание наиболее часто проявляется тогда, когда затронуты личные интересы упоминаемого человека. Аффект в этом случае оказывается ответом на уязвленную гордость, задетое самолюбие, а также на различные формы подавления - реальные или кажущиеся. Хотя объективно уровень смирения, или унижения может быть ничтожным или просто кажущимся.

Оскорбление личных интересов застревающими людьми никогда не забывается, поэтому их часто характеризуют как злопамятных и мстительных людей. Здесь, кроме патологических проявлений, лежащих в деформированной психической структуре, имеют место нравственные дефекты, и они являются доминантными.

Застревающих людей можно охарактеризовать как чувствительных, болезненно обидчивых, легко уязвимых людей. Как мы уже упомянули, их обиды, их чувствительность касаются исключительно их самолюбия, сферы задетой гордости и представления о личном достоинстве, которое ни в коем случае нельзя трогать и как-то задевать.

Чувство возмущения общественной несправедливостью, к примеру, у личности застревающего типа наблюдается в более слабой степени, чем аффект на уровне эгоистических побуждений. Если среди представителей такого типа все же встречаются люди, которые устраивают борьбу за справедливость, то они одновременно отстаивают справедливость не только в отношении какой-то группы, но и по отношению к самому себе. Обобщением они стараются лишь придать вес своим личным претензиям.

К примеру, на приходе случается такая ситуация: священник раздает благословения, те или иные святыни или иконочки, и вдруг оказывается, что подарки не достаются целой группе лиц... Тогда "борец за справедливость," вдруг обнаружив такое ущемление его прав, готов поднять войну против священника, обвинить его в бездуховности, несправедливости, жестокости и т.д. Ну а если он окажется в группе лиц, которым досталось? В таком случае этот человек шума или войны в защиту прав "обделенных" обычно не поднимает. Он спокоен, потому что его личный интерес удовлетворен.

Черты застревания проявляются не только при нанесении ущерба такому человеку, но и в случае его успеха. Здесь мы можем часто наблюдать проявление заносчивости и самонадеянности. Честолюбие - характерная черта у лиц с чрезмерной стойкостью аффекта. Честолюбие сопровождается самоуверенностью, поощрений таким людям всегда бывает мало. Если у застревающего человека вдруг начинает что-то получаться, то он уже совершенно не сомневается, что в этом реализовался, достиг определенного мастерства, ему совершенно невозможно сделать замечания ни по какому поводу. Если же он уже стоит на какой-то иерархической ступени в церковной жизни, попробуй скажи такому человеку, что он свои обязанности выполняет недобросовестно, или что он не соответствует занимаемой должности. Он сразу же проявит возмущение, гнев, обиду, злобу, обвинение в несправедливости, даже не попытавшись усомниться в своем соответствии занимаемому посту, в своей компетенции.

Если возникают помехи эгоистическим устремлениям застревающей личности в реализации своей гордыни, то при высокой степени застревания начинают проявляться параноидальные черты, человек становится подозрительным. В любом проявлении внешнего действия со стороны других людей он склонен видеть намек на собственную ущербность. Если кто-то за него начинает выполнять работу, которую он не сделал, это воспринимается как намек на то, что его вот-вот рассчитают или уволят с занимаемой должности.

Повторение нескольких однотипных травмирующих случаев в приходской или монастырской жизни человека застревающего типа может послужить толчком к началу развития параноических проявлений. Но объяснить последние только суммированием подобных случаев было бы неверно.

Если какой-то человек постоянно чувствует себя мишенью для обидных замечаний, допустим, со стороны священника, то с одной стороны будет постепенно расти ненависть по отношению к духовнику, а с другой - притупится реакция на систематически действующие раздражители. То есть, может произойти ослабление аффекта. Такой результат наблюдается обычно в тех случаях, когда вступить в борьбу безнравственно или невозможно.

Подобное развитие может иметь место при описанных предпосылках даже у людей, не отличающихся застреваемостью аффекта. Такое встречается в быту, в домашней жизни: например, в борьбе невестки со свекровью, где начинается развитие реакций типично параноических. Каждая из враждующих сторон подозревает другую в том, что она начнет "докапываться" и "доставать." При этом сам аффект бывает неизмеримо сильнее, чем вызвавший его повод. Особенно велика опасность тогда, когда в вышеописанное раскачивание вовлекается аффект, обладающий тенденцией к стойкости. В этом случае толчок в обратную сторону не дает достаточного снижения силы аффекта.

Душевный мир застревающего человека чрезвычайно беден. Такой человек может застрять (как говорилось выше) как на положительной, так и на отрицательной эмоции. Если, к примеру, что-то из эмоционально прожитого им было ярким, положительным, то это будет устойчивая потребность, чтобы это положительное повторялось вновь и вновь. Человек как бы не может заняться поиском новых форм раскрытия в себе жизненных радостей.

Примером позитивного застревания может быть прокручивание по много раз однажды услышанной аудиозаписи, но не потому что важна душевная ее глубина или мелодическая гармония, а потому что хочется опять испытать и пережить то, что было пережито эмоционально как яркое и радостное тогда, когда это было услышано впервые. Другим примером может быть потребность во встрече со знаменитым духовником, но не по причине возникновения духовных вопросов, а в виду потребности прежнего эмоционального переживания значимости себя в его присутствии.

Больной часами рассказывает об эмоционально ярких впечатлениях прошлого, в том числе и религиозных, делится с другими людьми тем, что дорого свойственно каждому человеку. Для каждого из нас важно поделиться впечатлениями о тех или иных встречах, паломнических поездках. При этом мы стараемся внимательно и чутко слышать, когда нужно остановиться и прекратить, если собеседнику стало тяжело и неинтересно. Застревающий же человек рассказывает о своих встречах, о своих знакомствах, в том числе и духовных, исключительно для себя и ради самого себя, для того, чтобы еще раз возвратиться к воспоминанию о том, что было им пережито, как радостное, пережить это радостное в присутствии другого. Именно в силу того, что застревающий человек не живет здесь и сейчас, а живет своими прошлыми запечатлениями, как негативными, так и позитивными, его внутренний мир оказывается обедненным. И чем больше он не в состоянии освободиться от запечатления, тем больше обедняется его дальнейшая жизнь и сужаются ее рамки.

Поскольку застревающий человек в значительной мере подвержен страсти тщеславия, в его жизни имеет место такое важное качество, как ревность. Он очень ревнив, и если видит внимание, уделяемое другому человеку в его присутствии, то буквально кипит от гнева. Самолюбие у такого человека настолько болезненное, что кажется ему нет предела. Например, он подходит к группе людей, включается в разговор, но его шутки, его балагурство никто всерьез не воспринимает. В результате этого возмущение его изливается как на себя самого ("такого глупого и неостроумного"), так и на других людей, которые "не ценят меня такого умного."

Страдания такого человека по поводу того, что он нелюбим, незначим, "не состоялся," противостоят захватывающему ощущению счастья, связанного с надеждой что он все-таки любимый, значимый, и ничем не хуже других. Эта противоречивость чувств выливается в огромной силы внутренний конфликт. Наступает состояние любви, исполненной ненависти.

Для застревающего человека характерно постоянное метание в противоречивостях между поражением и успехом. Причем, если вдруг в момент краха всплывет какое-то положительное воспоминание, ощущение, он может тотчас забыть о крахе и уже планировать реализацию того, что он намечтал, как предполагаемую собственную победу.

Критическое отношение к собственному поражению, к грехопадению, к ужасу своих греховных поступков, которые были допущены, у такого человека может совершенно вытесняться или оставаться только на сознательном плане.

В периоды, когда человек подвержен своим положительным или отрицательным застреваниям, он входит в область безнравственного поведения, безнравственных отношений с другими.

При перевесе светлых, радужных чувств человек впадает в эмоционально-восторженные переживания. Вся энергия, необходимая для малейшего реального делания, куда-то пропадает, ибо душевных сил хватает только на то, чтобы переживать свои положительные или негативные запечатления.

Со временем такая игра положительных и отрицательных застреваний приводит к возникновению сверхценных идей. Этим термином в психопатологии названы идеи, которые всецело овладевают мышлением человека, всей структурой его личности, волей, чувствами, умом. Например, человек на какое-то время может быть полностью захвачен переживанием идеи своей ущербности. Или же он застревает на ревности. Или на идее собственных потенциальных, грандиозных достижений. Или же он во власти идеи, что с ним поступили несправедливо, а следовательно все остальные отношения, переживания, чувства, мысли, обещания, возможно даже данные когда-то супружеские или монашеские обеты, для него становятся несуществующими.

Застревающий тип личности может пойти в своем развитии по двум направлениям. Или он будет по гордости утверждаться в поставленных целях, или же, если человек застрял на собственной ущербности и неполноценности, не исключена возможность полного душевного саморазрушения. Если застревание происходит как на положительном, так и на отрицательном уровнях, наступает неизбежная ситуация психического срыва и психопатологии.

Осознание того, что другие люди виновны в создающейся вокруг него ситуации настолько глубоко внутренне переживается человеком как правда, что переубедить его в этом совершенно невозможно. Ощущение внутренней правоты затмевает всякое благоразумие. Святоотеческие наставления, Заповеди Божий, наставления духовника,- все подминается ощущением чувства собственной правоты.

Обычно в монастырях и в приходских общинах таких людей не любят. Их патологические свойства характера проявляются довольно скоро и наталкиваются на недовольство и смущение со стороны братии.

Пастырю необходимо остановить, образумить такого человека, и сориентировать его на то, чтобы он достигал поставленных жизненных целей не "движением напролом," а самоотдачей в труде, в послушании. Духовник может предупредить, что если этого не произойдет, то итог будет один: непременный личностный крах, подозрительность и враждебность.

Священник Анатолий Гармаев рассматривает застревающих личностей как находящихся в состоянии эмоциональности от печали.

Что можно пожелать пастырю который взялся за нелегкое дело душевного окормления застревающего человека? Терпение, терпение, терпение... Постараться набраться сил, любви, жалеть человека, как неспособного адекватно оценивать и анализировать обстановку. Относиться к нему как к ребенку, который в обиде бьет маму кулачком по лицу или разбрасывает свои кубики на ковре. И в себе самом постараться опровергнуть те ожидания точек застревания, на которые человек провоцирует священника, в себе самом найти силы для того, чтобы разрушить греховный, невротический взгляд на мир, который носит в себе пришедший к нему человек, назвавшийся когда-то духовным чадом.

Православие чуждо всякому фанатизму. Православное устроение души гармонично. "Православие - это здоровый образ жизни," как выразился один мудрый духовник. Но среди православных людей могут встретиться именно фанатики, т.е. люди, зациклившиеся лишь на одном высказывании, одном направлении, одной заповеди, забывшие, что заповедь Божия "широка зело," или не осознавшие сердечной чуткостью необходимости принятия учения Христова во всей его полноте. Примером такого "зацикливания" лишь на одном предмете всего многообразия христианства может быть даже вершина добродетели - молитва, а вернее субъективное ее восприятие как повод в "молитвенном уединении" отгородиться от "злого и жестокого мира."

Но как определить, действительно ли человек пребывает в молитве или вошел в ту область фанатизма, из которой его желательно побыстрее вытащить, иначе дело может принять самый непредвиденный оборот? Прекрасный ответ на это вопрос дает преп. Иоанн Лествичник:

Этот принцип может быть лакмусовой бумагой и ко многим другим ситуациям.

Человек - существо социальное. Мы созданы Богом для события в любви. Человек, обладающий социальным чувством, чужд фанатизма. Поскольку социальное чувство в своей формулировке является формой деятельного проявления любви к ближнему, необходимо дать ему расширенную формулировку.

Если какая-либо увлеченность (в том числе и отдельными религиозными вопросами) ставится выше единства с остальными людьми, с лишением их права на собственную точку зрения, неприязнь и ненависть в виду их инаковости, возникает реальная опасность проявления фанатизма. И хорошо, если с фанатизмом мы встречаемся исключительно как с недоразумением на уровне теоретически неправильно понятых религиозных истин. Гораздо труднее, если фанатизм начал проявляться как психическая поврежденность. Замечено, что первое предшествует последнему.

Фанатики, как и параноики,- люди "сверхценных идей," крайне односторонние и субъективные. Отличает их от параноиков то, что они, обыкновенно, не выдвигают так, как последние, на передний план свою личность, а более или менее бескорыстно подчиняют свою деятельность тем или другим идеям общего характера. Центр тяжести их интересов лежит не в самих идеях, а в претворении их в жизнь - результат того, что деятельность интеллекта чаще всего отступает у них на второй план по сравнению с движимой глубоким аффектом волей...

Аффекты фанатиков так же, как их идеи, не отличаются богатством. Это люди не только одной идеи, но и одной страсти. Будучи большей частью лишенными грубой корысти и такого неприкрытого и всепоглощающего эгоизма, какой свойственен параноикам, фанатики, однако, редко оказываются способными проявлять душевную теплоту по отношению к людям. В силу этого их воля и направленность их деятельности может быть выправлена мудрым пастырем, со стороны которого необходим кропотливый подход к этим людям, ищущим в религиозной жизни более самореализации, чем служения.

Нужно сказать, что здоровая, благодатная обстановка жизни церковной, теплота братских отношений в приходе или монастыре может смягчить нездоровую устремленность фанатиков, направить ее в нужное русло. Для этого необходимо постоянное внимание со стороны пастыря к таким пасомым. Духовник может с помощью добрых слов, бесед, искреннего отношения, самой жизнью показать им, что сохранить полноту, открытость человеческих отношений в церковной общине и вне ее гораздо важнее, чем исполнить огромное количество внешних принципов и предписаний церковно-уставной жизни, если при этом будет утрачен дух любви и братского понимания.

Фанатизм, проявляемый во внецерковной среде, чрезвычайно опасен. Главная сила фанатиков заключается в их несокрушимой воле, которая помогает им без колебания осуществлять то, что они считают нужным. К голосу убеждения они глухи, вся их страстная, но несложная эффективность находится целиком на службе их убежденности, а сопротивление и преследования только закаляют их. В личных отношениях они, чаще всего, или безразлично холодны, или требовательно строги. Человеческое горе их не трогает, и бездушная жестокость нередко составляет их свойство. Железная воля и делает фанатиков опасными для общества.

Психиатрам приходится встречаться с ними, главным образом, как с вождями новых религиозных течений и сект. Нередко под их руководством совершались изуверские дела и чудовищные преступления: самоистязания, пытки, мучительства, убийства. Жизненный путь фанатика определяется его внутренним существом: это человек борьбы, редко обходящийся без столкновений с действительностью. Отсутствие дара рассудительности легко приводит его к конфликту с законом и общественным порядком.

В семейной жизни эти больные - обыкновенно несносные тираны, устраивающие скандалы из-за опоздавшего на несколько минут обеда, подгоревшего кушанья, плохой отметки у сына или дочери, позднего их возвращения домой, сделанной без их спроса покупки и т.д. Домашним они постоянно делают всевозможные замечания, мельчайшую провинность возводят в крупную вину и ни одного проступка не оставляют без наказания. Они всегда требуют покорности и подчинения себе и, наоборот, сами совершенно не выносят повелительного тона у других, пренебрежительного к себе отношения, замечаний и выговора.

Особо отметим их склонность к эпизодически развивающимся расстройствам настроения, могущим возникать как спонтанно, без всякой причины, так и реактивно - под влиянием тех или других неприятных переживаний. То, что отличает подобные расстройства от депрессивных состояний всякого другого рода, это почти постоянная наличность в них трех основных компонентов: злобы, тоски и страха. Подобные расстройства настроения могут продолжаться недолго, но могут и затягиваться на день или даже на несколько дней. И именно на эти-то дни и падают наиболее бурные и безрассудные вспышки в их поведении.

Эпилептоиды, в большинстве своем, - люди инстинктов и примитивных влечений. Страстные и неудержимые, они ни в чем не знают меры: ни в безумной храбрости, ни в актах жестокости, ни в проявлениях блудных страстей. Но иногда - это люди удивительной эрудиции, мастера споров, многоодаренные личности, но ни в коем случае не плодотворные деятели.

Эпилептоидов не должно путать с эпилептиками! Первых относят к группе людей с характериологическими особенностями, вторых - к психопатологиям.

Главными особенностями психики истеричных являются: стремление во что бы то ни стало обратить на себя внимание окружающих и отсутствие адекватности по отношению как к другим, так и к самому себе (искажение реальных соотношений), другими словами, стремление казаться больше, чем на самом деле есть. Архимандрит Киприан дополняет эти признаки следующими: легкая переменчивость настроений и довольно резкие переходы от одной крайности к другой; жалобы на то, что "жизнь надоела" с угрозами самоубийства (которые у истерика никогда не выливаются в реальные суицидальные действия), а также "умственная анархия."

Во внешнем облике большинства представителей группы, объединяемой этими свойствами, особенно обращают на себя внимание нарочитость поведения, театральность и лживость. Им необходимо, чтобы о них говорили, и для достижения этого они не брезгуют никакими средствами. В благоприятной обстановке, если ему представится соответствующая роль, истерик может и на самом деле "отличиться": он может произносить блестящие, зажигающие речи, совершать красивые и не требующие длительного напряжения подвиги, часто увлекая за собой толпу. Он способен и к актам подлинного самопожертвования, если только убежден, что им любуются и восторгаются. Горе истерической личности в том, что у нее обыкновенно не хватает глубины и содержания для того, чтобы на более или менее продолжительное время привлечь к себе достаточное число поклонников. Их эмоциональная жизнь капризно неустойчива, чувства поверхностны, привязанности непрочны и интересы неглубоки; воля их не способна к длительному напряжению во имя целей, не обещающих им немедленных лавров и восхищения со стороны окружающих. Они безмерно любят то, что вскоре без оснований начинают ненавидеть.

При первом знакомстве многие истерики кажутся обворожительными. Они могут быть мягки и вкрадчивы, капризная изменчивость их образа мыслей и настроения производит впечатление подкупающей детски простодушной непосредственности, а отсутствие у них прочных убеждений обусловливает легкую их уступчивость в вопросах принципиальных. Обыкновенно, только постепенно вскрываются их отрицательные черты, и прежде всего неестественность и фальшивость. Каждый поступок, каждый жест, каждое движение рассчитаны на зрителя, на эффект. Дома в своей семье они держат себя иначе, чем при посторонних; всякий раз, как меняется окружающая обстановка, меняется их нравственный и умственный облик.

Они непременно хотят быть оригинальными, и так как это редко удается им в области положительной, творческой деятельности, то они хватаются за любое средство, подвертывающееся под руку, будь то даже возможность привлечь к себе внимание необычными явлениями какой-нибудь болезни... Боясь быть опереженными кем-нибудь в задуманном ими эффекте, истеричные обычно завистливы и ревнивы. Если в какой-нибудь области истерику приходится столкнуться с соперником, то он не пропустит самого ничтожного повода, чтобы унизить последнего и доказать ему свое превосходство. Своих ошибок истерики осознавать чаще всего не хотят; если что и происходит не так, как было нужно им, то всегда не по их вине. Поэтому иногда они чувствуют себя изгоями, они болезненно мнительны, вечно "непонятые." Истерик любит играть роль, вся его жизнь сводится к игровому, подражательному, театральному моменту. Склонность к "игровому поведению," перевоплощению, частая смена личин объясняется, во-первых, отсутствием внутреннего положительного стержня личности и, во-вторых, (как следствие) повышенной восприимчивостью, способностью подпадать под чужое влияние.

Чего они не выносят, так это равнодушия или пренебрежения - им они всегда предпочтут хоть какую-то реакцию на себя, вплоть до неприязни и даже ненависти. По отношению к тем, кто возбудил их неудовольствие, они злопамятны и мстительны. Будучи неистощимы и неразборчивы в средствах, они лучше всего чувствуют себя в атмосфере скандалов, сплетен и дрязг. В общем они ищут легкой привольной жизни, и если иногда проявляют упорство, то только для того, чтобы обратить на себя внимание.

Духовная незрелость истерической личности, не давая ей возможности добиться осуществления своих притязаний путем воспитания и развертывания действительно имеющихся у нее способностей, толкает ее на путь неразборчивого использования всех средств воздействия на окружающих людей, лишь бы какой угодно ценой добиться привилегированного положения. В религиозной сфере истерик легко переходит от ханжества к полному равнодушию. Для них характерна не** синусоида, а скачки настроений. Такие пасомые с легкостью без видимой причины оставляют монастыри, меняют духовников при малейшем неудовольствии ими, тотчас оставляют всякое проявление церковной жизни, если вдруг утрачивают в ней новизну ощущений. Им свойственны то клятвы в "вечной любви" по отношению к проявившим к ним внимание и интерес, то угрозы, шантаж, выдвижение каких-то условий подчинения или послушания по отношению к тем же людям, изменившим прежнее открытое отношение на более сдержанное. Новый толчок, новый "допинг" эмоционального проявления (перевод на послушание в алтарь, монашеский постриг или повышение общественного статуса в приходской жизни) на какое-то время держат больного на месте. Когда же наступает время кропотливого, деятельного, внешне неэффектного труда, они отходят от возложенной ответственности, даже не задумываясь о том, что могут этим кого-либо подвести.

Особенно следует подчеркнуть инфантильное строение эмоциональной жизни истериков, считая его причиной не только крайней поверхностности их эмоций, но и часто недостаточной их выносливости по отношению к травмирующим переживаниям. Надо только отметить, что и в области реакции на психические травмы нарочитое и выдуманное часто заслоняет у истериков непосредственные следствия душевного потрясения.

В балансе психической жизни людей с истерическим характером внешние впечатления играют очень большую, быть может, первенствующую роль. Митрополит Антоний Сурожский особо отмечает артистичность в поведении истериков:

Человек с истерическим складом психики не углублен в свои внутренние переживания (как это делает хотя бы психастеник), он ни на одну минуту не забывает происходящего кругом, но его реакция на окружающее является крайне своеобразной и прежде всего избирательной. В то время, как одни вещи воспринимаются чрезвычайно отчетливо, чрезвычайно тонко и остро, кроме того, фиксируются даже надолго в сознании в виде очень ярких образов и представлений, другие совершенно игнорируются, не оставляя решительно никакого следа в психике и позднее совершенно не вспоминаются. Внешний, реальный мир для человека с истерической психикой приобретает своеобразные, причудливые очертания. Объективный критерий для него утрачен, и это часто дает повод окружающим обвинять истеричного в лучшем случае во лжи и притворстве. Границы, которые устанавливаются для человека с нормальной психикой пространством, с одной стороны, и временем - с другой, для истеричного не существуют; он не связан ими. То, что было вчера и нынче, может казаться ему бывшим десять лет назад и наоборот. И не только относительно внешнего мира истеричный человек осведомлен неправильно; точно так же осведомлен он относительно всех тех процессов, которые происходят в его собственном организме, в его собственной психике. В то время, как одни из его переживаний ускользают от него самого, другие, напротив, оцениваются чрезвычайно тонко. Благодаря яркости одних образов и представлений и бледности других человек с истерическим складом психики сплошь и рядом не делает разницы или, вернее говоря, не в состоянии сделать таковой между фантазией и действительностью, между виденным и только что пришедшим ему в голову, между имевшим место наяву и виденным во сне; некоторые мысленные образы настолько ярки, что превращаются в ощущения, другие же, напротив, только с большим трудом возникают в сознании.

Лица с истерическим характером, так сказать, эмансипируются от фактов. Крайне тонко и остро воспринимая одно, истерик оказывается совершенно нечувствительным к другому; добрый, мягкий, даже любящий в одном случае, он обнаруживает полнейшее равнодушие, крайний эгоизм, а иногда и жестокость - в другом. Гордый и высокомерный, он подчас готов на всевозможные унижения; неуступчивый, упрямый вплоть до негативизма, он становится в иных случаях согласным на все, послушным, готовым подчиниться чему угодно; бессильный и слабый, он проявляет энергию, настойчивость, выносливость в иных случаях.

Некоторые физические признаки могут также свидетельствовать о наличии крайних проявлений истерической психопатии в человеке. Сюда относятся жалобы на ощущение "гвоздя в голове," "шарика в горле," нечувствительность к болевым ощущениям, или наоборот, сверхчувствительность к таковым.

Твердость и последовательность духовника в руководстве такими людьми дают положительные результаты. В процессе общения нужно мягко пресекать капризы, плаксивость и притворство. Однако люди этого склада, видя, что их ухищрения и игра не действуют на священника, легко меняют духовного руководителя. Можно советовать переменить домашнюю обстановку, перейти на другую работу, дабы прекратить конфликт, не дающий возможность проводить в жизнь советы пастыря. Особо бдительно необходимо относиться к пасомым, находящимся в периоде нравственного становления.

Самой роковой их особенностью является неспособность держать в узде свое воображение. При их страсти к рисовке, к "пусканию пыли в глаза," они совершенно не в состоянии бороться с искушением использовать для этой цели легко возникающие богатые деталями и пышно разукрашенные образы, рожденные фантазией.

Отсюда непреодолимая и часто приносящая им колоссальный вред страсть ко лжи. Лгут они художественно, мастерски, сами увлекаясь своей ложью и почти забывая, что это ложь. Часто они лгут совершенно бессмысленно, без всякого повода, только бы чем-нибудь блеснуть, чем-нибудь поразить воображение собеседника. Чаще всего, конечно, выдумки касаются их собственной личности: они охотно рассказывают о своем высоком происхождении, своих связях в "сферах," знакомствах со знаменитостями, о значительных должностях, которые они занимали и занимают, о своем колоссальном богатстве. При их богатом воображении им ничего не стоит описать с мельчайшими деталями выдуманную на ходу беседу со "знаменитым старцем," даже больше - поехать с сомневающимися и показать им в доказательство самого старца, издали благословляющего, как близкого знакомого. При цитировании "сказанного старцем мне лично," они невольно начинают верить тому, что сами вложили в уста старца, и даже следовать этому.

Ряд черт роднит психопатов описанного типа с предыдущей группой истериков. Главное отличие в том, что лживость у них заслоняет собой все остальные черты личности. С точки зрения аскетики, патологическая лживость является определенной формой одержимости человека.

Резкая граница отделяет псевдологов от мечтателей, с которыми они имеют лишь одну общую черту - чрезмерную возбудимость воображения: в то время как мечтатель обманывает себя относительно мира, псевдолог обманывает окружающих относительно себя. То, что последний иногда начинает и сам поддаваться своему обману, представляет только побочный эффект, не лежащий в существе основной тенденции его поведения, и приводит к полному внешнему и внутреннему банкротству.

Желательно, чтобы пастырь постарался объяснить такому человеку, что всякая ложь, лукавство - дело погибельное, что отец лжи - диавол. При этом возможно вызвать этих людей на определенный уровень открытости, убедив их в том, что быть открытым, искренним неопасно, что только в полноте доверия между людьми можно обрести полноту христианства, благодатную радость духовной жизни.

Легко вдохновляющиеся, они и легко остывают, далеко не всегда оканчивая начатое ими дело, особенно если их предоставили самим себе. Несчастьями их прошлой, доцерковной жизни, могли быть страсть к курению, наркотические средства, особенно вино, под влиянием которого они часто делались неузнаваемыми, как будто кто-то подменил человека, с которым так приятно было иметь дело, когда он был трезв. Из доброго, услужливого и уступчивого он делается грубым, дерзким, эгоистичным, даже больше - бессердечным, способным в один день пропить все свое жалованье, на которое семья должна была бы существовать целый месяц, унести из дома и продать последнюю одежду жены и детей и т.д. Протрезвившись, он будет горько раскаиваться в своих поступках, может перейти всякую границу в самообвинениях, но не преминет пожаловаться на случайно сложившиеся обстоятельства, на то, что его, человека с запросами и способностями, "заела среда." Такие люди невольно вызывают сочувствие и желание им помочь, но оказываемое содействие редко идет впрок: стоит на короткое время предоставить такого человека самому себе, как он уже, оказывается, все спустил, все пропил, проиграл в карты, опять попал в какой-то крупный скандал и т.п.

Только в условиях постоянной опеки, в условиях организованной среды, находясь под давлением сурового жизненного уклада или в руках духовника с сильной волей, не спускающего с него глаз, он может существовать благополучно и быть полезным членом общества.

Обязанности пастыря по отношению к этим больным следующие: во-первых, помочь им правильно отнестись к своей болезни, освободить от страха перед припадками, побудить к активному лечению современными антисудорожными и другими необходимыми лекарственными препаратами; содействовать квалифицированному обследованию, чтобы выявить, не является ли причиной припадков перенесенное ранее соматическое заболевание (менингит, опухоль, травмы мозга, требующие специального лечения); во-вторых, необходимо помочь больным критически осознать аномалии своего характера и мышления и способствовать борьбе с их патологическими проявлениями, а главное - научить различать действия болезни и собственно действия его человеческого "Я."

Психические эквиваленты могут наступать в качестве предвестников больших судорожных припадков или следовать за припадками. Сложная форма эпилепсии может быстро приводить к изменению личности со снижением интеллекта и нарушением правильного поведения в обществе. Описанные ранее патологические типы характеров выступают здесь в более грубой форме, в сложных сочетаниях противоположных качеств: грубость, гневливость, агрессивность сочетаются с угодничеством, слащавостью, льстивостью и другими защитными способами поведения. Вязкость, медлительность, тугоподвижность, "гиперсоциальность" со вспышками гнева, безудержных влечений, жестокости и т. д. Наконец, "просветление," экстаз, подъем настроения могут сочетаться с мрачной, злобной тоскливостью и упадком.

Неожиданное наступление тяжелых припадков, сотрясающих больного, повергающих его в судорогах на землю, вызывающих впечатление какого-то постороннего, "чужого для личности" воздействия, давало основание расценивать эти приступы как результат вмешательства злой силы, одержимости бесами.

"Роль духовника особенно важна для больных эпилепсией в периоды между припадками, когда они сознают мучительные противоречия полярных состояний и упадка, озарения и дикого гнева, просветления и помрачения сознания, - пишет проф. Д. Е. Мелехов. - Острее, чем при других заболеваниях, верующий больной воспринимает мир как арену борьбы диавола с Богом, а сердца людей - как поле битвы добра и зла. Пастырь должен помочь человеку достичь покаяния, правильного отношения к своему греху и к бессмертному человеческому достоинству, которое подвергается столь драматическим испытаниям."

Депрессия толкает больного в бездну безнадежности, уныния и отчаяния; он перестает верить в возможность искупления своих грехов, враг подсказывает ему мысль о самоубийстве. Раскрывая больному болезненное, "природное" происхождение этих мыслей, духовник помогает врачу вооружать больного на борьбу с этими мыслями и намерениями, раскрывать их духовный характер. Необходимо неустанно напоминать о том, что верующий человек не может подчиниться унынию и тем более самовольно лишить себя жизни. Приятие и терпеливое несение креста во время депрессии, длящейся недели, а то и месяцы, если она не поддается фармакологическому воздействию, восстановление критического отношения к проявлению болезни - первый симптом психического и духовного выздоровления.

В традиционной терминологии православного Пастырского богословия и Аскетики различают две степени одержимости по их духовно-душевной структуре:

1. Бесноватость (посессия) - полная связанность души демоном, когда человек теряет всякое самосознание; личность его совершенно пленена злой силой.
2. Одержимость (обсессия) - частичная плененность злой силой души человеческой или тела: человек сохраняет полное самосознание, возможность нравственной оценки своих поступков, но не имеет силы справиться с "влекущей" его силой.

С медицинской точки зрения эти разграничения соответственно формулируются так:

1. Приступы с полной потерей самосознания и полным последующим забвением (амнезией) всего происходившего с больным и совершенного им;
2. Приступы с частичным помрачением или сужением сознания, но с сохранением самосознания личности и воспоминания о происшедшем при невозможности справиться со своими аффектами, влечениями и побуждениями.

Уговорить одержимого, а тем более бесноватого, нельзя, ему надо помочь.

При длительных периодах сумеречного состояния возможны колебания ясности сознания, смена периодов сохранения воспоминаний и отнесения переживаний к личности больного и периодов кратковременного помрачения или сужения сознания (колеблющееся, мерцающее сознание).

Все поступки больных во время приступов первого типа, даже самые тяжелые преступления, определяются судебной психиатрией как поступки, совершенные в состоянии невменяемости. Больные освобождаются судом от ответственности за совершенные деяния, но выносится решение о необходимости их стационарного лечения. В случаях тяжелых преступлений (убийства, насилия) назначается принудительное лечение в условиях строгой изоляции и надзора.

Если эти больные, узнав от окружающих или от врачей о совершенных ими преступлениях против юридических законов и нравственных норм, приходят в недоумение и ужас, сознавая всю тяжесть своего антисоциального поведения, сожалеют о нем, то это служит признаком сохранения личности больного, способности критического отношения к болезни и гарантией того, что больной будет впредь выполнять все медицинские назначения и смирится с необходимостью стационарного лечения.

Па поводу эпилепсии достаточно метко выразился один современный психиатр: "Эпилепсия - это не болезнь, а проявление еще чего-то." Знакомство со святоотеческим опытом самопознания приоткрывает завесу непостижимого с точки зрения не религиозной науки.

Необходимость воспитания правильного критического отношения, а также социальной и моральной оценки своего поведения и аномалий характера в полной мере относится к приступам второго типа, протекающим без помрачения сознания и с сохранением воспоминаний о произошедшем. Поскольку эти приступы проходят на фоне ясного самосознания, с сохранением чувства "я" и остаются в памяти больного, они входят в общую сумму отрицательного и положительного личного опыта и, конечно, подлежат нравственной и духовной оценке.

Существуют психопаты, главной, бросающейся в глаза, особенностью которых являются резко выраженные моральные дефекты. Это люди, страдающие частичной эмоциональной тупостью, именно, отсутствием т.н. социальных эмоций: чувство симпатии к окружающим и сознание долга по отношению к обществу у них обыкновенно полностью отсутствуют. У них нет выраженного чувства собственного достоинства, они равнодушны к похвале и порицанию, они не могут приспособиться к правилам общежития. Почти всегда это - субъекты, во-первых, лживые - не из потребности порисоваться и фантазировать, а исключительно для маскировки инстинктов и намерений, а во-вторых, ленивые и не способные ни к какому регулярному труду. Искать у них сколько-нибудь выраженных духовных интересов не приходится, зато они отличаются большой любовью к чувственным наслаждениям: сластолюбию, чревоугодию, разврату.

Чаще всего они не просто "холодны," а и жестоки. Грубые и злые, они очень рано, с детства, обнаруживают себя сначала своей склонностью к мучительству животных и поразительным отсутствием привязанности к самым близким людям (даже к матери), а затем своим как бы умышленно бесцеремонным нежеланием считаться с самыми минимальными неудобствами окружающих. Они способны из-за пустяка плюнуть матери в лицо, начать за столом громко браниться матерной бранью, бить окна, посуду, мебель при самой незначительной ссоре, и все это не столько вследствие чрезмерного гневного возбуждения, сколько из желания досадить окружающим.

Эти люди, вследствие грубости своей душевной конституции, редко когда доходят до церковных врат, а тем более выходят на уровень доверительного общения со священником. Здесь без помощи врача пастырю просто не обойтись.

В случае обострения психозов более необходим врач. А вот в случае патологий характера или акцентуации личности - нужен опытный пастырь и хороший психотерапевт, но не применяющий техник, связанных с восточными религиями и оккультизмом.

Подобного рода люди иногда хорошо учатся (у них обычно хорошая память) не только в средней, но даже и в высшей школе; когда же они вступают в жизнь, когда приходится применять их знания к действительности, проявлять известную инициативу, оказываются совершенно бесплодными. Эти люди умеют себя держать в обществе, говорить о погоде, говорить шаблонные, банальные вещи, но не проявляют никакой оригинальности... Они хорошо справляются с жизнью лишь в определенных, узких, давно установленных рамках домашнего обихода и материального благополучия. С другой стороны, сюда относятся и элементарно простые, примитивные люди, лишенные духовных запросов, но хорошо справляющиеся с несложными требованиями какого-нибудь ремесла, иногда даже без недоразумений работающие в торговле или в администрации.

Одной из отличительных черт линейно-мыслящих людей является их большая внушаемость, их постоянная готовность подчиняться голосу большинства, общественному мнению" (что станет говорить княгиня Мария Алексеевна!"). Это - люди шаблона, банальности, моды. Это тоже люди среды, но не совсем в том смысле, как неустойчивые психопаты: там люди идут за ярким примером этой среды, за "пороком," а здесь, напротив, - за благонравием. Линейно-мыслящие люди - всегда консерваторы. Из естественного чувства самозащиты они держатся за старое, к которому привыкли и к которому приспособились, и боятся всего нового. Это те нормальные" люди, о которых некто сказал, что в тот самый день, когда больше не будет полунормальных людей, цивилизованный мир погибнет, погибнет не от избытка мудрости, а от избытка посредственности.

В рутине повседневной жизни они часто оказываются даже более приспособленными, чем противоположные им люди с латерантным, т.е. творчески богатым мышлением.

Как упоминание бесноватости как психопатологического явления, так и скептически-снисходительное отношение к этой проблеме известно издревле. Архиепископ Иоанн Шаховской так комментирует Евангельский отрывок, повествующий об исцелении Христом Гадаринских бесноватых:

Если врач не знаком с Евангельским учением о возможности существования в человеке скрывающихся под теми или иными симптомами психоболезни демонических сил, он рискует залечить средствами фармацевтической медицины больного, который поврежден духовно, нуждается исключительно в религиозном подходе для лечения своего заболевания.

Один западный исследователь считает, что

Теперь будет уместным привести описание явления одержимости демоническими силами с позиции авторитетного православного пастыря:

• быстрое изменение выражений лица от дружественной к отвратительной гримасе;
• стремительный поворот настроения:
• переход от высокого женского сопрано к глубокому басу;
• принятие новой индивидуальности с новым содержанием сознания.

Далее он пишет, что

В своей книге он приводит клинический пример одержимости. У двадцатичетырехлетней девушки в момент приступа одержимости

Некоторые проявления одержимости не могут быть объяснимы современной психиатрией как симптомы душевных заболеваний. Профессор Эстеррейх пишет, что

Другой психиатр - Лехлер, выделяет семь признаков одержимости, это:

Доктор Курт Е. Кох добавляет, что

На основании этих психических характеристик может с определенной степенью достоверности отделить одержимость от душевной болезни. Это тем более необходимо, что методы лечения первого и второго совершенно различны. Например, для лечения душевных болезней необходим длительный срок и даже после этого могут оставаться те или иные симптомы этих болезней. Одержимый же человек после особых молитв, читаемых священником, может излечиться сразу и целиком.

Однако хочется предостеречь тех из наших читателей, кто, возможно, уже совершил ошибку: душевнобольного (но не одержимого) человека отправил на "отчитку." Вероятнее всего, это принесло ему больше вреда, чем пользы. Попытаемся аргументировать такое утверждение.

Митрополит Антоний Сурожский, ссылаясь на писания праведного Иоанна Кронштадтского, говорит о том, что среди людей

Нетрудно представить ситуацию: душевнобольной, но не одержимый, а душевно хрупкий и незащищенный человек приходит в храм, где совершается массовая "отчитка." Как будет реагировать его надломленная психика, видя огромное количество кричащих, визжащих, прыгающих бесноватых людей? Какой след, какой отпечаток может остаться на его больной душе?

Только опытный духовник, глубоко и внимательно пообщавшись с человеком, может благословить его на отчитку, которая, если совершается "по чину," то не в массовом порядке, непременно за закрытыми дверями храма, дабы не смутить посторонних людей, не имеющих к совершаемому отношения. В этом процессе, как и во всех других случаях пастырского душепопечения, важнейшее значение имеет личное (а не массовое) взаимодействие пастыря с конкретным больным (одержимым) человеком.

Именно по этому признаку можно отличить благодатное воздействие священника по прочтению заклинательных молитв на изгнание нечистых духов и других священнодействий, совершаемых над одержимым человеком от профанации.

Шизофрения - загадочное заболевание, называемое психиатрами "дельфийским оракулом" психиатрии, ибо в ней концентрируются важнейшие проблемы человеческой психики. Этот психоз, в связи с богатством переживаний больных, называют также королевской болезнью. Речь при этом идет не только о том, что она часто поражает умы выдающиеся и тонкие, но также и о ее невероятном разнообразии симптомов, позволяющем увидеть в ней в катастрофических масштабах все черты человеческой природы. Потому описание шизофренических симптомов оказывается очень трудным и наиболее рискованным критерием психической проницательности.

Антон Кемпинский (1918-1972), выдающийся польский психиатр, психотерапевт и философ с мировой известностью пишет, что

Упоминание и описание шизофренического психоза (с бредом перевоплощения) можно встретить в книгах Ветхого Завета. Вавилонский царь Навуходоносор "отлучен был от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него - как у птицы" (Дан. 4:30).

Несомненно, что это был род безумия, в припадках которого Навуходоносор считал себя волом. Через семь лет, "по окончании дней тех, я, Навуходоносор, возвел глаза мои к небу, и разум мой возвратился ко мне, и благословил я Всевышнего, восхвалил и прославил Присносущнего, Которого владычество - владычество вечное и Которого Царство - в роды и роды" (Дан. 4:31).

Из всех основных психических заболеваний труднее всего определить и описать шизофрению в виду того, что в различных направлениях психиатрии существуют различные концепции этого заболевания.

Шизофрения - болезнь молодых. Чаще всего этой болезнью заболевают между периодом созревания и зрелым возрастом, т.е. приблизительно между 15 и 30 годами жизни. Факт, что именно в этом возрастном периоде существуют наибольшие шансы дезинтеграции личности, по-видимому, имеет немаловажное значение. При всем блеске молодость - это очень трудный период жизни, нередко трагичный в силу столкновения между мечтой и действительностью, ломки юношеских идеалов.

Правда, большинство психиатров считает, что шизофренией можно заболеть как в раннем, так и в более позднем периоде жизни, однако правильнее было бы проявлять осторожность, ставя диагноз шизофрении за рамками периода молодости и ранней зрелости.

Если описать попроще, то диагноз шизофрении может быть поставлен при наличии у больного основных фундаментальных расстройств, которые являются наиболее специфичными для этого заболевания:

Дополнительные расстройства, симптомы: бредовые идеи, галлюцинации, кататонические расстройства - определяют клиническую форму заболевания.

По Э. Крепелину выделяют четыре формы заболевания: Простая, Параноидная, Кататоническая, Гебефреническая (дезорганизованный тип).

По течению выделяют три формы: непрерывная, рекуррентная (возвращающаяся, при которой больной периодически возвращается к норме), приступообразная непрерывно текущая (при которой в процессе прогрессирования заболевания случаются приступы, выходящие за границы непрерывного процесса болезни).

*** *** ***

В начале заболевания поведение человека, больного шизофренией, может не вызывать настороженности или тревоги. Священник воспринимает его как обычного, нормального человека. В процессе углубления естественных человеческих отношений возникает естественная эмпатия, определенный уровень человеческой близости, необходимый для успешной духовной работы пастыря и пасомого. Однако, когда болезнь начнет усиливаться, если странности поведения больного человека будут восприниматься с критичностью поступков человека здорового, душевная близость может оказаться опасной для душевного состояния священника. Именно поэтому в нашей работе столь значительное место отведено этому заболеванию, корни которого, как будет показано ниже, находятся не в душевном, а в духовном уровне.

Первым сигналом наступления шизофрении может оказаться внезапное изменение эмоционального отношения к ближайшему окружению. Родители бывают поражены, когда их всегда послушная дочь или сын вдруг впадает в безудержную агрессию либо, замкнувшись в себе, смотрит на них "злыми глазами." Часто наблюдается колебание чувств, когда ребенок бывает то нежным, то враждебным. Это изменение эмоциональной установки нередко бывает первым проявлением начинающейся шизофрении.

Эмоциональное отношение к родителям, особенно к матери, становится центральным пунктом переживаний больного. Он упрекает их в холодности, невнимании, ограничении его свободы. Иногда отношение к родителям становится ярко симбиотическим; больной боится без них что-то делать, постоянно остается с ними, всегда спрашивает их мнение и при этом как бы подспудно питает враждебные чувства. Иногда образ родителей под влиянием сильных чувств подвергается патологической деформации. Больной вдруг начинает видеть их "подлинное" лицо: из доброжелательных и любящих они превращаются во врагов и преследователей, стремящихся уничтожить больного, сломать ему жизнь, сделать из него "сумасшедшего," отравить лекарствами и т.п.

К отличительным признакам надвигающейся болезни можно также отнести следующие:

• значительная социальная изоляция или аутизм;
• значительное нарушение выполнения функции кормильца, учащегося, студента, хозяина дома;
• значительные странности в поведении (собирание мусора, накопление запасов пищи);
• выраженные нарушения личной гигиены и правил ухода за собой;
• эмоциональное уплощение или неадекватный аффект;
• нарушения мышления и речи;
• странные убеждения или мистические мысли, оказывающие влияния на поведение или не соответствующие культуральным нормам ("открытие третьего глаза," ясновидение, сверхценные идеи, идеи отношения и т.д.);
• необычные ощущения (напр., периодически повторяющиеся иллюзии, ощущение воздействия или присутствия лица, на самом деле отсутствующего);
• выраженные нарушения инициативы, интересов или энергии.

Простая шизофрения характеризуется постепенным развитием неадекватного поведения и социальной отгороженности, нарастающим безразличием, апатией, понижением настроения, а также неуклонным снижением работоспособности. Больной поначалу не ведет себя вызывающе. Он может часами сидеть в глубочайшей апатии. Молчаливость, устремленный в пустоту взгляд, пустые глаза, лицо как маска, отрешенность, способность отключаться от реальности характеризуют простого шизофреника. Больного перестает интересовать судьба его близких и своя собственная.

Как радостные, так и печальные события проходят мимо него, не оставляя следа. Даже смерть самого близкого человека нередко воспринимается с поразительным равнодушием. Напротив, мелкие неприятности могут вызывать бурный гнев, злость или угнетенное настроение. Вначале больной не пренебрегает своими обязанностями, но выполняет их стереотипно, безынициативно, как автомат. Результаты в учебе или труде постепенно становятся все хуже. Учителя и родители удивляются, что такой хороший и способный студент начинает получать все более низкие оценки, несмотря на то, что часами сидит над книгой. Иногда больной проводит время за бессмысленными занятиями, вроде заполнения толстых тетрадей не связанными между собой словами, цифрами, тайными знаками, планами, рисунками.

Довольно часто собственное тело представляет центральную тему интересов больного. Оно заполняет пустоту его жизни. Больной концентрируется на внешнем виде своего тела либо на его внутренней структуре. Часами разглядывает себя в зеркале, делая при этом странные мины, огорчается какой-либо деталью своей внешности либо мнимым плохим функционированием какого-либо органа.

Иногда простая шизофрения принимает "философическую" форму - больной рассуждает о бессмысленности жизни, человеческих интересов и стремлений, фантазирует о том, чтобы заснуть и больше не просыпаться, иногда, чувствуя себя более бодрым, проводит бесплодные дискуссии по поводу "единственного" и "основного" смысла того, что его окружает.

В отечественной психиатрической литературе это явление носит название "философической интоксикации."

Разрыхление ассоциаций при шизофрении указывает на ослабление связи между мыслями или логическими блоками. Это обнаруживается при нелогичном мышлении, при **мимоговорении, а в более тяжелых формах,- в беспорядочных высказываниях, использовании слов необычным образом, выдумывании новых слов, ускоренном потоке мыслей, склонности к дурашливым импровизациям и голосовым "перевоплощениям."

Окружающие ощущают атмосферу пустоты вокруг больного. Близкие пытаются пробиться через нее, "расшевелить" больного, принудить его к активности и более живому эмоциональному реагированию, а если это не удается, сами отдаляются от него, с жалостью называя его "бедным чудаком." С течением времени странности умножаются. Спокойствие тишины нарушают вспышки возбуждения.

Речь часто отражает лежащее в основе нарушение мышления и восприятия действительности. Фразы выглядят туманно и замысловато. Тяготение к религиозности и мистичности в настроении и ощущении может проявиться на ранней стадии. Причудливые комбинации религиозных символов, изречений, образов и цитат, произнесенных шизофреником, может показаться поразительно похожими на "вещания духа," "благодатные глаголы"...

Как склонны духовно неглубокие люди делать из шизофреника "прозорливца," "юродивого"! Чаще всего оказывается, что те, кто обольщаются подобными "чудотворцами," сами имеют предрасположенность к болезни, которую принято называть "латентной," т.е. скрытотекущей шизофренией. Их отклик на шизофренический бред, выражающийся в форме почитания "чудотворца," создания его культа, еще глубже затягивает несчастного больного в осознание своей значимости и необычности. Он начинает верить в то, что его бредовые идеи исходят "непосредственно от Бога," а попытки приостановки его действий свидетельствуют о том, что он "блажен, когда поносят..."

Для пастыря важно не обольщаться кажущейся "духовной чуткостью к звукам небес," сохранить трезвение по отношению к подобным мистическим ощущениям и фантазиям своего пасомого. Нужно всегда иметь в виду, что он имеет дело с больным человеком, которому можно помочь (если он еще в пределах досягаемой слышимости) только приземляя его на конкретность повседневных дел и поступков.

В психиатрии принято различение острой и хронической шизофрении. При острой шизофрении появляются так называемые "позитивные симптомы": бред, галлюцинации, нарушение мышления. У некоторых больных после острого заболевания наступает выздоровление, тогда как у других болезнь переходит в хронический синдром.

Расстройства течения мыслей при острой шизофрении включают в себя напор мыслей, бедность мышления и обрыв мыслей. Весьма характерен для рассматриваемого синдрома бред. Иногда это так называемый первичный бред, который возникает внезапно с полным убеждением в истинности его содержания, но без каких-либо приведших к нему психических событий. Убеждение возникает в уме внезапно, с полной убедительностью, полностью сформулированное и в абсолютно убедительной форме. Иногда это бред преследования, поиск подслушивающих устройств, фантазии о преследовании со стороны КГБ, опасение относительно проезжающих автомобилей, напичканных пси-оружием и преследователями, подозрительных прохожих, читающих мысли на расстоянии. Отсюда возникает характерная убежденность больного в том, что его мысли извлечены из мозга какой-то внешней силой, боязнь воздействия "космических сил" и "пси-оружия."

При остром синдроме характерны нарушения настроения, подразделяемые на три основных типа:

Перечислим ряд характерных для острой шизофрении симптомов:

Депрессивные симптомы являются неотъемлемыми симптомами шизофрении, однако распознать их можно только при смягчении более ярких симптомов.

Возникновению шизофренического образа мышления в значительной мере способствует загруженность телевизии - и видеопрограмм сюжетами на вышеупомянутую тему. Неокрепшая психика ребенка или же пошатнувшееся мышление человека, склонного к шизофрении, наполняется образами, возникновение которых в большинстве своем спровоцированы шизофреническим мышлением авторов сценария, режиссеров, операторов... Вот, кстати, довольно убедительный аргумент для полного запрещения для детей просмотра "ужастиков" и диснеевских мультфильмов, насквозь пронизанных катастрофическим бредом.

Не может не вызывать тревогу огромное количество игрушек на подобную тему для детей младшего возраста, в которых им предлагается вступить в войну на стороне: "сил тьмы," "ведьм," "магов," с помощью "магических заклинаний" выступить против противника, привлекающего на свою сторону "духов неба." В магазинах детских игрушек в огромном ассортименте продаются герои "супер-личностей" мультфильмов, побеждающих всех своих противников, внешне же явно напоминающих духов тьмы - демонов.

О компьютерных играх на эти темы немало сказано, однако следует упомянуть о том, что они несут опасность сразу по трем направлениям. Во-первых, пресловутые "космическая тема" и "космические масштабы," во-вторых, расщепление детского сознания между игровым всемогуществом ребенка и фактом бессилия в реальном мире, в-третьих, сильнейшая зависимость ребенка от компьютеров и джойстиков, которые становятся значительными придатками детского счастья.

Православные пастыри неоднократно обращали внимание на прямую зависимость между телевизионно-компьютерным вторжением в детскую психику и увеличением психоболезней у детей и взрослых. Священник Анатолий Гармаев отмечает:

В возникновении и умножении количества объема мистических "ужасов" "на душу населения" видится целенаправленный процесс шизофренизации человечества со стороны духов тьмы и их служителей. Существует мнение психиатра Модcли, что "помешательство представляет собой большее или меньшее отражение времени."

Слуховые галлюцинации - один из наиболее часто встречающихся симптомов, дающих полное основание согласиться с определением Барбары О'Брайен шизофрении как власти демона. Именно так называется одна из глав ее книги "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно," замечательного труда, художественные достоинства которого не уступают достоверности клинического описания проблемы "изнутри" человеком, опытно пережившим это состояние.

Слуховые галлюцинации могут выражаться в форме шумов, музыки, кратких фраз или пространных речей. У одних больных это не вызывает страданий в виду ненавязчивости их, у других вызывает тяжкие страдания. Нередко голоса голлюцинации подают команды больному. Некоторые больные слышат как бы свои собственные мысли, произносимые вслух одновременно с тем, как они приходят в голову, или сразу же после этого. В контексте православной аскетики это можно однозначно расценивать как принятие помыслов, приходящих извне или демоническое "обезьянничание" для усугубления состояния больного, ввержение его в состояние безысходности. Больной слышит, что голоса обсуждают его, говорят о нем в третьем лице, комментируют его действия, спорят о нем...

Зрительные галлюцинации встречаются реже, обычно вместе с галлюцинациями других видов. Еще реже встречаются осязательные, обонятельные, вкусовые и соматические галлюцинации. Подобные явления могут проявляться как следствие разрушения духовной оболочки между миром видимым и невидимым у шизофреника. Мир демонический и его осязательное действие становятся явно зримыми и слышимыми. Демонические силы вступают в контакт с сознанием человека, которое не в силах противостоять их воздействию. Происходит неконтролируемое "принятие бесовских помыслов," вследствие чего зависимость от посторонних для сознания импульсов становится все больше.

Адекватная самооценка у шизофреников, как правило, отсутствует. Большинство больных не признает, что их переживания являются следствием заболевания, объясняя их злонамеренными действиями других людей или демонических сил, а чаще всего глубокой убежденностью, что "так оно и есть на самом деле, что вы из меня дурака делаете?..." Чаще всего именно на этом основании они не желают пройти курс лечения.

Для хронической шизофрении характерны такие негативные симптомы как пониженная активность, угасание побуждений, социальная отгороженность и эмоциональная апатия. Полное выздоровление при хроническом синдроме наблюдается редко.

Избрание для своей жизни и деятельности условий, дающих возможность не вступать в близкие эмоциональные отношения с людьми: неряшливый и небрежный вид, туманность фраз, уход от всякой возможности проявления реальной заботы о конкретных людях характерны для хронических шизофреников. Наиболее заметной чертой шизофренического дефекта является ослабление воли, т.е. отсутствие побуждений, инициативы и живой заинтересованности. Предоставленный самому себе больной может пребывать в бездействии на протяжении долгого времени или же заниматься бесцельной и неплодотворной деятельностью. Его поведение со временем ухудшается настолько, что вызывает тревогу его близких.

Так, некоторые больные начинают собирать и припрятывать различные предметы, могут разрушить социальные условности, откровенничая с незнакомыми людьми при полном отчуждении с близким окружением, выкрикивать непристойности на людях и др.

Расстройства речи и мышления проявляются в той же мере, что и при остром синдроме. Эмоции часто оказываются неадекватными ситуации. Подобно тому, как и при остром синдроме могут иметь место галлюцинации.

Перечислим признаки поведения, которые характерны для больных хронической шизофренией в порядке убывания их по частоте встречаемости:

1. Социальная отгороженность, неспособность к адаптации в общественных отношениях.
2. Снижение жизненной активности.
3. Нежелание вступать в беседу.
4. Отсутствие увлечений в свободное время.
5. Неконгруэнтность в общении (больной говорит о своем и очень долго, совершенно не интересуясь реакцией собеседника).
6. Медлительность (иногда в сочетании с п. 7).
7. Гиперактивность (иногда в сочетании с п. 6).
8. Появление необычных и нереальных в осуществлении идей.
9. Постановка вполне реальных целей и отсутствие их практической реализации в активном действии.
10. Депрессия.
11. Попытки самоубийства.
12. Необычное поведение (за столом; нарушающее социальные нормы; в сексуальном плане).
13. Пренебрежение своей внешностью и правилами гигиены.
14. Вычурные позы и движения.

Бред при хроническом синдроме может носить систематизированный характер. Это чаще всего цельная, внутри себя самой непротиворечивая система воззрения на мир, которая в большей или меньшей мере не соответствует реальности, и которую вследствие ее внутренней непротиворечивости бывает очень трудно разрушить усилиями извне. Иногда больной человек, здраво ориентируясь в большинстве жизненных вопросов, проявляет "пунктик," устойчивую убежденность в несомненной правильности одного или нескольких утверждений, что, впрочем, может не препятствовать его общему социальному функционированию.

Существенной особенностью бредовой формы является изменение структуры как собственного (внутреннего), так и окружающего мира. В принципе это характерно для любой формы шизофрении. Но в случае других форм изменение структуры, которое, быть может, лучше всего выражает ощущение больного, что он сам стал другим, а вместе с ним и весь мир, заслоняется выражением пустоты.

Бредовая форма обычно встречается в более позднем возрасте, сравнительно с другими формами шизофрении. При этом при шизофреническом бреде преобладают вербальные, способы выражения переживаний; "фасад" личности оказывается лучше сохранившимся. Случается, что больной не вызывает подозрений своим поведением у окружающих до тех пор, пока не начинает рассказывать о своих наиболее личных переживаниях. Трудности контакта с ним иногда могут возникать по вине пастыря, если он не умеет завоевать доверие больного и прочувствовать его переживания, удовлетворяясь определением наиболее заметных изменений в его поведении. При бредовой шизофрении обычно встречаются как бред, так и галлюцинации, хотя либо то, либо другое может доминировать в различных случаях.

Прежде чем приступить к описанию данного типа заболевания, необходимо дать краткое понятие о параноидных расстройствах. Во-первых, это бредовые расстройства (paranoidum; paranoia (греч.)- безумие, eidos (греч.) - вид.

Что же такое бред? Это такая идея, которая:

1. Не соответствует действительности или искажает ее.
2. Полностью овладевает сознанием больного;
3. Возникает на болезненной основе, почве;
4. Недоступна коррекции, исправлению никакими доводами разума, логики.

Бредовые идеи противостоят свидетельству чувств и рассудка, результатам проверки и доказательствам.

Параноидные симптомы характеризуются систематическим параноидным бредом. Больной кажется нормальным до тех пор, пока не затрагиваются его патологические убеждения.

Вообще космическая тема характерна для этого типа шизофреников.

Различают первичный и чувственный бред.

Барбара О'Брайен пишет о внутреннем мире параноидного шизофреника:

В современной психиатрии бред классифицируется по стадиям развития:

Необходимо отличать бредовые идеи от ошибочных суждений, умозаключений здорового человека, от добросовестных заблуждений, которые могут отмечаться у каждого, а также отличать их от навязчивых сомнений-опасений психастеника. В основе последних лежат события, которые могут реально случиться, только сила переживаний человека неадекватна вероятности беды. К тому же человек при этом остается полностью критичен к своим переживаниям, понимает их болезненность, ненужность, только не всегда способен сам справиться с ними.

Приходят на ум слова Евангелиста: "кто же скажет брату своему... "безумный," подлежит геенне огненной" (Мф. 5:22). Надо быть очень осторожным, когда возникает впечатление, что у человека имеются бредовые расстройства. Для их отличия от каких-то других проявлений требуется консультация очень опытного квалифицированного православного врача-психиатра-психотерапевта.

Иногда отмечается восковидная гибкость - длительно сохраняет приданную ему позу, как будто слеплен из воска - каталепсия. Иногда реагируют не на громкую, а на шепотную речь. Ночью иногда они начинают передвигаться по помещению, заниматься туалетом, съедают пищу, поставленную перед ними еще днем.

Иногда больные принимают позу внутриутробного младенца, губы вытягивают вперед наподобие хоботка.

Могут быть импульсивны. Так один больной, длительно находившийся в застывшей позе стоя, вдруг во время обхода неожиданно прыгнул на женщину-врача и стал душить ее, накинув на нее свою куртку.

Нередко в застывшей позе больной совершает однообразные движения, повторяет чужие слова, чужие действия.

Из более или менее выраженного оцепенения (ступора) больной может переходить в резкое возбуждение с буйством, агрессией, нецеленаправленными и разрушительными тенденциями, нападая не только на персонал, но и на больных. Застывший в церкви больной вдруг неожиданно бросается вперед и бежит в алтарь. Кстати, в этот момент у больного может проявиться недюжинная сила. В это время часто имеют место императивные слуховые галлюцинации (повелевающие, приказывающие сделать что-то). Эти "голоса" могут не давать этому человеку покоя. В это время он особенно опасен для окружающих (может убить, нанести телесные повреждения, задушить, откусить у соседа нос и т.д.). Нередки при этом и обонятельные галлюцинации ("запахи псины," "мертвечины"). Иногда по их телу как бы "проходит ток," "в животе шевелится лягушка."

При этом могут часто отмечаться иллюзии (ошибки восприятия) - вместо прикосновения почувствовал удар и т.п.

Следует помнить, что кататонические ступорозные состояния могут варьироваться от кратковременных застываний в различных позах до длительных многодневных оцепенений.

В практике психотерапевта А. Г. Чернявского дважды встречались случаи, когда после чтения оккультной литературы у женщин развивались кататонические состояния, из которых обе благополучно вышли (обе накануне болезни читали "Розу мира" Л. Андреева).

Гебефренические симптомы при шизофрении характеризуются дурашливостью поведения, инфантильностью, кажущейся простотой и детскостью внешних проявлений.

Гебефреническое "валяние дурака" может быть насмешкой над людьми, которые не отдают себе отчета в том, что все изменилось, что надвигается катастрофа. Катастрофический колорит является отличительной особенностью часто встречающегося при шизофрении бреда преследования. Факт слежки, преследования, отравления и т.д. приобретает общечеловеческое значение; если такие вещи возможны, значит, весь мир против больного, весь мир изменился.

"Гебефреник хихикает и хохочет, ухмыляется и улыбается, - пишет Барбара О'Брайен, - а иногда и говорит. Да и на лице у него не стоит искать смысла. Со своей жуткой клоунской улыбкой он одинаково хихикает, уставившись на стену, на медсестру, на психиатра, на других пациентов. А уж если задать ему вопрос - веселью нет конца. Может, такова судьба выведенных из равновесия комиков? Нет, в эту группу входят в основном люди, прожившие убогие, безрадостные, трудные жизни, в которых не было ничего, что могло бы вызвать хотя бы подобие улыбки. И я вдруг поняла, какой якорь их держит. - Хихиканье. Гебефреник укрылся от жизни в незатейливом приятном мире, расхристанном и несобранном, где не надо ни за что отвечать, тревожиться и бороться, потому что заниматься этим сложно и страшно."

Следует отметить еще одну форму заболевания, которую условно можно назвать "групповой гебефренией." Небольшая (от 3 до 6 человек) группа молодых людей, социально отгороженных от остальных сверстников, чаще в подростковой или юношеской среде, имея одного лидера с ярко выраженными шизофреническими симптомами - энергетического "донора" группы, вступая в тесные межличностные отношения, оказывается связанной тугим узлом зависимости друг от друга. Эмоциональная открытость, свойственная всяким реальным дружеским отношениям, создает прецедент, при котором душевно доминантный шизофреник как бы "инфицирует" своих друзей (как правило, латентных шизофреников) душевной энергией демонических мечтаний, которые воспринимаются ими как неординарные личностные проявления лидера, вызывающие восхищение. В этом тугом узле, в виду полной душевной открытости на "донора," при ослабленном сознательном "Я" происходит постоянный взаимное подогревание друг друга. В такой атмосфере происходит сегодня большая часть молодежных "тусовок."

В создании бредовой структуры А. Кемпинский выделяет три фазы: ожидания, озарения и упорядочения:

Существующие подтипы шизофрении выделены весьма условно. Они могут сочетаться друг с другом, могут проявляться отдельно. Из четырех их форм, вопреки кажущимся различиям, наибольшее сходство существует между простой формой и гебефренической. Некоторые психиатры, особенно американские, используют оба названия в качестве синонимичных. Прогноз в случаях как той, так и другой из этих форм, в общем, менее оптимистичен по сравнению с другими формами шизофрении. Хроническая шизофрения, или так называемый шизофренический "дефект," нередко принимает форму простой или гебефренической шизофрении.

Существенным моментом, связывающим эти две формы болезни, является впечатление пустоты, которое они вызывают у окружающих. И сами больные, впрочем, часто жалуются, что главное их переживание - это чувство пустоты, что у них что-то внутри "выгорело."

Чувство пустоты не является специфическим при шизофрении. Оно встречается при неврозах, депрессии, иногда в случаях органического отупения, а также и у психически здоровых людей. Чаще всего оно бывает связано с понижением жизненной динамики - человек в подобных состояниях чувствует себя "потухшим," внутренне пустым и бесплодным.

В норме подобные состояния возникают после напряженной психической активности; пустота в таких случаях является как бы выражением состояния расслабления. Пониженное настроение, являясь субъективным выражением снижения жизненной динамики, нередко связывается с чувством душевной пустоты. Это чувство возникает также при негативном эмоционально-чувственном отношении к окружению. Учащающееся стремление выключиться из обычного круга человеческого общения может вырасти первым выражением негативной установки к другим людям. Аналогичное чувство внутренней пустоты появляется при негативном отношении к самому себе. При этом человек сам для себя становится пустым и скучным.

Шизофреническая пустота отличается от нормальной лишь степенью выражения и упрочнения. Если внутренняя пустота является главным симптомом шизофрении, вероятность положительного исхода болезни невелика. Однако пастырю стоит попытаться побудить больного (если он находится в радиусе душевной досягаемости) к большей активности, большему эмоциональному включению в реальную жизнь и реальные отношения с другими людьми.

Следует учесть также, что некоторая часть шизофренических расстройств имеет генетическую природу, т.е. может проявляться наследственно. Исследования подтверждают значение наследственного фактора в шизофрении. Шизофрения у детей тесно связана с этим заболеванием у взрослых.

Или, к примеру, авторитетный в глазах ребенка отец-шизофреник, подчинение которому обусловлено спровоцированной им идеализацией собственной личности.

В другом случае отец может оказаться чрезмерно уступчивым, оттесненным своей супругой от своей отцовской роли на периферию семейной жизни. С ним не считаются, им явно пренебрегают либо ненавидят его, когда он своим поведением, например, алкоголизмом, нарушает семейный порядок. Часто с внешней стороны семейная жизнь представляется образцовой, и лишь обстоятельный анализ эмоционально-чувственных отношений выявляет их патологию. Противоречивость чувств по отношению к родителю становится камнем, с которого начинается закладка фундамента здания шизофрении, могущей проявиться при определенных условиях в юношеском возрасте.

Исследования показали, что заболеваемость и распространяемость шизофрении достигают наивысшего уровня в низших социально-экономических группах. Изучение концентрации заболевания по месту проживания указали на наибольший процент заболеваемости в трущобных районах городов. Вследствие вышесказанного можно предположить, что возникновение заболевания вызвано профессиональной и социальной изоляцией, противоречием между родительским сценарным программированием авторитарного родителя относительно невозможности жизненной реализации и обреченности жизни на низком социально-экономическом уровне и разыгрываемыми в грезах ребенка мечтаниями о своей значимости, великости, богатстве и славе.

Антон Кемпинский выделяет три этапа в развитии шизофренического процесса - овладения, адаптации и деградации:

Американский психоаналитик Эрик Берн отмечает, что одним из факторов, провоцирующих шизофрению, является накопление неудовлетворенных импульсов любви и ненависти вследствие неспособности, неприспособленности к нормальным человеческим отношениям. Психика шизофреника, таким образом, отказывается от Принципа Реальности. Разумное "Я" постепенно теряет власть над желательной частью человека. Со временем желания начинают действовать в нем таким образом, будто он является центром мироздания, будто он всемогущ, самодостаточен и способен одним своим помыслом влиять на все вещи в мире.

Прежде чем привести обширную цитату из книги Э. Берна "Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных," сделаем небольшую выписку расшифровки понятий, которыми оперируют психоаналитики в своей работе, из терминологического словарика этого же автора. Заметим, что эти понятия приводятся нами не как "руководство к действию," а как служебные термины, необходимые для понимания дальнейшей цитаты.

Ид - Вместилище психической энергии, исходящей от непосредственных инстинктов жизни и смерти. Ид действует по принципу удовольствия. Энергия его состоит из либидо и мортидо, каждое из которых имеет собственные цели и объекты. (Аналог в православной антропологии: желательная, страстная часть души человека).

Суперэго - Образы, нагруженные направленным внутрь мортидо, контролирующие и ограничивающие свободное выражение инстинктов Ид и даже одерживающие верх над суждениями Эго. Каждая сознательная и подсознательная мысль, чувство или поступок, не согласующиеся с Суперэго, вызывают напряжение, и если это напряжение становится сознательным, оно воспринимается как чувство вины. (Психология подразумевает под этим понятием совесть и заложенные с детства жизненные ценности - и. Е.).

Либидо - Энергетические напряжения, снимаемые созиданием, творчеством и сближением. Энергия инстинкта жизни, "целью" же его является, по-видимому, продолжение рода. (Энергия созидания, сближения, иногда находящая выход в виде сексуального влечения - и. Е.).

Мортидо - Энергетические напряжения, снимаемые разрушением, нанесением ущерба, устранением и отдалением. Энергия инстинкта смерти. Величайшее удовлетворение мортидо достигается у взрослых убийством или самоубийством, а "целью" его является, по-видимому, сохранение индивида. (Энергия гнева, гордости и самости - и. Е.).

А теперь несколько выписок из главы "Что такое сумасшествие?" вышеупомянутой книги Э. Берна. В ней он на примере пациента по имени Кэри рассматривает случай прогрессирующей шизофрении:

Итак, болезнь Кэри прошла четыре стадии:

Родственники шизофреников отмечают две основные проблемы. Первая связана с психологической отгороженностью. Больные не взаимодействуют с другими членами семьи, они становятся медлительны, не ухаживают за собой, частично или полностью уходят от общения. Вторая связана с более явными нарушениями и социально неприемлемым поведением, беспокойными, странными, расторможенными проявлениями в обществе, угрозой насилия.

В упомянутой книге Барбары О'Брайен "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно" недвусмысленно упоминается о постоянном контакте в процессе болезни с некими Операторами. Кто же это такие? Автор, переживший опыт вхождения и выхода из этой болезни, повествует:

Приведенное свидетельство имеет особую ценность в силу того, что автор, будучи человеком незнакомым со святоотеческим наследием, свидетельствует о том, о чем святые отцы говорили из глубокого опыта аскетической брани.

Современный православный психиатр Н. Д. Гурьев, размышляя над соотношением клинического и греховного элементов в рассматриваемом нами заболевании, считает, что корни шизофрении находятся в испорченной грехом нравственной природе человека.

Ниже мы приводим значение этих трех составляющих в контексте православного аскетического учения, используя тот же источник.

Далее, Святитель Игнатий, ссылаясь на преп. Григория Синаита, указывает, что в состояние прелести впадает тот, кто мечтает самочинно достигнуть высоких молитвенных состояний. Налицо все три составляющих прелести: самомнение, своеволие и мечтательность.

По словам преп. Симеона Нового Богослова, таковой, все более удаляясь от истины в область прелести,

К категории прельщенных и ввергнутых доверием к демонам в шизофреническое состояние людей можно отнести чиновника, о котором пишет Святитель Игнатий в цитируемой выше главе "О прелести":

Духовное окормление верующих людей, перешедших от самомнения и мечтательности в шизофреническое состояние прелести, крайне осложняется тем, что необычность своего мировосприятия, своих действий и поступков они объясняют "действием благодати," особым, только им "и лишь некоторым святым" открытым духовным опытом.

И действительно, прельщенные, по словам Святителя Игнатия,

Внешний вид человека, у которого шизофрения умножила злокачественные проявления религиозности, весьма плачевен. Святитель Игнатий пишет о них:

В древности непременным условием возрастания в духовном подвиге было послушание духовно опытному старцу, который зорко следил за душевным состоянием людей, предрасположенным к подобным состоянием, внимательно наблюдая за теми из монашествующих и мирян, кто занимаясь духовной жизнью, начинал проявлять неадекватность в поступках и интеллектуальных построениях.

В значительной части современных монастырей новопришедшие послушники оказываются вне духовного окормления, предоставленные в своем подвижничестве собственному уразумению, основанному на субъективном, основанным на кровяном разгорячении, прочтении святоотеческой и житийной литературы. Неправильное прохождение самосочиненного подвига молитвы и умного делания очень часто приводит таковых к психическим отклонениям.

В психотерапии, как и в пастырском делании, помощь для выхода из болезненного состояния возможна только путем деятельного проявления любви к больному со стороны терапевта (в нашем случае - пастыря), только благодаря схождению вслед за человеком, (по выражению митрополита Антония Сурожского,) "в глубины его внутреннего ада." Но именно сближения, близости, которая кажется ему ужасом зависимости, порабощения, потери себя, боится шизофреник. Именно как следствие прогрессирующего заболевания так решительно и безжалостно он рвет все ранее существовавшие более или менее близкие отношения и связи со значимыми людьми, сознательно вытесняя из памяти и сердца любое из положительных воспоминаний этих отношений.

Пастырю, взявшемуся за помощь больному шизофренией, важно понять и включиться в мир его переживаний. В понятие этого мира мы вкладываем все то, что больной чувствует, что является содержанием его прошлого, будущего и настоящего, что иногда является интимным переживанием, скрываемым от внешнего мира и даже от самого себя, и имеет собственную, своеобразную для больного тематику, структуру и колорит.

Можно попытаться воссоздать этот внутренний мир на основе частичных сведений, полученных от него и о нем. Это - сообщения от окружающих, его собственные высказывания, наблюдения его поведения и, особенно его чувственных реакций. При этом нередко мы вынуждены пользоваться интерполяцией, т.е. из отдельных фрагментов конструировать определенную целостность, не забывая, однако, о том, что наша интерполяция может быть неадекватной и что при дальнейших контактах с больным ее, возможно, придется изменять.

Чтобы проникнуть в мир переживаний больного, необходимо прежде всего завоевать его доверие. Пастырь должен быть для больного тем человеком, перед которым он может безбоязненно раскрыться, который не будет его ни осуждать, ни порицать.

Этот контакт представляет собой нечто особенное и в общем не так часто встречаемое в обычном общении между разными лицами. Своеобразие его для пастыря заключается, пожалуй, в погружении во внутренний мир больного и желании облегчить его страдания, а со стороны пасомого - в чувстве безопасности, которое вызывает в нем священник. Понимание другого человека лежит не только в интеллектуальной плоскости, быть может чувственная плоскость даже важнее. Больной, пришедший за помощью к пастырю, должен стать для него кем-то близким.

Американский психотерапевт Карл Витакер (1912-1995), более 20 лет проработавший в области семейной терапии, в том числе и с семьями шизофреников, повествует о своей работе так:

Важной особенностью работы с шизофрениками, о которой мы ранее не упомянули, является их склонность к самоубийству - логическому завершению жизни того, кто разрушал себя социально, психологически, эмоционально и экономически. Еще одна цитата из Карла Витакера:

Поэтому выводить человека к границам придавленного сознательного "Я," открывать ему страшную правду о его состоянии нужно предельно осторожно, постепенно, с осознанием ответственности за каждое слово, которое, в случае "передозировки информации," может оказаться роковым.

Следует, наконец, упомянуть об "энергетическом обеспечении" шизофрении. Отключение больного посредством полного доверия и послушания духовнику, взявшему на себя попечение о нем, посредством глубокой исповеди и причащения Святых Христовых Тайн от "энергетических ресурсов," которые обеспечивают демонические силы, может на несколько дней или недель полностью обессилить человека, что будет свидетельствовать о начале освобождения подлинного "Я" от власти инородных сущностей.

Когда посредством кропотливой духовной работы становится все более осязаемым момент приближения к ресурсам подлинного "Я," человек может ощутить состояние полного обессиливания. Это ощущение может свидетельствовать о медленном начале восстановления самостоятельных душевных сил человека. Но и здесь рано праздновать победу. Западение обратно в болезнь может произойти и в самом процессе выхода из нее, и даже после наступления на несколько месяцев или даже лет стабилизации душевного здоровья. Смирение пасомого со своей пожизненно больной участью - вот наиболее надежная страховка для него.

Пастырь, решившийся на подобную работу, должен быть заранее готов принять поражение. Поединок неравен. У демонов много тысяч лет практического опыта "работы с людьми."

Следует помнить, что пастырской работе с шизофрениками необходима не только самоотверженность, но и определенное количество психиатрических знаний и психотерапевтического опыта. Тем более, что редкий шизофреник решится на полное доверие - смелость рискнуть стать ранимым и беззащитным перед пастырем и до конца нести последствия этого решения.

Практические ошибки пастыря, вплоть до контрпереноса, и как итог - невозможность "выйти из больного," преодолеть болезненную отождествленность с ним, могут восприниматься больным с торжеством и ликованием. Однако пастырь не должен обвинять себя в случае, если прилагаемые усилия себя не оправдают. Тем более, он не ответственен за развязку психопатических отношений в семье шизофреника (или в кругу его друзей, если речь идет о "групповой" шизофрении), вне которой почти бессмысленно рассматривать проблему его выхода из болезни. Не ответственен не столько потому, что семья, как правило, не просит его об этом, сколько потому, что она не соглашается на выздоровление, создавая условия для возвращения больного домой из клиники, монастыря, из-под опеки духовника.

Олеся Николаева в своей замечательной книге "Современная культура и Православие" пишет:

Смеем надеяться, что изложенный материал поможет священнику, в попечении которого окажется пасомый с этим заболеванием, сориентироваться и застраховать себя и свою паству от разрушительного воздействия того, что даже неверующие психотерапевты справедливо называют "властью демона."

В то время как другие удары судьбы, например, смерть близкого человека, вызывают сочувствие и соучастие, в случае возникновения душевной болезни дело обстоит иначе. Люди отшатываются от семьи, в которой стряслось такое несчастье.

Какую глубокую мудрость, такт, сочувствие необходимо иметь пастырю, чтобы утешить, ободрить и поддержать близких больного, избежать излишнего морализаторства и болезненно ранящего в таких случаях фантазирования на тему "за какой-то грех это попущено," найти благоразумные и трезвые слова, предназначенные для этого случая.

Примером такого утешения может служить одно из писем Святителя Игнатия Брянчанинова, в котором он утешает родственников душевнобольной женщины.

Что же можно посоветовать родственникам в их подходе к больному во время кризисных ситуаций? Здесь не может быть однозначного ответа. Тактика поведения может быть различной, в зависимости от того, кризисная стадия или стадия заболевания протекающая мягко проявляется в каждый конкретный момент.

В таких случаях необходимо прежде всего кратко призвать помощь Божию и исполниться внутренней уверенностью в уповании на то, что все, что происходит, так же как и исход происходящего - в руках Его всемогущего Промысла.

Затем немедленно вызвать врача.

Если врач почему-либо запаздывает, а больной проявляет опасные для себя и для других действия, необходимо применить физическую силу. Для близкого человека, тем более верующего, повод для серьезных колебаний и раздумий представляет собой ситуация, в которой необходимо применить физическое насилие над психически больным человеком, действия которого представляют опасность для него и для окружающих. Здесь необходима твердость и решительность, оправданная и святыми отцами в подобных ситуациях. Промедление может стоить одной или нескольких жизней.

Включение в ситуацию врача (домашнего доктора или врача скорой помощи) имеет то преимущество, что частично освобождает родственников от ответственности за правильный исход ситуации.

Обращение к посторонней помощи правомерно тогда, когда родственники не в состоянии помочь больному сами. Действенная помощь, оказывают ли ее близкие, врач или другой персонал, возможна только при условии, что она не скована неуверенностью или страхом перед больным.

Иногда присутствие знакомых, соседей или друзей помогает близким больного обрести чувство уверенности. Особенно нуждаются в помощи и поддержке в крайних ситуациях одинокие родители больного.

В этом случае родственникам больных нужна постоянная поддержка, постоянная помощь Божия. Частое причащение и исповедь, поддержка духовника, контроль своего состояния в общении с другими людьми - вот направления внутренней работы, на которые родственнику больного нужно обратить особое внимание.

На временную или пожизненную госпитализацию психически больного родственника необходимо испросить благословения духовника, хорошо знающего вашу семейную ситуацию. Также необходимо постоянно поддерживать связь с лечащим врачом больного, не стесняясь быть излишне навязчивым, консультировать с ним по каждому волнующему поводу.

Всеми силами нужно стараться не потерять на длительное время собственный ритм жизни из-за болезни близкого человека. Необходимо, по возможности, сохранить свои дружеские связи и привычным образом исполнять свои обязанности вне дома.

Даже тогда, когда родственникам очень трудно оставить больного на время одного, преодоление возникающих при этом опасений оказывается полезным для обеих сторон. При всей готовности к компромиссам не следует существенно нарушать привычный жизненный ритм и распорядок дня семьи (например, время еды, сна, уборки, гигиенических процедур). Порядок внешней жизни должно противопоставить хаосу внутреннего мира больного.

Главную проблему для близких душевнобольных составляют отнюдь не кризисные ситуации. В значительно большей степени это относится к трудностям в связи с затяжными расстройствами (так называемыми негативными симптомами - пассивностью больного, замкнутостью, причудами). Но нельзя сказать, что эти расстройства, в большей или меньшей степени осложняющие совместное повседневное общение, совсем не зависят от внешних обстоятельств. Поэтому необходимо с сочувствием выявлять отягощающие больного ситуации и по возможности устранять их.

Иногда трудности могут быть обусловлены конфронтацией больного с отдельными людьми или группами людей. В других случаях больного обременяет чрезмерная заботливость родных, их попытки "влезть в душу," а также предъявляемый больному высокий уровень требований. Предложения, поступающие от случайных и некомпетентных лиц, даже если кажутся хорошими, помогают редко. Гораздо большей пользы следует ожидать от научно обоснованных моделей решения проблем и использовать опыт близких других больных.

Следующие правила можно предложить как руководство к практической деятельности в опеке душевнобольных людей.

Просите как можно больше людей, особенно священников, молиться о больном. Молитвенная помощь других людей будет давать Вам силы не падать духом в нелегком несении креста.

В сложных случаях ищите оптимальные решения. Для некоторых больных, склонных к бредообразованию или страдающих периодическими обострениями заболевания, в отдельных случаях имеет смысл лечение медикаментами. Исследования подтвердили, что длительное, иногда многолетнее лекарственное лечение существенно снижает частоту обострений. Поэтому пациенту полезно, чтобы предложение принимать лекарства делалось близкими просто и открыто. В случае необходимости больному следует напоминать о приеме препаратов. В определенных случаях родственникам приходится брать на себя обязанность выдавать больному каждую разовую дозу. Если нет уверенности в том, что больной самостоятельно регулярно принимает лекарства, то об этом необходимо сообщить лечащему врачу. Врача следует информировать и о появившихся побочных действиях препарата. Если больной, в силу своих болезненных соображений, считает лечение излишним и если в исключительных ситуациях принуждение становится неизбежным, то причина этого, при участии врача, должна быть спокойно разъяснена больному и затем выполнено лечение.

Правило "держаться как можно более естественно" означает также, что родственникам не нужно искусственно "подтягиваться" в присутствии больного или "ни в коем случае не допустить какой-то ошибки." Наоборот, больному шизофренией полезно, если при выражении им своей реакции раздражения близкие ему люди уходят в другую комнату. Опыт подтверждает, что такое поведение правильно, так как всплеск раздражения неблагоприятен для обеих сторон. Правдивость и естественность в поведении не означает катастрофы во взаимоотношениях. Гораздо ценнее надежность, естественность, уважение.

Правда, следует терпимо относиться к тому, что больной сам определяет себе диету или не садится за общий стол, хотя давать ему такой совет нельзя. Например, не следует специально готовить для больного отдельную еду, которую он намерен принимать в ночное время. Чудачества больного только тогда имеют действительно отрицательные последствия, когда члены семьи приспосабливаются к этим "искаженным" привычкам. С другой стороны, нужно только оценить, насколько трудно поддерживать в быту установившийся распорядок дня, когда соответствующие заботы уже преодолены совместно. Иногда бывает полезно составить план домашних дел на день или неделю. При этом в плане должно быть непременно указано, какие обязанности возлагаются на больного.

Снижение уровня ожиданий и уменьшение требований, предъявляемых больному, как правило, дают ему возможность лучше справиться со своими расстройствами. В этой ситуации справедлива пословица "Лучше меньше, да лучше."

Швейцарское объединение родственников больных шизофренией, основываясь на собственном опыте, дает своим членам следующие полезные советы:

Принцип "лучше меньше, да лучше" действует совершенно конкретно в повседневном быту. Обращение к больному должно быть изложено просто и ясно, тогда оно оправдано. Правда, длинные и сложные сообщения не превышают интеллектуальных возможностей некоторых больных, к примеру, больных шизофренией. Но многозначные и многоплановые сообщения предполагают большую способность к концентрации внимания. Они превышают способность больного к "переработке полученной информации." Поэтому очень рекомендуется при обращении к больному высказывать только одно определенное пожелание, задание или сообщение. Таким способом родственники больного следуют девизу, который открывают для себя: поэтапное выполнение отдельных действий возможно, если даже больной не в состоянии охватить задание как целое.

Первая задача заключается в том, чтобы быть понятым. Намного труднее овладеть искусством осуществлять на деле требования к больному, выполнение которых необходимо для поддержания на определенном уровне совместного существования.

Может быть, помогут советы:

- Прими ванну, а потом съедим вместе по куску пирога с чаем. Или же разумные компромиссы:

Можно спросить больного:

- Ты не хотел бы прибрать свою постель? Тогда в твоей комнате будет полный порядок.

Неожиданный благоприятный результат может дать диалектический подход:

- Не разговаривай вслух со своими голосами. Ты же не хочешь, чтобы эти люди считали тебя сумасшедшим. Не давай им повода.

Если нагрузка становится чрезмерной, то социальные контакты между больным и его родственниками следует временно сократить. Иной раз больному нужно просто уйти в свою комнату.

Необходимо неизменно соблюдать уважение к частной жизни больного, особенно в ситуациях, вызывающих нагрузку.

Некоторые душевнобольные, в частности, шизофренией часто используют возможность уединения с целью защиты от раздражителей, с которыми они не могут справиться. Больной чувствует "перегрузку" и изъявляет желание сменить обстановку, уединиться, уйти. Такая тактика больного существенно облегчает совместное проживание, если, конечно, больной имеет отдельную комнату. В этот момент настаивать на выполнении необходимых текущих обязанностей не нужно.

Больные нередко находят для этого такие объяснения, которые другими людьми воспринимаются как безумные. О восприятиях невозможно спорить ни со здоровыми, ни с больными. Люди принимают за истину то, что они чувствуют.

Споры с больными шизофренией о расстройствах чувств или бредовых высказываниях, как правило, не приводят ни к какой коррекции их восприятий или характера даваемых ими объяснений. Если близкие начинают спорить с больными шизофренией об их переживаниях, то подвергают себя риску потерять доверие больного. Суждения больного не изменятся, но взаимоотношения будут испорчены.

Если у больного идеи преследования сохраняются в течение длительного времени, не следует постоянно и без пользы для дела вызывать врача. Лучше согласиться задернуть шторы или сменить дверной замок. При громкой брани больного в адрес беспокоящих его голосов можно предложить вместе помолиться.

Если больной прислушивается к голосам или активно высказывает бредовые идеи, есть основание подозревать ухудшение состояния. Если родственники не в силах больше вести себя с больным "как со здоровым," то об этом необходимо сообщить врачу. В подобных случаях могут оказаться полезными временный переезд больного в пансион, помещение в клинику или даже только пастырская беседа с больным и членами его семьи.

Если же больной сам попросит пригласить священника, пойти в храм, причаститься, собороваться, - не откладывайте исполнения его просьбы. Практика показала, что если не воспользоваться моментом, больной может опять закрыться на благодатное воздействие.

Не следует забывать, что душевным расслаблением психически больного человека, его неспособностью отличать свои импульсы от импульсов и волевых установок, идущих извне, пользуются демонические силы для погубления человеческой души в бездне душевной болезни.

Различение проблем душевного и духовного порядка - необходимейшее условие правильного их разрешения. Помощь в осознании и различении этого, безусловно, более кропотливый, вдумчивый и длительный труд, чем двухминутное общение, основанное на совершенно известных каждому верующему человеку советах и словах.

С первых моментов жизни ребенок вовлечен во взаимоотношения с людьми, прежде всего с тесным кругом близких людей. От того, как они ведут себя с ним, зависит пока бессознательный выбор особенностей его поведения, надолго формирующий стиль общения, а во многом личные качества и сценарий жизни.

По большому счету, на первом этапе у ребенка есть только три стратегии поведения: движение к людям, против них или от них. Существует еще одна: вместе с ними, но самостоятельно, однако она требует определенного развития личности и, естественно, недоступна ребенку и может выработаться только позже, а это потребует ломки уже сложившейся, укоренившейся и как бы "работающей" стратегии. Именно поэтому позиция "вместе, но самостоятельно" встречается так редко. Первые же три способствуют формированию одного из привычных нашей эпохе типов внутренних конфликтов.

В этом случае ребенок пытается завоевать привязанность окружающих, чтобы опираться на них и чувствовать себя с ними в безопасности. Он выбирает самого сильного (в том числе, в семье) и присоединяется к нему, подчиняясь его мнению. Постепенно у него вырабатывается потребность в любви и одобрении, постоянном присутствии кого-то рядом, на кого можно опереться, и без кого человек начинает чувствовать себя беспомощным.

Со временем формируется тип и сценарий "беспомощной личности," нуждающейся в постоянном поводыре и руководителе, который взял бы на себя ответственность за все ее действия. "Беспомощная личность" любой ценой пытается удовлетворить ожидания других людей, становится уступчивой и предупредительной, смиряясь с ролью вечной жертвы, в любом случае готовой взять вину на себя.

Такая позиция способствует усилению внутренних барьеров: "беспомощная личность" оказывается неспособной сказать "нет" в ситуациях, в которых это сделать необходимо, оказывается полностью лишенной целеустремленности и инициативы в достижении поставленных целей, даже безгрешные радости жизни считает недопустимыми и не разрешает себе радоваться ни по какому поводу. В отношении к себе превалирует чувство жалости и ощущение собственной слабости.

Такой человек становится совершенно зависимым от окружающих, самое страшное для него - остаться одному. Оценка, данная другими, представляет для него абсолютную важность, похвала окрыляет его, а любая критика воспринимается как трагедия.

Потребность в других является для него фактором постоянной тревожности. "Беспомощная личность" нуждается в любви и привязанности, хотя, как правило, не способна на настоящую любовь и близость, подменяя их манипулированием, средством которого является все та же его слабость. Она переносит свой внутренний конфликт на отношения с близким человеком.

В этом случае ребенок решается, пусть и бессознательно, на борьбу с окружением, отстаивание своих интересов. Он перестает доверять людям, начинает думать, что все они настроены против него и виноваты в его неудачах. Основным его желанием становится победа в этой борьбе с враждебными людьми: складывается агрессивный сценарий "обвинителя."

Несмотря на то, что такой человек изо всех сил старается демонстрировать уверенность и силу, на самом деле, как и в предыдущем случае, им руководят те же тревожность, страх и неуверенность в себе.

Его жизненная философия основывается на представлении о мире, как о джунглях, где выживает сильнейший, где человек человеку - волк, а стиль поведения определяется фразой "с волками жить - по-волчьи выть." Главной его потребностью становится управление другими: либо открытый диктат, либо скрытое манипулирование, в зависимости от темперамента.

Со временем такой человек становится крайне конфликтным и неуступчивым, в искренние чувства верить перестает, а любую ситуацию оценивает с позиции практической выгоды и полагает, что все люди поступают аналогичным образом. Любой спор он пытается выиграть любой ценой, проигрыш переносит крайне болезненно, а признание ошибок считает проявлением слабости - в отличие от "беспомощной личности," которая признает свою вину, даже не будучи виноватой.

В этом случае ребенок не выбирает ни подчинения, ни борьбы, а пытается уйти от общения в собственный мир своих мыслей, игр и занятий. Такая позиция порождает ощущение неопределенности и собственной никчемности, непонимания того, кто он есть на самом деле и где его место.

Он старается ни с кем себя прочно не связывать, видя в любых тесных связях угрозу своей самоизоляции. Он также старается не связывать себя никакими долгосрочными обязательствами, вообще противится всяким попыткам отношений, которые могут представлять опасность принуждения его к чему бы то ни было. Поэтому он уходит от всех глубоких эмоциональных контактов, а если вдруг таковые начинают складываться, разрушает их: формируется сценарий "разрушителя."

Любому "разрушителю" свойственно умение подавлять эмоции, опасаясь, что эмоциональность вызовет сильную реакцию окружающих, и он окажется вовлеченным в процесс общения. Отказ от эмоций с годами, требуя определенной замены эмоциональной сферы (как правило, логикой), приводит к формированию еще одного типа: "компьютера," избирающего для самоутверждения несколько отличные пути.

Такие люди никогда не доверяют интуиции и живут анализом целесообразности и планированием. Перед тем, как принять любое решение, они тщательно взвешивают все "за" и "против."

В определенном понимании, они верны кодексу чести и порядочности, хотя и достаточно механистическому: исправный "компьютер" просто не может не быть по-своему честным, иначе он не может функционировать.

Не секрет, что в настоящее время немалое число формально взрослых людей никак не соответствует понятию зрелой личности. Зрелость наступает тогда, когда человек способен мобилизовать свои силы и побороть страх и неуверенность, возникающих из-за отсутствия поддержки со стороны окружения. Тупик - это как раз та ситуация, когда у человека недостаточно поддержки со стороны и не хватает сил и смелости, чтобы опереться на собственные душевные силы. Боясь идти на риск, многие в этом случае надолго принимают защитную роль "дурачка" или "беспомощной жертвы обстоятельств." Зрелость и есть умение пойти на риск, чтобы выбраться из тупика.

Своеобразный эффект "Мама дома": в ее присутствии мало кто из детей самостоятельно убирает комнату, или готовит еду, или сражается со сложной задачей в домашнем задании. Когда вдруг оказывается, что мамы рядом нет, дается шанс: кто-то неожиданно открывает в себе способность делать все это самостоятельно и даже без внешнего принуждения, а кто-то теряется. Последнее называется "приобретенной беспомощностью."

Если же ребенок воспитывался, наоборот, в условиях недостаточного внимания и заботы, у него может сформироваться комплекс неполноценности, восприятие себя как неудачника, недоверие к людям.

И в первом и в другом случаях ребенок рано или поздно приходит к выводу о пренебрежении или даже неприятии родителей, фактически отказывается признавать их авторитет. Он может продолжать использовать их, исходя из их полезности, даже демонстрировать теплые чувства, но лишь до возникновения стрессовой ситуации. Он полностью перестает принимать в расчет любые социальные и моральные нормы, все его поведение диктуется эгоизмом и начисто манипулятивно. Последствия всех своих действий он оценивает только с точки зрения собственного выигрыша, а способность к любви, альтруизму, равно как и чувства вины или смущения, являются для него незначимыми категориями.

Не только по отношению к себе, но и к людям мы во многом воспроизводим модель поведения своих родителей. Их отношения между собой, представления о браке и супружеской близости, достоинстве, чести, труде в немалой степени определяют позицию ребенка. Один уверен в том, что создаст крепкую счастливую семью, другой утверждает, что "никогда не женится."

Подобные родительские "предписания" становятся жизненными убеждениями человека, которые оказывают огромное влияние на его поведение. Священное Писание неоднократно указывает на то, что вера человека является огромной жизненной силой. Если человек по-настоящему верит, что он может что-нибудь совершить, то он обязательно это совершит. Но если он убежден в невозможности этого, никакие внешние силы не способны убедить его в обратном. Такие убеждения как "уже слишком поздно," "ничего не поделаешь - здесь я бессилен," "раз уж на мою долю выпало, то никуда не денешься" - часто могут являться камнем преткновения, не позволяющим человеку, в полной мере используя потенциал собственных душевных сил, исполнить определенное Богом жизненное предназначение.

Предписания передаются детям не только в форме прямых директив, а иногда и вопреки им. Трагедией современной церковной жизни является повсеместный и категоричный отход от Бога взрослеющих детей из верующих семей. Почему это происходит? Священник Анатолий Гармаев считает, что

Дети растут не только и не столько такими, какими их хотят видеть родители, сколько такими, какими родители являются. Если родители хотят, чтобы ребенок стал творческой личностью, нужно не только требовать от него этого, сколько самому уметь создавать новое. Чтобы он вырос решительным, он должен видеть, что родители умеют принимать решения.

Вот еще несколько распространенных предписаний: "Работай хорошо, старательно и много," "Всегда все делай на отлично, не жалей сил." Предписание подкрепляется "трудовым воспитанием" по дому, нотациями за каждую полученную в школе тройку и т.д. В результате, чтобы заслужить одобрение родителей, "маленький мальчик" до самой пенсии крутится, как белка в колесе, не уходя в отпуск, не видя семьи и т.д. Если у него отнять такую возможность, он, не понимая, что до сих пор старается ради похвалы серьезно-строго-трудовых родителей, - заболеет.

Сценарий жизни, благодаря неосознанному родительскому программированию, в основных чертах написан уже в первые годы жизни человека, основная стратегия его поведения уже сформирована к моменту поступления в школу, а школа довершает дело, дописывая недостающие детали сценария - трагичного или комичного, скучного или яркого, сценарий Царевны или сценарий Лягушки - победителя или побежденного.

Священник Анатолий Гармаев особо отмечает значение сценарного программирования посредством тех или иных в детстве запавших на самую глубину сердца родительских слов, называемых в нравственной психологии "родительскими печатями."

В современной церковной среде довольно редко можно встретить человека, умеющего ставить позитивные цели и выполнять их, причем делать это органично, легко. Такие люди отличаются тем, что при неудаче одной попытки они не приходят в отчаяние и умеют находить другие пути для достижения цели. Они не обязательно достигают внешних признаков успеха. Однако отличительным признаком является внутренняя умиротворенность и покой, исходящие от них.

Такие люди, в отличие от живущих по сценарным программам, ответственны за собственную жизнь, смыслы и цели которой формулируют и определяют сами.

Большинство сценариев - результат типичных внутриличностных конфликтов, заложенных в нашей цивилизации, попыток человека примирить непримиримое: уступчивость и агрессивность, амбиции и страх, беспомощность и самоуважение. Так или иначе, эти проблемы присущи почти каждому, и в каждом, чуть больше или чуть меньше, "перемешаны" черты каждого из описанных типов. Но человек с детства выбирает "магистральный путь" своей жизни и с незначительными отклонениями часто придерживается его всю жизнь, снова и снова возвращаясь на эту все углубляющуюся колею, и не находит в себе сил, чтобы отдать себе в этом отчет и попытаться свернуть.

Итак, в детстве нам предлагают сценарий. Но следовать ли ему далее - только наше личное дело.

Замечено, что личные эмоциональные отношения духовника (пастыря) с духовным чадом (пасомым) являются средством душевного оздоровления и поведения последнего. Именно живая эмоциональная связь, личностные отношения, а не внушаемость или навязчивая привязанность.

Человек, пришедший к священнику на исповедь или за советом, не только говорит с ним о своих нынешних и прошлых проблемах, но и проявляет по отношению к духовнику свойственные своим детским отношениям эмоции.

Если же отец был отстраненным, занятым только собой и своей работой, или же бросил семью в период раннего детства своего сына или дочери, или же был хроническим алкоголиком, то духовное чадо будет постоянно провоцировать своего духовника на отношение, подтверждающее его жизненный сценарий: "Я никому не нужен," "На меня никогда нет времени," "Отец меня не любит."

Пастырю очень важно иметь в виду, что большинство людей сегодня приходит к священнику не за разрешением духовных вопросов, но прежде всего за душевным, человеческим теплом. И хотя чаще всего это душевное тепло у священника "берется" под предлогом поиска ответов на религиозные вопросы, о подлинно духовном, как свидетельствуют многие современные духовники, сегодня спрашивают очень немногие.

Священник может дать человеку это душевное тепло, понимание, сочувствие. Благодатные силы, подаваемые пастырю от Бога, восполнят недостаток его естественных душевных сил. На первом этапе окормления задача священника состоит в том, чтобы полюбить человека, покрыть недостаток человеческого тепла, оправдать его ожидание встречи душевного понимания со стороны батюшки.

Однако агрессивность, жестокость, все большее и большее увязание человеческой жизни в болоте мелочной суеты и дрязг, усугубление финансовой неразберихи в обществе, экономические сложности современного мира, отсутствие участия и сострадания со стороны окружающих людей создают для пастыря ситуацию, в которой он вынужден по много часов в день "жалеть" и "понимать" своих духовных чад, тянущихся к нему бесконечной вереницей. Возникает опасность завязнуть с ними в чисто душевных отношениях, постепенно забывая о целях духовной и церковной жизни.

Со временем пастырь оказывается перед фактом: пришедший отчасти забыл, зачем он когда-то пришел к нему, забыл, что такое жизнь духовная, забыл о покаянии. Такому духовному чаду трудно объяснить, что духовник существует вовсе не для того, чтобы быть "лучшим другом" или "самым добрым человеком," а чтобы своим советом, благословением помогать пришедшему двигаться к Богу, справляться со своими грехами и страстями. Человек может ходить в храм, причащаться, исповедоваться, но отсутствие в этих проявлениях церковной жизни личности духовного отца обедняют и как бы обесцвечивают их таинственную сторону. Если "моего батюшки" нет на службе, "молитва не та, и благодать не та." Личности пастыря придается несоразмерно огромное значение, коллекционируются бесчисленные фотографии и благословения "любимого батюшки" и тому подобное.

Самое страшное происходит с семьями, в которых верующая женщина привязывается к священнику всей душой. Авторитет мужа меркнет на фоне "удивительного батюшки," который становится "идеалом." Именно в нем женщина находит реализацию своих дочерних и супружеских потребностей. Ему отдается все внимание, все душевное тепло, все чувства женского сердца. Не видя в такой привязанности "ничего особенного," женщина даже не считает нужным скрывать от мужа, что она "нашла то, что искала всю жизнь." Наступает серьезная угроза целостности семьи.

Именно этот фактор взаимоотношений между пастырем и духовными чадами имеет в виду Святитель Игнатий Брянчанинов в V томе своих сочинений, говоря об опасности близкого эмоционального контакта пастыря или монаха с женским полом.

Со временем священник может заметить, что между его духовными чадами происходит ожесточенная борьба за приближенность к батюшке.

Иногда бывает и так: вместо того, чтобы почувствовать облегчение после глубокой исповеди, некоторого прояснения своих проблем, исповедавшийся начинает реагировать неистовым внутренним неосознанным гневом. За духовником среди обилия положительных проявлений он начинает замечать "грубость с людьми," ложь, лицемерие, попытку использовать его в собственных, глубоко корыстных целях. Пасомый может, вопреки своим же интересам, подспудно стараться разрушить все усилия духовника.

На исповеди некоторые люди, боясь потерять расположение священника, могут неосознанно приукрашивать себя. Рассказывая о своих грехопадениях, зачастую они представляют дело таким образом, что виноватыми оказываются другие. Священник не знает других участников инцидента, и хотя он может иметь о них примерное представление, ему нелегко убедительно разъяснить исповедующемуся его собственную вину в конфликте. Такая попытка у некоторых вызывает резкий всплеск возмущения и недоверия к духовному отцу.

В ситуации, когда духовное чадо давно лично знает батюшку, имеются определенные затруднения. А именно: его реакции на духовника могут быть необоснованными. Священник может не знать об их существовании, и в конечном счете он оказывается в трудной, а иногда безвыходной ситуации, поскольку вынужден в этих отношениях быть одновременно и действующим лицом и трезвым аналитиком.

Несомненно, многое можно узнать о человеке из его рассказа о своих отношениях с другими людьми - с мужем (женой), детьми, начальниками, коллегами. Пастырю важно знать, что он сталкивается с эмоциями, которые человек привносит в любые взаимоотношения. Зная об этом, духовник не так остро будет воспринимать задевающие его лично слова и грубости, высказанные со стороны пасомого.

Различные эмоциональные проявления верующего человека могут представлять собой оживление детских чувств, с новой силой направленных на духовного отца (то есть, перенесенных на него). Любовь, строптивость, ревность, нежелание слушаться старших, проявлявшиеся в детстве, подсознательно обращаются на священника, безотносительно к его возрасту или поведению, и независимо от того, что в действительности происходит в процессе их общения.

В отношении духовника у духовного чада могут развиваются чрезвычайно сильные чувства. Поэтому одной из важнейших задач пастыря на определенном этапе является осознание того, какую роль чадо приписывает духовнику на каждом этапе их отношений: хорошего или плохого отца, идеального мужа (у женщин разочаровавшихся в супружеских отношениях), идеального сына (у пожилых прихожанок, обретающих в молодых духовниках идеал, неосуществившийся в собственных сыновьях)?

Предположим, что прихожанка душевно влюблена в духовника. Она живет лишь ожиданием времени их общения, встречи, исповеди (в которой со временем частично или полностью вытесняется благодатный, таинственный элемент), радуется любому проявлению внимания со стороны духовного отца и впадает в депрессию при малейшем проявлении реального или кажущегося отвержения. То она ревнует батюшку к другим чадам или к его матушке, то воображает, что пастырь выделяет ее из всех остальных.

Необходимо проанализировать причины проявляющейся привязанности и найти правильный выход из сложившегося положения: или направить ситуацию в русло смирения, послушания, или же (в случае, если потребность в отношениях начинает приобретать навязчивый характер) полностью расторгнуть всякие отношения. Иногда подобный разрыв вызывает стресс, остро переживается боль утраты, горечь разочарования в людях и духовниках, но впоследствии приводит к мощному импульсу в самостоятельной духовной жизни (о таких ситуациях обычно говорят: "духовник заслонил собой Христа").

Обретение подобной привязанности для многих людей, сформировавших свое мировоззрение на аскетической литературе, преломленной в их восприятии через призму романтического настроения, становится средством избавления от ответственности. В сознании невротически настроенного верующего эта привязанность по многим веским для него причинам предстает главным образом как любовь и преданность. Однако, при углублении подобной зависимости со временем может наступить остановка в духовном и личностном росте.

Психологическая зависимость от духовного отца представляет собой серьезную опасность, так как она подрывает цель духовного окормления, которые должны заключаться в научении чада самостоятельно преодолевать возникающие на пути духовной жизни проблемы и трудности.

Иногда случается, что верующий в глубине души (т.е. на подсознательном уровне) чувствует, что подчиненность чужой воле (воле духовника), необходимость исповедовать не только поверхностные, но и более глубокие грехи, помыслы и греховные состояния невыносимо унизительны. Пастырь должен попытаться понять, какие факторы в структуре личности могли бы объяснить эти чувства, понять и попытаться осторожно, доверительно вывести их на уровень осознания и исповеди. В некоторых случаях, если этого не происходит, если ни духовная беседа, ни исповедь не произведут изменения и исправления, время окажется потраченным впустую, человек скрыто или явно будет стараться унизить священника и взять над ним верх.

Замечено, что лица, которые в иных ситуациях кажутся "вполне добропорядочными," уравновешенными, в отношениях с духовным отцом могут предстать открыто враждебными, недоверчивыми, алчными, требовательными. Это связано с тем, что в духовном общении могут иметь место специфические факторы, которые ускоряют такие проявления. Духовное чадо в процессе формирования и углубления личных отношений с духовником-отцом зачастую ведет и чувствует себя "по-детски." Добровольное первичное желание "поглубже раскрыть душу" для внутреннего очищения с помощью духовного отца, а также добрые ненавязчивые советы, батюшки и его терпимое отношение помогают человеку ослабить сознательный взрослый контроль и более открыто проявлять детскую сторону своей души. Раскрытие глубоких переживаний и воспоминаний человека ведет к воскрешению более глубоких чувств. Наконец, и это самое важное, духовник обязан проявлять сдержанность в отношении желаний и требований духовного чада.

Человеку, который скрывал свои чрезмерные требования к другим людям за видимостью крайней самоотверженности, в процессе исповеди придется осознать несоответствие между чрезмерностью требований к другим и максимальным, при возможной положительной видимости, снисхождением к себе. Верующий человек, боящийся разоблачения своей мнимой или подлинной внутренней несостоятельности (душевной или интеллектуальной), может в других обстоятельствах избежать этой опасности, уходя от контакта с другими людьми, а также благодаря скрытности и жесткому самоконтролю, что невозможно (да и бессмысленно) сохранять в процессе глубинного раскаяния. По причине того, что раскаяние неизбежно наносит удар по защитам, которые до этого времени выполняли важные функции, и в случае, если духовник будет настаивать на их осознании, может возникнуть враждебность по отношению к духовнику, который кажется назойливым, слишком требовательным или "лезущим в душу." Пасомому приходится отстаивать свои защитные механизмы до тех пор, пока они остаются для него важными, и потому он испытывает в отношении пастыря негодование, словно тот без спроса вторгается в его жизнь. Поэтому необходимость сохранять некоторой степени личной отстраненности в отношениях с людьми до некоторой степени может оказаться верным.

Духовный отец не должен в ответ на душевную открытость чада навязывать ему свои собственные проблемы. Ему также не следует поддаваться эмоциям пришедшего человека, потому что подобная вовлеченность может ухудшить понимание его проблем. Но некоторая мера сдержанности не должна привести духовника к неестественному, безразличному, авторитарному, лишенному сострадательной, врачующей пастырской любви поведению.

Иногда Божественное Промышление, чтобы избавить священника от уверенности в том, что он способен справиться с любым случаем, дать совет в любой ситуации, может попустить ему впадение в ошибку, разочарование в нем и отход от него человека, много лет прибегавшего к его духовному окормлению и получавшего явную пользу от этого. В этом случае очень важным и необходимым представляется найти внутренние силы не раздражиться, тем более не анафематствовать ушедшего, но смиренно укорив себя за происшедшее, усилить молитву об этом человеке.

До тех пор, пока пастырь защищает собственные чрезмерные требования, полагая, что с ним обращаются неблагодарно и несправедливо, он едва ли будет способен разобраться в аналогичных особенностях пасомого; скорее, он станет просто сочувствовать невзгодам духовного чада, чем анализировать те психологические защиты, которые за ними скрываются.

Духовнику необходимо подвергать строгому анализу причины и следствия своих ошибок. Невротические проявления и психические срывы пасомого трудно проанализировать, если священник не избавился от недуга навешивания ярлыков, если сам не имеет сострадательной пастырской любви к человеку, как бы он себя не проявлял.

Общение духовника и пасомого является особой формой человеческих взаимоотношений, и существующие аномалии отношений с другими людьми могут проявляться здесь так же, как они проявляются в его повседневной жизни. Ввиду добровольности прихода духовного чада к батюшке и действию Божественной благодати в их общении, эти расстройства в отношениях проявляются довольно ярко. Именно здесь, на примере того, как эти отношения от стадии восхищения переходят в стадию конфликта, раскрывается во всей неприглядности скандальность, обидчивость, ревность, нетерпимость его отношений с другими людьми.

Таким образом, знание о существовании психологического феномена переноса, может предупредить возникновение тупиковых ситуаций в отношениях духовника и духовных чад, подсказать правильный выход из них.

Причины своей неискренности, лживости, непризнания даже очевидных фактов порой не могут понять не только сами кающиеся грешники, но даже и опытный пастырь. Знание механизмов действия психологических защит может помочь пастырю в работе над выработкой навыка их преодоления.

Священник Анатолий Гармаев так освещает особенности влияния психологических защит на духовную жизнь человека:

Эта атмосфера может способствовать тому, что человек начнет ломать фальшивый фасад своего внешнего "Я," сбрасывать защитные маски и роли, которые помогали ему уходить от более глубокого осознания самого себя. Слой за слоем, благодаря кропотливой работе священника, пасомый может избавиться от своих защитных реакций. Со временем на этом пути душевное "Я" человека, благодаря разрушению защитных стен, встречается с его подлинным, духовным "Я." Человек вдруг узнает, насколько он следует в жизни тому, каким ему нужно быть в глазах окружающих людей, а не тому, каков он есть на самом деле. Обнаруживает, что существует в этом мире лишь как ответ на требования других людей. Ему кажется, что у него нет больше своего "Я," и что он только старается думать, чувствовать и вести себя так, как, по мнению других людей, ему следует думать, чувствовать и вести себя.

Выяснение и осознание защитных механизмов, действующих в человеке, может оказаться важным этапом в преодолении вихрей и внезапных изменений настроения, раздирающих и доводящих до отчаяния, внутренних противоречий, которые так мешают в душевном и духовном росте. Итак, перечислим формы неосознанно действующих психологических защит и дадим им определения.

К примеру, вытесняется в подсознание гибель близкого человека, особенно в случае, если у вытесняющего не было возможности лично видеть его мертвым. Вред от такой формы психологической защиты заключается в том, что человек не может начать устроение своей жизни вне зависимости от умершего близкого человека, делая несчастными окружающих любящих его людей.

Вытесняется также осознание некоторых фактов личной жизни, в которых человек проявил себя не с лучшей стороны, некоторые желания, стремления, отрицательные черты характера, враждебность к близким, властолюбие. Итак, греховные стремления и желания вытесняются, но человек достигает, добивается осуществления желаемого под благовидными предлогами. Например, молодой человек, желающий стать священником, утверждает, что он желает прежде всего "послужить Церкви." Духовник должен помочь ему проанализировать его стремления, которые могут исходить из обычных тщеславно-властолюбивых побуждений, желания тех привилегий и почестей, которыми окружен священнослужитель, вытесненными, но реально живущими в человеке.

Почему же эта форма психологической защиты так вредна? Объясним на примере. Человек заработался и вовремя не поел. У него закружилась голова, он принял таблетку. Ему стало легче, а потом опять - слабость. Опять что-то принял. Но становится все хуже и хуже. Единственное, что может по-настоящему помочь,- осознание того факта, что причина слабости в том, что человек голоден и должен поесть.

Вытесненный элемент остается частью души, хотя и бессознательной, и по-прежнему остается проблемой, создавая внутренний дискомфорт. Вытеснение не осуществляется раз и навсегда, но требует постоянного расходования энергии для поддержания подавления, а подавляемое постоянно стремится найти выход.

Некоторые психосоматические заболевания, такие, как астма, артрит, язва, а также вялость и отсутствие душевных сил могут быть связаны с работой вытеснения.

Чем больше защитные механизмы, "жалея" человека, сохраняя его от внутреннего потрясения сокрытием осознания правды о себе самом, будут вытеснять реальные факты жизни в бессознательное, тем чаще его отношения с Богом, людьми и собственной совестью будут заходить в тупик.

Все вытесненное нужно вернуть в сознание и осмыслить. Опытный духовник, знающий проблемы и душевное состояние своего духовного чада, обязательно подскажет подлинные причины тех или иных поступков или затруднений, посоветовав пережить смерть близкого человека, трансформировать свое "желание послужить Церкви" в направление прежде всего внутреннего, а не внешнего роста, избавиться от недоверия к людям осознанием ранее несознаваемой враждебности к ним, прежде всего наладив с ними отношения.

Например, человек, испытывая чувство антипатии к своему начальнику, приписывает ему чувства раздражения и неприязни по отношению к себе и другим. Таким образом, собственное чувство неприязни может быть оправдано, что избавит человека от угрызений собственной совести.

Проекция вызывает чувство изолированности, непонятности, несправедливости по отношению к самому себе. Вместо общения с другим человеком, "непонятый" общается с собственной тенью, брошенной на другого. В качестве характерного примера проекции вытесненных в бессознательное плотских влечений можно привести ханжество т.н. "старых дев." Они, действительно, могут не испытывать блудных страстей, но при этом могут подозревать в них каждого.

Проецируется, например, стремление к власти, но по механизмам проекции обвиняются в этом окружающие. Характерная реплика человека, любящего власть, но подозревающего в этом других: "Я пока еще здесь начальник!"

По тому, за что человек осуждает других, пастырю несложно понять, что он из себя представляет. Т.е. можно предположить: какие страсти задевают пасомого в другом человеке, именно такие и гнездятся в его сердце.

Так, например, человек, который по много часов в день возмущается всеобщим развратом, растлением малолетних, безнаказанностью торговли порнографическими изданиями и видеофильмами, вполне вероятно, сам много думает об этом. Человек, который утверждает, что никому нельзя верить, вполне вероятно, сам не гнушается обмануть кого-либо.

Проекционные механизмы вскрыты в известном Евангельском отрывке: "Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы, какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Мф. 7:1-5).

Очень важно иметь в виду: если пастырь сам не освободится от своих вытесненных проекционных комплексов, он будет проецировать их на свои отношения с пасомыми, наиболее подробно расспрашивая их именно о тех грехах, которые чаще всего волнуют его самого.

Проекционные механизмы выявляют причину непонимания между людьми. Например, человек, наделенный определенными положительными качествами, проецирует их на других ("надеюсь, что у него заговорит совесть"), но каждый человек индивидуален, поэтому достаточно ошибочным будет разочаровываться в людях, по причине того, что они не проявляют тех свойств души, которые, как безусловные, свойственны нам.

Проекция грубо нарушает общение, делая человека или чрезмерно подозрительным, или чрезмерно беспечным.

Из законов проекции следует необходимое для современного духовника правило: в случае, когда человек обращается за советом, не спешить тотчас выдавать цитаты из святоотеческих книг, не связывать его благословениями. Правильнее будет подвести самого человека к самостоятельному формулированию приемлемого ответа, тем самым научая его брать на себя ответственность за правильное решение, сделанное в присутствии духовника.

Если вытесненный отрицательный недостаток не удается спроецировать, то нередко он подвергается трансформации.

В таком случае глупость объясняется эмоциональностью, грубость и жестокость - силой воли. Трусость трансформируется то в щедрость, то в вежливость, то в предусмотрительность (при страхе вступить в открытый конфликт). Началом борьбы с трансформацией является признание своих недостатков.

Сублимация обычно сочетается с вытеснением. Наиболее типичный пример - энергия вытесненных бессознательных сексуальных влечений может быть переведена в канал творческой деятельности и долгое время не беспокоить человека. Однако при этом творческое произведение будет нести на себе, возможно, не явный, но психологически глубокий, отпечаток этой страсти.

Длительная сублимация ведет к неврозам. Исследователи отмечают, что сублимироваться может не только вытесненное сексуальное влечение, но и другие потребности. Например, энергичные занятия спортом дают выход чувству ярости, желание доминировать над другими людьми обращается в организаторскую деятельность в сфере благотворительности.

Преодоление этой формы психологической защиты - осознание и принятие в сознание подлинных побуждающих причин тех или иных действий и сердечных расположений человека.

У ребенка в первые годы жизни происходит идентификация с окружающим как естественное проявление его психологической природы. Если родители благополучные - ребенок, идентифицируясь с ними, тоже вырастает благополучным, жизнерадостные - жизнерадостным, и т.п. Известно правило, основанное на принципе идентификации: воспитывают не слова, а поступки.

В подростковом возрасте ребенок начинает идентифицировать себя с героями улицы, стараясь быть похожим на них, рок-звездами, с "крутыми" героями боевиков... Но именно во взрослой жизни идентификация приобретает вид психологической защиты. У каждого человека существует тенденция к росту, к тому, чтобы "стать самим собой," дорасти до своего жизненного предназначения. Если человек не знает, не чувствует, как развиваться в соответствии со своей природой, своими жизненными целями, он начинает кому-то подражать. В результате этого собственно свои способности человек не развивает. Рано или поздно начинает развиваться невроз, который периодически "снимается" с помощью идентификации. Человек начинает критиковать начальство, любого человека, добившегося в жизни больше, чем он, и в этот момент будет чувствовать себя лучше. Почему - лучше? Потому что в это время критикующий чувствует себя выше критикуемого, удовлетворяется страсть гордости, ненависти, гнева и самопревозношения.

Идентификация ведет человека в тупик недоверия и одиночества. Обжегшись на одном человеке, он начинает недоверчиво относиться ко всем, идентифицируя всех с причинившим боль или предавшим человеком: "Все люди злые (корыстные, нечестные)," "Никому нельзя доверять" и т.п.

Идентификация - наиболее тяжелая для **купирования форма психологической защиты, ибо входит в структуру характера и представляется как нечто само собой разумеющееся, чаще всего имея свое основание в эмоциональных запечатлениях детства.

Пастырю необходимо воспитывать в человеке открытость, доверие к людям, любовь, искренность, заботу о ближнем, умение отдавать душевное тепло, проявляемые вне зависимости от того, как он воспринимает такое отношение к себе.

Наиболее частый пример - мальчик всячески обижает девочку, к которой испытывает симпатию. Происходит это часто неосознанно. Не сумев добиться взаимности или получив отказ, мальчик испытывает чувство обиды. Последняя вытесняется в бессознательное и вместо этого в сознании возникает чувство неприязни, которое проявляется в соответствующем поведении. Девушки также нередко выставляют на посмешище тех юношей, к которым испытывают влечение. Защитный характер проявляется в том, что, с одной стороны, проявляются чувства самоуважения и независимости, а с другой - человек лишается необходимых ему тепла и любви. Если к этой форме защиты примешивается рационализация и интеллектуализация, происходит теоретическое обоснование жестокого, вплоть до садизма, обращения с людьми "для их же пользы." Еще один пример - ласкать тех детей, которых не любят.

Образование противоположных реакций формируется в раннем детстве под влиянием родительского воспитания. Родители удовлетворяют потребности ребенка и заботятся о нем. Ребенок их любит. Но поскольку они же ограничивают удовлетворение их желаний, у ребенка формируется враждебное отношение к ним, которое вытесняется в бессознательное и при определенных условиях образует противоположные реакции.

Эта форма психологической защиты уродует отношения человека с другими людьми. Поскольку отрицаемая потребность должна затемняться снова и снова, а сил на это уходит много, человек, использующий психологические защиты, может восприниматься или как безжизненно-вялый, или как вызывающе-экстравагантный.

Пастырская помощь: научить человека не бояться выражать свои подлинные мысли и чувства, свое теплое отношение к людям, предупреждая тем самым действие этого защитного механизма.

Нужно срочно решить личную проблему, а человек заболевает, и становится неспособен к ее решению. При обследовании не выявляется никакой патологии, но продолжается действие симптома: головные боли, боли в кишечнике, неприятные ощущения в области сердца, кашель и т.д. Сообразно с симптомами назначается лечение - активно лечась от несуществующей болезни, человек чем-то все же заболевает.

Пастырская помощь - помочь выявить ситуацию, повлекшую возникновение симптома, настроить на решимость о выходе из тупика возникшей проблемы.

Чаще всего можно наблюдать эту форму защиты в вымещении зла или обиды на начальника или старшего на младшем, или на члена семьи ("папа пришел с работы раздраженным, наверное, начальник обругал, ну теперь держись!").

Это своего рода поведение страуса. Уход от психотравмирующей ситуации дает временное облегчение, но потребности и цели остаются нереализованными и неудовлетворенными. Практически это выражается в необдуманных разводах, увольнениях с работы по причине конфликта с начальником, уходах из монастыря по причине "подавления личности" и т.п.

Переносу как психологическому явлению посвящена отдельная глава. Здесь же упоминается перенос как форма несознаваемо действующей психологической защиты.

В случае, если человек имел слабую, безвольную мать, в его жизни может происходить подсознательный поиск сильной, авторитарной матери. И если на раннем этапе ее функцию может заменить авторитарная учительница, что, в принципе, еще не приведет к искажению духовной природы человека, то в совершеннолетнем возрасте такой поиск может продолжиться в поиске сильной женщины, которая покрыла бы его материнскую потребность. Многим из нас известен тип сильной жены-матери при слабом муже, выполняющем в семье роль опекаемого сына. Поначалу отношения кажутся идиллическими, но в виду наличия переноса как формы психологической защиты с течением времени они, как правило, дают крен и разрушаются окончательно, когда люди понимают, что подлинно друг в друге они видели все через искажающую призму невротических отношений.

Перенос может наблюдаться и в отношениях со священником. Часто в пастыре видят родителя или другую авторитетную фигуру детства и переносят на него свои соответствующие этой фигуре чувства. При этом, если отношения складываются успешно, при переносе правильное поведение пастыря способствует исправлению греховных навыков приходящих к нему, т.е. перенос на определенном этапе может служить положительным механизмом формирующего пастырского воздействия.

Однако, если такие отношения длятся долго, перенос мешает делу духовного становления человека. Например, пасомый избавляется от тревожащей ответственности за собственную жизнь и необходимые для нее ответственные решения путем ежедневного (иногда - ежеминутного!) испрашивания благословений на всякие несущественные мелочи.

Пасомый может видеть в пастыре подсознательного соперника, при этом разрушает нормальные с ним отношения, конфликтует, для того, чтобы посрамить его, доказав его несостоятельность. Иногда пастырь в процессе переноса становится объектом сексуальных влечений женщин, которые на неосознаваемом уровне проецируют на него свои женские чувства.

Преодоление переноса - сохранение первичной цели. В жизненных ситуациях - это раскрытие до конца своих профессиональных возможностей. В семейных - подлинная, отдающая себя любовь, "не ищущая своего," "сорадующаяся истине." Если человек не обретает объекта подлинной, ответственной за любимого любви, обязательно возникает противоестественное приложение любовных сил, связанное с переносом, при котором полного удовлетворения потребностей не наступит. В следствие этого возникает невроз.

Другими словами, это нахождение приемлемых причин для неприемлемых действий.

Считается, что, благодаря рационализации, человек, не изменяя шаблонным принципам, свойственным "большинству," в то же время может продолжать чувствовать себя личностью. Пример рационализации: муж, пренебрегающий своей женой и собирающийся в гости без нее, может успокаивать свою совесть тем, что супруга застенчива, и не получит радости от пребывания на вечеринке. Еще пример: жена, изменяющая своему супругу с другим, объясняет отсутствие своей вины тем, что "он не дает ей необходимого душевного тепла."

Или еще пример: человек совершает какие-то действия, делая другому добро, убеждая и себя и других в собственном бескорыстии. На самом же деле он это делает исключительно для того, чтобы самоутвердиться. В данном случае приносимое близкому человеку "добро" заключается в эгоистической потребности заботиться о другом. В результате любимый человек буквально вынужден терпеть ненужные ему проявления заботы и любви от подобного "доброго тирана-заботника."

Борьба с рационализацией крайне трудна. Однако первым шагом на этом пути является признание подлинной природы своих желаний, мыслей и чувств, а затем попытка сообразовать с Евангелием выведенные из-под действия защит желания, мысли и чувства.

Эта форма защиты очень распространена в нашей жизни. В школьной жизни ученики объясняют неудачи в учебе несостоятельностью учителей.

Свои взрослые жизненные провалы люди объясняют тем, что им не повезло (с мужем, с родителями, с детьми, с духовником, с начальником, с подчиненными). Фраза, характерная для людей, подверженных этой форме защиты: "Как можно чего-либо добиться в таких условиях?" выносит причину личностной несостоятельности вовне и оправдывает пассивность в отношении к жизненным трудностям. Возражения, предложения проанализировать свою ситуацию, сопоставить с другими, аналогичными, вызывают новый поток интеллектуализации.

Чаще всего сложной интеллектуализации подвергается поведение начальника, каждое его слово, каждый жест трактуются своеобразным образом. Многие формы ревности носят характер сложных интеллектуализации. Иногда при помощи интеллектуализации удается привлечь на свою сторону других людей, вызвать сочувствие и получить помощь, не меняя самого себя. Но через некоторое время становится ясно, что неудачи связаны не со внешними обстоятельствами, а со структурой своей личности. Но менять себя пасомый не хочет.

Действительно, после выпивки становится легче, мир становится прекрасным, люди добрыми, человек не осознает свои нерешенные проблемы. Почему? Сигналы неблагополучия перестают доходить до сознания. Ко временно снятой проблеме добавляется еще одна - алкогольная зависимость.

спортивных упражнений, выполняемых без перегрузки или во время физической работы. Дополнительный выброс алкоголя в кровь происходит при достижении успехов в каком-либо деле. Можно сказать, что в нормальных условиях чувство радости имеет свое биохимическое обеспечение - эндогенный алкоголь. В норме это происходит после успешного решения проблемы. Организм расслабляется, можно отдохнуть.

Лучшая профилактика оглушения - это реализация творческого потенциала человека и овладение навыками православного устроения духовной жизни.

Умение обустроить отношения с людьми, а не бежать от этого в состояние алкогольного опьянения, позволяет не впасть в ошибку, когда знакомишься с новым человеком, избежать конфликтов в общении с близкими, выйти из конфликта, если уж он случился, с наименьшими потерями.

Фактически при помощи экранирования мы, как вор с отмычкой, залезаем в неприкосновенные запасы организма. Создается видимость благополучия, а потом наступает еще более тяжелый срыв.

К сожалению, успокоители помогают, а иногда и очень быстро. В психиатрической практике часто наблюдались такие случаи, когда после быстрого улучшения от лекарственного лечения больные возвращались в активную жизнь, продолжая вести себя прежним образом, а потом поступали в клинику в еще более тяжелом состоянии, чем до лечения. Помочь потом им было гораздо труднее.

Конечно, иногда назначение препаратов оправдано, но в таких дозах, чтобы они не снимали полностью всех симптомов, но доводили больного до такого состояния, при котором он мог бы участвовать в анализе причин своего нервного срыва и был бы способен к сознательной проработке причин своей болезни.

Так, на первый взгляд, легче жить.

О преодолении играния ролей наиболее подробно написано в книгах Эрика Берна "Игры, в которые играют люди," "Люди, которые играют в игры."

Действительно, к человеку с каменным лицом не подойдешь. Сквозь броню не уколоть, но ведь и не погладить! При окаменелости человека трудно обидеть, но ведь невозможно и приласкать. На какое-то время это его защищает, но потребность в теплых отношениях не удовлетворяется, развивается чувство одиночества, и появляются невротические срывы или психосоматические заболевания.

Окаменелость воспитывается наиболее интенсивно. С раннего детства ребенка обучают сдерживать свои чувства, держать себя в руках. Хочется чуть ли не убить своего обидчика, но нельзя. От бессильного гнева кулаки сжимаются так сильно, что ногти впиваются в ладони... И человек убивает не другого, а самого себя. Если так продолжается достаточно долго, удержанный гнев приводит к язве желудка и к повышению давления.

Окаменелость формируется постепенно. Вначале человек сознает, что он себя сдерживает, потом привыкает к этому состоянию и уже не ощущает, что не дает выхода своим личностным проявлениям. При этом затрачиваются значительные душевные усилия.

Православный человек имеет возможность разряжать напряжение накапливающихся импульсов гнева посредством раскаяния в них как в греховных состояниях. Однако, если покаяние понимается только формально, человек или гневается, или "ведет себя прилично," прячась за маской окаменелости.

Окаменелость проявляется соответствующими выражениями лица. Например, если вытесняется и сдерживается гнев, человек поджимает губы, сводит брови, раздувает крылья носа. Постепенно напряжение перестает ощущаться и сознаваться как гнев, но у такого индивида постоянно недовольное выражение лица.

Каждое вытесненное чувство имеет свои мышечные зажимы и характерную маску лица, по которым мы узнаем труса, тревожного человека, глупца, озлобленного и пр.

Сутулость и иные дефекты осанки, характерные позы и положения тела тоже позволяют судить о том, какие чувства сдерживаются при помощи окаменелости. Формируется характерный мышечный панцирь. Когда находящийся в таком панцире человек начинает двигаться, ему приходится преодолевать неосознаваемое им фоновое напряжение мышц. При этом движения теряют плавность, появляются характерное выражение лица, поза и жестикуляция.

Если окаменелость продолжается долго, происходит отвердение характера. Полностью теряется непосредственность. Человек перестает иметь живые проявления; он сосредотачивается на том, чтобы выполнить требования своего характера. Исчезает психологическая гибкость, существовать человек может только в таких условиях, когда требования характера полностью соответствуют требованиям среды и потребностям организма. Малейшее изменение ситуации делает человека полностью декомпенсированным. Он становится похож на насекомое, которое гибнет, как только изменяются условия среды.

Научить жизни во всех ее позитивных проявлениях на уровне передачи интеллектуального знания об этом невозможно. Наиболее эффективным будет, если пастырь привлечет к сотрудничеству в каком-либо общем деле человека, желающего избавиться от психологической защиты окаменелости. В данном случае духовник сможет (по резонансу, возникающему в процессе совместного действия в процессе формирующихся между ними отношений) научить пасомого полноте душевных проявлений с другими людьми.

Например, умный, но физически слабо развитый мальчик компенсирует свой недостаток тем, что интенсивно изучает шахматную игру и добивается в этой области заметных успехов. На какое-то время это успокаивает, но рано или поздно соматическое неблагополучие может привести к болезни, а плохая осанка и хилый вид помешают добиться взаимности в любви.

Примером гиперкомпенсации является приход физически слабого подростка в секцию у-шу, чтобы обучиться борьбе и потом избить своего обидчика. На какое-то время гиперкомпенсация успокаивает, но вряд ли приведет к счастью одностороннее развитие любой способности.

Юмор - форма защиты, которая используется индивидом для скрытия от себя и других вытесненной в бессознательное недостигнутой цели в жизни.

В таких случаях юмор становится формой самоутверждения. Нередко последней пользуются люди с блестящим и живым умом.

Они легко и отлично учатся. Живой юмор делает их душою общества и компенсирует их не всегда блестящие внешние данные. Они не концентрируют свои усилия на углубленном приобретении профессии. В компании они вызывают обиду у тех, над кем подшучивают. Это про них сказано: "Ради красного словца не пожалеют и отца." У таких людей много не столько врагов, сколько недоброжелателей, которые используют их шутки в других местах. Но главное, в процессе дальнейшей жизни они отстают от тех, над кем подшучивали, не могут достигнуть той цели, которая вызвала бы успокоение в душе. И постепенно они становятся повышенно тревожными и озлобленными.

Нередко подшучивание над другими становится единственным способом самоутверждения. Один философ сказал, что ирония уместна лишь как педагогическое средство в общении учителя с учениками. В других случаях ирония - это бесчинство. Кроме того, привычка к иронии портит характер, она постепенно придает ему черту злорадного превосходства: со временем опытный юморист начинает походить на злую собаку, которая, кусаясь, научилась к тому же смеяться.

Эта форма защиты распространена в компаниях нашей молодежи и кажется на первый взгляд весьма безобидной. Но, как и все формы защиты, она весьма энергоемка и отвлекает от поставленных целей, ибо, как алкоголь и наркотик, она быстро дает насмешнику наслаждение, корень которого - в развившейся до больших размеров страсти тщеславия.

При кажущейся простоте, рекомендация перестать шутить над другими вызывает массу рационализации и интеллектуализации. Поскольку вред этой формы защиты выявляется слишком поздно, избавиться от нее бывает так же трудно, как от наркотика.

Поначалу общение с таким человеком может разрядить напряженную обстановку, способствовать быстрому установлению теплых контактов, но затем ситуация приобретает неуправляемый характер - первенство в разговоре "шутник" не уступит никому, даже священнику, оказавшемуся в его компании. В процессе общения с ним, священник сам может оказаться под шквалом его шуток, ироний и остроумничаний.

Постоянно шутящий человек боится себя, собственной глубины. Священнику очень трудно привести психологически одинокого "шутника" на уровень осознания своего одиночества, невозможности идти вглубь, того жизненного тупика, в который он оказался загнанным собственным "остроумием."

*** *** ***

У многих людей существует целая система психологических защит, на образование которых уходит много энергии. Вначале ее хватает и на удовлетворение реальных потребностей и на формирование защит. Но возникновение хотя бы одной из форм психологической защиты приводит к появлению другой. Рано или поздно потребности перестают удовлетворяться и развивается невроз.

Но и сам невроз становится формой защиты. Человек, перегруженный защитами, из океана жизненных бурь попадает в более спокойную гавань болезни. И тогда задачей его лечения становится снятие этих защит и обучение плаванию в океане жизни.

Психологические защиты, которые вначале помогают человеку выжить, впоследствии высасывают из него душевные силы, которые необходимы для повседневной и творческой жизни. В силу этого человек оказывается неспособным приспособиться к жизни, начинает или замыкаться, или обвинять других в своих злоключениях.

Действие психологических защит энергетически обеспечивают множество страстей и греховных состояний человека, определения которых начинаются со слова "само-." Имея это в виду, для эффективной душепопечительной помощи пастырю необходимо уметь выявить эти защиты и через их осознание помочь раскаяться в греховных страстях и греховных состояниях, стоящих за ними.

В нашем обществе грех настолько укоренился, что воспитание и развитие человека уже с младенчества формируют его предрасположенность к душевным заболеваниям. Сегодня пастырям приходится сталкиваться с людьми, которые психологически почти не способны вести жизнь хотя бы приблизительно напоминающую православный уклад наших благочестивых предков.

Нет нужды говорить о том, что большинство современных пастырей не обладают той мерой духовности, той мерой богообщения, которые в древности были присущи благодатным старцам. Именно благодаря этим качествам они успешно поднимали человека из глубины падения и приводили его к покаянию и спасению. Однако, и сегодня перед каждым священником стоит задача раскрытия возможности другой жизни, иного проживания, чем то, которое сложилось ввиду воспитания, образования, окружения и стало мировоззрением, "картой мира" воцерковляющегося человека. Пастырь может показать человеку то, каким он может стать, т.е. раскрыть ту красоту его богоподобия, которую можно приобрести, поднимаясь по лестнице исполнения заповедей Божиих. Важно суметь расширить, открыть и показать возможность иных путей, нежели те, которые ведут к погибельным самозамкнутости и самодостаточности. Желательно, чтобы пастырь попытался снять ограничения, наложенные воспитанием, обществом и другими факторами, помог человеку подойти к тем границам, за которыми становится возможным восприятие слова Божия и вхождение в жизнь церковную. Со временем они станут частью его собственного опыта, собственного переживания.

Уповая на содействие Божие, от которого зависит исход душепопечения, пастырю необходимо и самому прилагать усилия к оказанию помощи теми или иными практическими средствами. Преподобный Иоанн Лествичник в "Слове к пастырю" говорит об избирательности средств и индивидуальности подхода к каждому из пасомых. Уподобляя пастыря врачу душ, он советует стяжать ему

И далее преподобный Иоанн разъясняет символическое значение каждого из перечисленных средств. Пастырю необходимо научиться всматриваться, вслушиваться, вчувствоваться в человека.

О некоторых ошибках подобного душепопечения, о практических методах и приемах пастырской помощи и пойдет речь в этой главе.

Что же происходит на самом деле? Ведь вроде бы все делается правильно, "по благословению." Необходимо дать определение понятию "благословение" в контексте поднятой проблемы.

Благословение в определении пастырской психологии можно определить как благое слово духовника, полагаемое на ответственное решение духовного чада. К сожалению, большинство неофитов видят в жизни по благословению возможность ухода от ответственности за свои действия и поступки. Безответственные решения и необдуманные шаги приносятся под благословение духовнику для того, чтобы, не долго думая, всю вину за то, что не получится, свалить на батюшку.

Находясь в критической ситуации или же просто уходя от ответственного решения, окормляемый будет пристально изучать каждое слово, каждый жест священника, анализируя затем каждое слово, возможно, даже случайное, ища ключи разгадки того, каковым духовнику видится правильное решение.

Независимо от своей умудренности и опытности, большинство людей желают найти духовника, который освободил бы их от бремени ответственности. Разочарования и обиды, бесчисленное количество которых известно каждому священнику, зачастую происходят оттого, что пасомый рано или поздно понимает, что духовник не избавит его от бремени ответственного решения.

В подобных случаях пастырь обязан обратить внимание на степень личной ответственности за тот или иной поступок человека, и только после этого призвать помощь Божию посредством благословения.

Подобным образом и сила упорства и настойчивости, направленная на борьбу с грехами, если не придать ей правильного нравственного вектора, может выражаться в обычной жизни как упрямство.

Как искусный врач, дающий одному больному одно лекарство, а другому - иное, пастырь должен исправлять не только утешая, но и применяя строгость, т.е. использовать широкий арсенал средств воздействия для руководства пасомыми.

Духовнику ни в коем случае нельзя использовать людей в своих каких-то корыстных целях, манипулировать ими, т.к. этим можно бросить тень подозрения не только на свое пастырское служение, но и на само пастырство в целом.

Священник должен руководствоваться одной целью - оздоровлением душевной и духовной жизни человека и содействием ему в спасении.

Многие приемы и методы, разработанные в психологической науке, в наше лукавое время успешно используются для достижения своих корыстных целей различными группами лиц не только в нашей стране, но и во всем мире. Они широко используются в бизнесе - в целях сбыть произведенный товар, на телевидении - для насаждения соответствующей идеологии, в рекламе - ради того, чтобы побыстрее сбыть залежалый товар и во многих других областях.

Знание психологических законов подобно обладанию хирургическим ножом: им можно убить человека, а можно спасти ему жизнь. Слово, посредством которого происходит взаимодействие людей - меч обоюдоострый, который может служить или к погибели или ко спасению. И если знание психологических законов уже используется во зло, с целью манипулирования общественным сознанием, то тем более его необходимо использовать во благо, во-первых, для обнаружения и выхода из ситуации манипулирования собою, во-вторых, для реальной психологической помощи душевнобольному человеку.

В этой главе приводятся некоторые методы и практические приемы психологической помощи пастыря, как имеющие аналоги в святоотеческой и житийной литературе, так и иные, подтверждающие основные положения святоотеческой концепции природы человека, а значит исключающие возможность насильственного вторжения в душевную природу человека, непременно сохраняющие свободу выбора.

Среди предлагаемых методов и приемов читатель может обнаружить как нечто новое, так и то, что уже хорошо известно. У каждого человека, который работает с людьми, тем более у священника, существуют определенные жизненные **наработки, которые бессознательно используются в процессе общения и воздействия на других людей. Одна из целей приводимых ниже методов и приемов заключается в том, чтобы помочь читателю осознать и научиться сознательно использовать их в процессе душепопечения.

Каждому из нас в жизни встречался человек или несколько людей, которые повлияли на изменение нашего поведения или отношения к жизни, а то и вовсе перевернули старые представления. Каждый человек, загнанный в тупик своими жизненными проблемами, с надеждой ищет того, кто, внимательно вникнув в них, разделит этот душевный груз.

Довольно благотворно кому-то подготовить такого человека к первой встрече со священником: объяснить, как себя вести, как построить ход беседы, убедить, что батюшка выслушает, поймет и даст совет.

Сам факт ожидания встречи с мудрым, добрым, чутким священником, который поможет, подскажет, посоветует, как поступить в том или ином случае, мобилизует душевные ресурсы человека. Надежда на положительное разрешение проблемы сама по себе становится действенной силой изменения в лучшую сторону.

В начале общения со стороны священника желательно произнести несколько фраз, которые снимут напряжение ожидания чего-то неизвестного, боязнь, возникающую от неопределенности: "правильно ли я себя веду?" "что я должна говорить?" и т.п.

Важно осознавать, что забота, внимание и участие, проявленное со стороны священника по отношению к пришедшему как к гостю, является началом установления отношений доверия и взаимопонимания, а значит началом их совместной работы.

Примером таких раскрепощающих предложений могут быть:

• предложение снять верхнюю одежду;
• расположиться поудобнее;
• сообщение о том, что человеку не нужно ничего делать, просто рассказать, что привело его к священнику;
• предложить после этого побеседовать по теме поднятой проблемы;
• выразить свое желание совместно поискать пути выхода из сложной ситуации, предложить обучить его действовать по-иному в тех или иных ситуациях.

Чтобы снять ощущение неудобства, священнику необходимо сразу сообщить, каким объемом времени для беседы он располагает.

Как расположить пришедшего человека к раскрытию самой глубины своей души для того, чтобы доверяя слову священника получить исцеление? Необходимо создать атмосферу понимания, безопасности и покоя, благодаря которым это может произойти.

Прежде чем выслушать чей-либо совет или наставление, большинство людей предпочитает убедиться в том, что их правильно понимают. Иногда бывает так: человек подробно рассказывает о своих переживаниях, а его утешают словами, на первый взгляд не связанными с теми переживаниями, которые он пытался высказать. Тогда он начинает сопротивляться, внешне или внутренне, подсознательно, с недоверием встречая говоримое ему пастырем.

Для того, чтобы этого не случилось, священнику необходимо, во-первых, по-настоящему проникнуться сочувствием к переживаниям человека, во-вторых, проявить вовне это понимание. Наиболее эффективным будет, если он будет повторять произнесенные человеком слова, и, восстановив словесно рассказанное им, скажет слова наставления и утешения. Пришедший может и не осознает их связанность с тем опытом, о котором только что рассказывал, но слова батюшки коснутся разбитого жизнью или раненого грехом сердца.

И еще очень важное замечание. Не зная, кем себя представляет наш собеседник, кем он является в своих собственных глазах, каковы его цели, пастырь не добьется успеха в установлении доверительных отношений.

Кроме того, пастырь должен не только понять это, очень важно показать свое понимание собеседнику.

Хороший пастырь непременно должен владеть искусством общительности. Восприятие священника надолго остается в памяти таковым, каковым оно было в первые минуты общения. Существуют очень простые действия, которые в любой ситуации позволят облегчить эти первые минуты. Среди них улыбка, обращение к человеку по имени, добрые (но непременно искренние) слова в адрес встретившегося человека.

Улыбка обезоруживает любого, даже очень критичного собеседника. "Не угрюмничайте!" - советует Святитель Феофан Затворник.

Употребление имени собеседника делает контакт личным, показывает собеседнику, что вам не все равно, с кем вы общаетесь.

Доброе слово, искреннее внимание, ощущения понимания и осознание, что меня понимают и любят таким, каков я есть, может расположить и ребенка, и взрослого, открыть дорогу к глубокому, плодотворному общению.

При этом необходимо обладать как минимум одним, но довольно редким качеством: умением слушать. Очень часто человеку нужно прежде всего не обменяться мнениями, а выговориться, "излить душу." Вообще человек устроен так, что ему гораздо интереснее говорить на те темы, которые интересны ему, и мало кто заботится о том, насколько они интересны собеседникам. Поэтому священник, умеющий слушать, помимо того, что приобретает информацию о собеседнике, причем далеко не только ту, которая содержится в произносимых словах, "набирает очки" в целом в их отношениях. "Какой мудрый и добрый батюшка, как он мне помог," - говорит часто человек, не задумываясь о том, что словесной помощи по сути-то не было, говорил он сам, просто его внимательно выслушали.

Часто пришедший к пастырю человек бывает обеспокоен своей проблемой, испытывает чувство неуверенности, боится произвести невыгодное впечатление или оказаться непонятым, наконец, просто расстроен своими неприятностями. Священник должен помочь ему справиться с этими трудностями. Ни в коем случае не нужно сходу исправлять пришедшего, скорее желательно помочь ему осознать, в чем нужно покаяться, дать импульс душевных сил, снять необоснованные тревоги, по-новому взглянуть на привычные вещи и благодаря этому получить дополнительный выбор.

Для оказания реальной помощи также необходимо, во-первых, соблюдение принципа указанного Евангелием подхода без оценок пришедшего человека: "Не судите, да не судимы будете," во-вторых, сосредоточенность именно на проблеме собеседника, а не на той, которая волнует в настоящее время самого пастыря. Как только священник начинает оценивать действия человека, последний может испытать естественное желание попросить "не учить его жить" и закрыться. Аналогичный результат обеспечен и в том случае, если каждый из собеседников (как это очень часто бывает) говорит о своем, на самом деле не слыша другого. Это может происходить следующим образом. Человек пришел к священнику разрешить свою конкретную проблему. Батюшка, к примеру, скучает. Обрадовавшись возможности пообщаться, батюшка начинает делиться своим, наболевшим... Пришедший терпеливо ждет паузы для того, чтобы начать говорить о своем. Не дождавшись ее, он уходит, так и не разрешив своего вопроса.

Еще трагичнее выглядит ситуация при которой священник, выслушав краткий рассказ человека вместо реальной душепопечительной помощи начинает навешивать ярлыки ("Это у тебя от гордости," "Ты в прелести," "Ты - бесноватая" и т.п.). Оказывает ли навешивание ярлыков реальную помощь человеку? Вряд ли. Чаще всего наоборот. Человек, услышавший из уст уважаемого им пастыря известие о своей бесноватости начинает вести себя соответствующим образом...

В повседневном общении большинство людей почти не способны проявлять искренний интерес к партнеру по общению как к личности, представляющей уникальную и неповторимую ценность в очах Божиих. Как правило, нам что-то нужно друг от друга, и это заслоняет все остальное. Общение со священником должно кардинально отличаться от всех иных встреч и обсуждений личных проблем с другими людьми.

Активное слушание предполагает большее участие в диалоге обеих сторон, хотя по-прежнему говорит в основном один из участников. Задача второго - дать более развернутую обратную связь, показывающую заинтересованность, понимание, согласие или несогласие со сказанным. Этим целям прежде всего служит перефразирование - повторение мысли собеседника своими словами в концентрированном виде: "Если я правильно понял, то...," "Иными словами, вы полагаете...." Чтобы не перебивать говорящего, сбивая его с мысли и раздражая, перефразировать нужно, дождавшись паузы. Тогда он убедится в вашем внимании и в точности вашего понимания его мыслей.

Иной вид слушания представляет способность к эмпатии - сопереживанию, достижению резонанса с чувствами другого человека, к пониманию его не на логическом, а на эмоциональном уровне. Если вы внимательно выслушали человека, ему будет легче выслушать вас.

Слушание без всякой реакции неуместно в ситуациях, когда человек ждет какого-то ответа, совета, возражения, одобрения или удивления, а также если пассивное слушание явно противоречит нашим интересам.

Протоиерей Владимир Воробьев уподобляет жизнь духовную восхождению в горы.

Работа проводника в горах может быть разделена на три этапа:

• перед тем как объяснить трудности восхождения, проводник убеждается, что его подопечный способен осуществить это восхождение;
• затем проводник объясняет назначение оборудования;
• наконец, проводник ведет и сопровождает человека, показывая, как лучше проходить различные отрезки пути.

Подобные три этапа присутствуют и в правильном духовном руководстве.

Согласится ли человек с вывихом ноги пойти со здоровым человеком, если последний не знает о болезни своего спутника? Другими словами, пойдет ли человек за священником, если пастырь не сообщил ему, в какую сторону и зачем они пойдут. Если мы дадим знать, что пойдем по нужной ему дорожке в нужном ему направлении, т.к. нам по пути, с той скоростью, которая его устроит и не вызовет боли в его больной ноге, то он даст согласие на наше совместное путешествие. При этом ведущему совсем не обязательно тоже становиться хромоногим.

Без помощи проводника трудно, а то и вовсе невозможно покорить вершину, так же, как и без помощи духовника, как утверждают святые отцы, невозможно позитивное движение в жизни духовной.

Для успешного ведения человека, особенно, если он находится на стадии формирования доверия, или еще не доверяет пастырю, необходимо по возможности избегать директивности как естественного источника сопротивления греховного разума. В одной из пастырских бесед митрополит Антоний Сурожский указывает, что роль духовника подобна роли дорожного указателя, к которому обращаются, когда не знают направления дальнейшего движения.

Наиболее уместной формой духовного руководства является общение в форме предложений, которые пасомый может принять или отвергнуть. Побуждать, но не управлять, показать дорогу, проложить направление - вот основная задача пастыря.

В то же время пастырь должен быть готов справиться с ситуацией, когда человек, пришедший за советом, начинает рассказывать все свои чувства, переживания, помыслы по самым различным жизненным ситуациям, бессистемно перескакивая с одной мысли на другую. Заметив эту бессистемность и сумбурность изложения, пастырь может предложить пришедшему идти в решении проблем поступенчато, поэтапно. Священник может помочь человеку в решении жизненных вопросов тем, что возьмет на себя инициативу переходить к последующей теме лишь окончив обсуждение предыдущей.

Обращаясь к человеку по имени, мы обращаемся к самой личности человека. В православном богословии имя рассматривается как энергия, неотделимая от самой сущности. Личность неуловима сама по себе, но имеет свое проявление во всей природе человека и особым образом раскрывается в имени. Потому мы можем выразить свою любовь и уважение словесно, если чаще будем обращаться к человеку по имени. Сам же человек, чувствуя к себе такое отношение, открывается и устанавливается добрая атмосфера взаимопонимания.

Если разуму соответствует язык понятийный, то для сердца есть свой собственный язык. Когда беседа идет на языке разума, преобладает сознательное осмысление, доминирование логического подхода к произносимым словам. Когда же люди беседуют "по душам," то "сердце сердцу весть подает," смысл слов касается самой глубины личности собеседника.

Языку разума свойственно рациональное, конкретное, аналитическое, напряженное, управляемое восприятие. Он чаще всего частичен и тенденциозен, по характеру своему описателен и логичен. Язык сердца характеризует восприятие интуитивное, абстрактное, спокойно-открытое, спонтанное. По характеру своему он образный, метафоричный, недирективный, часто использует глаголы, обозначающие душевные переживания.

Глубокая, плодотворная беседа с пастырем должна происходить в атмосфере покоя, радости, неспешности, и непременно на языке сердца. Если пастырь сумеет снять напряжение и обратить человека к его сердечному миру, ввести в состояние некоей отстраненности от повседневных забот и тревог, что на языке аскетики носит наименование "внутрипребывания" (Свят. Феофан Затворник), то он сможет во время общения устранить приобретенные пасомым ограничения, накопленные в течение его жизни.

Подобная отстраненность легко достигается благодаря установившимся доверительным отношениям, эмпатии со стороны духовника.

Упомянутое состояние - привычное явление, с которым мы сталкиваемся довольно часто. В течение дня у нас нередко наступают моменты задумчивости, рассеянности, отрешенности, отключения внимания. В некоторых ситуациях: интересный фильм, путешествие, вождение автомобиля, ожидание в приемной, чтение - это происходит довольно непроизвольно.

Подобное отключение внимания - довольно естественное явление, и оно обладает своими особенностями. Замечено, что каждые 90 минут мы как бы отстраняемся на несколько мгновений. В это время, когда снижена привычная рефлексия на внешние раздражители, сердце наиболее открыто для положительного изменения. Именно в этом состоянии душа человека наиболее обучаема по отношению к иному сердечному настроению и по резонансу способна на глубоком уровне услышать слово и мысль, произносимую священником.

Святые отцы утверждают, что разум и свобода - формы проявления личности человека. Основа же человеческой личности - сердце.

Греховный разум всячески отвергает всякий совет, всякое слово, направленное на изменение греховного поведения человека, в виду чего возникает ситуация, в которой человек не понимает и не хочет слышать увещеваний пастыря.

Можно оставить в покое этого человека и не пытаться как-то положительно воздействовать на него до тех пор, пока благодать Божья не коснется его сердца, и он придет в нормальное состояние. Но очень часто случается, что таковое оставление ведет человека к совершенной погибели. Пастырь же, со своей стороны, должен приложить все усилия для того, чтобы этот человек не покатился по склону пагубного падения в своеволие. В этом случае необходимо обойти сопротивление греховного разума и обратиться непосредственно к сердцу человека, используя не язык понятий, а язык, свойственный глубинной структуре души человеческой. Но в этом случае возникает вопрос - не происходит ли тем самым насилие над свободой человека? И оправдано ли подобное воздействие на человека со святоотеческой точки зрения?

Если понятие о свободе относить только к разуму, то хотя и не насилие, но обхождение свободы разума, оправдывающего грех, в процессе пастырского душепопечения может иметь место. Преп. Макарий Египетский, согласный в этом вопросе с другими святыми отцами, пишет:

Поэтому неправильно будет свободу относить не к личности, а к природе человека - его разуму. Личность же присутствует как в разуме, так и в сердце человека, с присущими ей свободой и самосознанием.

Со святоотеческим взглядом на этот вопрос вполне согласуется позиция современной психотерапии. Известный психотерапевт Эриксоновского направления Стивен Гиллиген считает, что

О допустимости, а иногда и необходимости такого подхода свидетельствует Святитель Иоанн Златоуст:

О допустимости использования подобного "врачебного искусства," в виду противоречивости духовных устремлений и душевных немощей, в человеке вплоть до насильственного воздействия в те периоды, когда властно действуют установки греховного разума, говорит преподобный Иоанн Лествичник:

Как видно из контекста, слово "насилие" употреблено у Лествичника не в буквальном, а в душепопечительном смысле.

Переход с языка разума на язык сердца для того, чтобы преодолеть сопротивление греховного разума, является частью душепопечительной работы пастыря. Рациональная и сознательная часть личности человека, столь необходимая ему в практической жизни, должна уступить место интуитивной, спонтанной, сердечной.

Если человек, пришедший к пастырю, начинает свой рассказ непосредственно с тревожащих, негативных моментов или проблем, пастырь, воспользовавшись паузой, может предложить рассказать какое-либо положительное и приятное воспоминание. Это снимет напряжение и значительно облегчит их дальнейшее общение.

Язык - основа человеческого общения, при помощи которой мы доносим информацию до собеседника. При помощи слов мы делаем понятным смысл явлений и событий, выражаем свои мысли, эмоции, свое мировоззрение. Человек, его язык и его сознание неразрывны.

Отклик на сказанное слово при грамотном его использовании вполне можно предвидеть заранее и даже формировать. Этим даром обладали и обладают многие современные пастыри и духовники, которым, благодаря их многогранной пастырской и миссионерской деятельности, по праву присваивали звание "всероссийских батюшек."

Многие эффективные приемы их проповедей, слов, случайных обращений являются плодом спонтанного, творческого, сострадательного отношения к каждой ситуации, к каждой человеческой беде, встретившейся на их жизненном пути. Любящими почитателями, верными духовными чадами все подмеченное, описанное и проанализированное составило бесценную сокровищницу опыта, изложенного в многочисленных Житиях и Жизнеописаниях.

Эта глава представляет собой попытку изложить словесную сторону пастырского душепопечения как формы психологической помощи.

"Произнося невразумительные слова... вы будете говорить на ветер" (1 Кор. 14:9).

"Если я не разумею значение слов, то я для говорящего чужестранец" (1 Кор. 14:11).

Используемый пастырем язык должен быть прост и понятен пришедшему человеку. Желательно из речи исключить избыток славянизмов, цитат, ссылок на мнения других, более авторитетных людей.

Одним из элементов успешного сотрудничества, взаимодействия в отношениях с людьми является способность пастыря говорить с каждым человеком на его языке. Если пастырь хочет быть понятым и принятым своим собеседником, ему необходимо ориентироваться на профессиональные и социальные особенности пришедшего, его способности, убеждения и жизненные ценности. К примеру, узнав о профессии человека, пастырь может поговорить с плотником - о плотницких работах, со специалистом по информации - о программировании, с детьми - на детском языке, непременно используя слова, уже употребленные человеком.

**стр.304) Одной из причин непонимания при общении между личностями митрополит Антоний Сурожский видит в языковом несходстве понятий в мировосприятии разных людей. Одно и то же слово в восприятии разных людей может носить разные оттенки. Особенно, если это касается области душевного и духовного опыта.

На принципе приспособления к языку и миру ценностей другого человека основывал свою миссионерскую деятельность Апостол Павел. С иудеем он говорил как иудей, с эллинами - как эллин, для того, чтобы и тех и других привести ко Христу. Так поступали и оптинские старцы - Амвросий, Моисей, Варсонофий, Нектарий и другие.

Таковому искусству нужно обучиться и современным священнослужителям. Пастырь бывает порой способен только теоретически понять человека, но чаще всего никак не может полностью оказаться в мире его душевных переживаний.

Однако процессу более глубокого понимания может отчасти способствовать наблюдение и частичное следование жестикуляции человека, его манере выражать свои мысли, подойти под ритм его дыхания (т.е. набраться терпения, не перебивая, говорить когда он закончил свою мысль).

Если эти принципы не соблюдаются, большинство из того, что говорит пастырь, может не доходить до пасомого. И ответственность за такое непонимание лежит не на человеке, пришедшем к батюшке, а на самом священнике.

Святоотеческая антропология выделяет пять органов чувств, через которые нам поступает информация из внешнего мира: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус, которые в современной науке называют репрезентативными: визуальная (зрение), аудиальная (слух), кинестетическая (ощущения), олфакторная (обоняние) и густаторная (вкус). Каждый человек имеет свой неповторимый субъективный опыт, обусловленный как генетически, так и внешними условиями, в которых этот опыт приобретается.

Прожив и запомнив какой-то неповторимо индивидуальный опыт, мы можем сообщить о нем посредством слов. В одном контексте мы используем слова из одной репрезентативной системы, в другом - из другой. Например, об одном человеке мы говорим, что его приятно послушать, с ним приятно поговорить, он интересно рассказывает. Говоря о другом, который нам чем-то не нравится, мы характеризуем его злое выражение лица, его взгляд свысока, то, что "сам он весь какой-то мрачный, подозрительный." Третьих мы можем охарактеризовать как теплых или скользких.

Если потренироваться в том, чтобы всматриваться, вслушиваться, вчувствоваться в эти сообщения окружающих нас людей, со временем мы научимся, не задумываясь, фиксировать эти особенности их языка.

Иногда та или иная последовательность или словосочетание могут быть приятными или неприятными для нас. То же самое касается других людей.

Если мы не определим, к примеру, что для принятия или непринятия другим человеком того или иного решения, он вначале должен присмотреться, затем послушать какую-то информацию, а потом почувствовать, приемлема она для него или нет, то не можем ожидать от него согласия с нами. Обеднив эту цепочку, не обеспечив человека информацией по всем репрезентативным системам (и как это выглядит, и что об этом говорят, и как при этом чувствуют себя люди), с точки зрения законов нейролингвистики, мы не можем рассчитывать на полноту понимания.

Наверно, каждый имеет такой опыт: один стиль изложения (проповеди, лекции, сообщения) нам приятен, а другой - нет. Одни воспринимают речь в быстром темпе, другие - в плавном, третьи - в медленном, с паузами.

Для каждой репрезентативной системы существуют свои особые предикаты, которые конкретный человек чаще всего использует в разговорной речи. Улавливая их, мы можем определить и первичную систему репрезентации данного человека. По данным психологии, люди испытывают преткновения в понимании друг друга, если они говорят на разных языках, т.е. используют в речи предикаты различных репрезентативных систем. Пастырю следует уметь выражать свои мысли и желания не так, как ему кажется правильным и значимым, а на психологически приемлемом для пасомого языке, т.е. на языке его первичной репрезентативной системы, используя соответствующие слова и понятийные блоки.

Вот список предикатов, характерных для различных репрезентативных систем.

Предикаты цвета: красный, желтый, синий и др.; яркости: яркий, светлый, темный, контрастный, блестящий; насыщенности: ясный, тусклый, прозрачно, туманно; контура: обрисовать, чертить, писать, образоваться, четко; местоположения: двигаться, стоять, колыхаться, размера: большой, маленький, увеличиваться, уменьшаться, перспективы: на переднем плане, на заднем плане, далеко, близко, а также: видеть, смотреть, глядеть и т.д.

Предикаты высоты звука, громкости, тембра, местоположения: слышать, высокий (голос), низкий (голос), грохочет, разговаривать, сказать, звук, крик, моно/стерео, непрерывный (прерывающийся), ритмичный, гармонировать и т.д.

Хватать, прикасаться, твердый, тяжелый, чувствовать, грубый, шершавый,

холодный/теплый, держать, давить и т.д.

Не имеют широкого распространения, они сродни кинестетическим. Здесь предикаты, связанные с запахами и вкусовыми ощущениями: ароматный, сладкий, кислый, вкусный, горький, нюхать, вкушать и т.д.

Для человека, имеющего визуальную первичную репрезентативную систему, характерно:

Для человека, имеющего первичную аудиальную систему, характерно:

Для человека, имеющего первичную кинестетическую систему, характерно:

Возможно, необходимость выхода на язык репрезентативной системы собеседника покажется кому-то маловажным, малозначительным и трудоемким занятием. К сожалению, в нашем быстротекущем XX веке даже духовное окормление (особенно в городах) происходит как бы на бегу. Однако в действенности (или бесполезности) такого подхода можно убедиться экспериментально. И если такой подход все же покажется действенным, то станет очевидным, что лучше, по слову Апостола Павла, пять слов сказать на понятном для человека языке, чем тысячу на непонятном.

В общении с человеком пастырю желательно следить за своей речью, ведь к каждому слову, фразе, предложению обращено особое внимание пришедшего. Иногда определенные слова "считываются" человеком в несколько ином, а иногда и в совершенно противоположном смысле. Обучиться искусству правильного построения фразы, искусству утешения, умиротворения человека словом можно посредством специальных знаний и многолетнего опыта. Однако некоторые практические советы по этому поводу из книги психолога Александра Борисова "Роскошь человеческого общения" приведу ниже:

В процессе пастырского общения желательно избегать слов, вызывающих пассивность, неприятные переживания, а в комментариях - слов с уничижительным оттенком: оставлять, тонуть, погибать, дно, неприятно, ничтожный, последний, дурацкий, расходовать, распадаться, опускаться, исчезать.

При этом необходимо постараться избегать глаголов с двойным смыслом, один из которых является негативным, например: отходить, покидать, изменять, упасть.

С точки зрения лингвистики это всего лишь замена глагола отглагольным существительным. На самом деле, это определенное изменение, воздействующее на восприятие человеком информации. Глагол выражает процесс, существительное же статично и как бы оторвано от процесса. Глагол - всегда более сильная часть речи и задает систему отношений, точкой отсчета которых является называемое им действие. Существительное больше оторвано от эмоций и ощущений, только фиксирует положение вещей и не показывает возможных вариантов изменения этого положения. Замечено, что люди, предпочитающие употреблять в своей речи существительные - номинализации, гораздо в меньшей степени способны на решительные поступки и мобильные реакции, чем те, которые предпочитают глаголы.

К примеру, священник может сказать человеку: "Давай попробуем найти решение твоей проблемы и попытаемся найти варианты исправления сложившейся ситуации" - вместо "решить" и "исправить."

Вместо "если хочешь, чтобы к тебе хорошо относились люди, измени свое отношение к ним" можно сказать "изменение твоего отношения к людям, несомненно улучшит их отношение к тебе." Таким образом, вместо призыва к решительному действию передается только констатация как бы уже очевидного факта, что значительно снижает критичность восприятия. "Я буду находить время для ежедневного общения с тобой!" - говорит ежедневно занятый священник нуждающемуся духовному чаду, что воспринимается, как еще одно обещание, вызывающее скепсис и недоверие. В другом случае сознание легче принимает ту же информацию, выраженную более нейтрально, скорее, как уже почти свершившийся факт: "Теперь мы будем иметь возможность общаться чаще."

Обнадеживающие высказывания, не содержащие в себе указания на причину, по которой данное явление оценивается говорящим так, а не иначе, могут восприниматься сердцем без критического анализа, к примеру "После службы тебе станет значительно легче" - без объяснения того, почему это будет так. Или "После поста многие из вас смогут ощутить радость духовного обновления" - без разъяснений, как это ощутится.

В приведенных примерах человек заранее подготавливается, настраивается на облегчение, обновление, которое совершится воздействием благодати Божией, которая "немощная врачует и оскудевающая восполняет." Уверенный словом пастыря в том, что положительное изменение все же произойдет, человек не опускает руки, обретает надежду.

Этим же целям служит предположение о мыслях и чувствах собеседника. Этот прием основан на высказываниях, подразумевающих, что говорящему известны мысли и чувства собеседников, хотя и неясно - откуда. "Я знаю, что многие из вас хотят справиться со своими страстями: гневом, гордостью, завистью, обидчивостъю..." Таким образом, человек, который еще и не ставил такой задачи, в процессе проповеди или разговора ставит ее.

Импликацией как методом воздействия на позитивное изменение человека можно воспользоваться, когда есть необходимость уверить человека в том, что позитивное изменение в его жизни должно произойти. К примеру, пастырь может спокойным и уверенным голосом сказать человеку: "После этой исповеди Вы сможете обратить внимание на то, что Ваше отношение к свекрови (мужу, матери, дочери) заметно изменилось к лучшему."

При помощи связующих слов воедино увязываются явления, на самом деле независимые друг от друга. Переходные слова сглаживают смысловое несоответствие, и связь воспринимается как реально существующая. Предположение о существующей связи заставляет слушателей действовать так, как если бы она была реальной. "Каждый раз, когда искушение будет подступать с новой силой, ты будешь вспоминать наш разговор," "Эта книга подскажет тебе выход из любой трудной ситуации."

Разговаривая с человеком, следует избегать слов, вызывающих у него неприятие. Многие хорошие слова иногда становятся заштампованными, что ослабляет их смысловую и действенную силу при восприятии другим человеком. Такими очень часто становятся слова: "смирение," "послушание," "простите," "благословите," "помолитесь" и т.д., которые "изнашиваются" от частого употребления до степени, способной вызывать психологическое отторжение, чувство пресыщения и переполненности.

Наряду с этими словами, следует употреблять синонимичные им слова. Хотя такие слова и теряют привычную внешнюю форму, они становятся более доходчивыми до другого. Мы не говорим об устарении и замене самих добродетелей, а только о лучшем восприятии тех же понятий, выражая их иными словами.

Последовательное принятие заключается в том, чтобы сначала перечислить ряд истинных утверждений, с которыми слушатель не может не согласиться. Затем их следует связать между собой соединительным союзом. Данная последовательность заканчивается тем утверждением, которое необходимо принять человеку для того, чтобы исправить свое отношение, раскаяться в греховной жизни, стать лучше, но которое, возможно, логически с предыдущим не связано.

Нередко приходилось слышать проповеди талантливых пастырей, которые, цитируя Евангелие или фрагменты житий святых угодников Божиих, как бы вне формальной логики словами "и поэтому мы с вами должны..." переходили к нравственному назиданию. Казалось бы: никакой связи между первым и вторым. Но в процессе слушания отсутствие таковой оказывалось незамеченным и призыв в проповеди производил глубокое впечатление на слушателей.

Последовательное принятие, а также значительная часть приводимых примеров использования законов лингвистики (импликации, причинно-следственного связывания, избегания штампов, нахождение общего языка и понимание ценностного мира слушателя) характерны для замечательных проповедей протоиерея Димитрия Смирнова.

Чтобы передать сердцу некое сообщение, нужно выделить его во время разговора. Этого можно добиться с помощью перемены интонации, выделения паузой, изменения позы говорящего. Тогда подсознательно человек обращает сердечное внимание на такие сообщения и внимает им. В дальнейшем человек может либо принять его, либо отвергнуть. Но, восприняв сердцем это сообщение как свое собственное, он спокойно может взвесить все за и против без излишнего внутреннего противостояния данному сообщению или совету.

Пастырь не должен забывать, что эффективным может быть только диалогичное взаимодействие.

Как бы не жаждал священник поучать и наставлять, какие бы замечательные наставления не приходили ему в голову, все они могут быть малоэффективными, если он будет забывать о необходимости постоянных пауз, постоянного внимания к тому, как его слово отозвалось в сердце собеседника.

Значение паузы для усиления впечатления замечено давно. Рассказчика, который пользуется в наиболее интересных местах повествования этим приемом, просят рассказать "еще и еще раз."

Паузы имеют огромное терапевтическое действие, побуждая человека к внутренней работе. Если пастырь использует паузы, пасомый включается во внутреннюю работу слушания, как бы предугадывая в каждом конкретном случае последующее слово.

Пауза также помогает выделить наиболее важное слово из произнесенного в беседе, части беседы, предложении, фразе.

Из Патериков известно, что иногда подвижники высокой жизни приходили друг ко другу, и не используя словесных форм общения, общались посредством совместного молчания в течение определенного времени. Ценность и глубину такой формы общения знает только тот, кто пробовал или пытался обрести молчание как язык события с другим человеком. .

В отличие от пауз, в случае использования молчания человека лучше предупредить заранее. По окончании беседы или какой-либо ее части пастырь может предложить человеку просто посидеть и помолчать несколько минут. В этом предложении человек может услышать что-то неожиданное, возможно, приятное. Можно предложить помолиться и, став перед иконами, и перед началом молитвы, помолчать несколько минут. В это время все, затронутое в беседе, в присутствии священника, но без помех с его стороны, осядет на самых глубинах человеческого сердца.

Важно, чтобы на это время человек не чувствовал себя покинутым. Поэтому со стороны священника должно прозвучать предложение помолчать вместе несколько минут.

Когда молодой священник видит перед собой человека, пришедшего за советом или наставлением, ему приходит желание наставлять и советовать. В защиту своей точки зрения приводятся аргументы и цитаты. Однако в состоянии упоения своей эрудицией и компетентностью в духовных вопросах он совершенно не замечает того, что человек давно сник, ушел в себя, и только из вежливости продолжает слушать говорящего.

Диалог между пастырем и пришедшим к нему за советом дает возможность:

1. Держать собеседника во внимании.
2. Вести его в предлагаемом направлении, уточняя каждый раз, насколько понята и принята им каждая из высказанных мыслей.
3. Постоянно поддерживать взаимную связь, подробнее останавливаясь на тех моментах, которые не были приняты собеседником.

Принципы диалога в христианском консультировании сформулированы доктором психологических наук Т. А. Флоренской. Здесь они приводятся в контексте пастырского душепопечения.

Отметив, насколько подобная неестественность неполезна для духовной жизни пастыря, важно упомянуть о необходимости разрушения подобной установочности у пасомых.

Любому человеку хочется ощущать свою независимость и свободу. Если человек хочет как-то уклониться или отказаться от послушания или работы без всякой причины, то необязательно входить с ним в конфликт и пытаться заставить его выйти на послушание директивами и угрозами. От этого он начнет сопротивляться, выдумывать всякие причины и оправдания, даже обвинять в том, что его будто бы рабски эксплуатируют и т.д.

Данную ситуацию можно смягчить, если предоставить ему выбор между каким-либо более тяжелым послушанием, и другим - полегче. В результате он, уклонившись от первого, схватится за второе. Благодаря этому возможность вообще отказаться от послушания исчезает из его сознания. Выбрав какую ни есть работу, он останется на стези послушания пастырю без каких-либо конфликтных вспышек.

Умение правильно формулировать вопросы мобилизует душевные силы человека на решение задач по внутренней работе над собой, не лишая его свободы выбора. Мудрые педагоги это знают. Когда ребенка нужно накормить кашей (а не вареньем, например), можно спросить: "Ты какую кашу хочешь - манную или геркулесовую?" или: "Ты вынесешь мусор до ужина или после?."

Особое внимание обращает на себя психологический прием, который рекомендует использовать преп. Иоанн Лествичник.

Старец Варсонофий Оптинский, еще будучи послушником, дал почитать старцу Амвросию свое стихотворение. Во время другой встречи он напомнил отцу Амвросию о стихотворении. Далее отец Варсонофий вспоминает:

Вот еще один пример из жития о. Варсонофия: "Он (о. Варсонофий) сказал о. Анатолию, что ему "хотелось бы жить поуединеннее:

Истории рассказывали с древних времен. В Лавсаиках, Патериках, Отечниках содержатся чудеснейшие примеры целительных метафор, которые, в отличие от прямых, обращенных к сознанию Поучений и Слов, обращены непосредственно к сердцу человека. Наиболее ярким примером использования исцеляющих метафор можно назвать частое обращение старца Амвросия Оптинского в беседах с духовными чадами к басням И. А. Крылова.

Что же такое "метафора"? Известная фраза, принадлежащая Аристотелю, является одновременно и примером, и этимологическим объяснением этого слова:

Исцеляющая метафора - это вразумление на нескольких уровнях. История, сказка, идея, случай, аналогия, рассказ из пастырской практики, просто фраза, жест могут иметь два значения. Первое, явное, обращается к сознанию человека. Второе, скрытое, обращено к его сердцу.

Человеку предоставляется реальный выбор, так как второй смысл может быть или принят или не принят.

Если смысл метафоры не принимается на сердечном уровне, рассказывающий ничего не теряет и может дальше вести разговор.

Всем нам известно, что наиболее интересными бывают проповеди, в которых ярко описываются многочисленные примеры на тему проповеди.

Непревзойденными рассказчиками были оптинские старцы. Вот например, отец Анатолий с помощью истории пытается образумить свое чадо:

Эта история изначально предполагает параллель между реальной и описываемой ситуациями, и грустный конец ее может остановить сестру Н. от дальнейших поступков, что, впрочем, и произошло.

А вот отец Амвросий рассказывает о себе, но обращаясь к пришедшему народу:

В психологии терапевтические истории содержат в себе решение проблемы на многих уровнях. Это сложное искусство может быть полезно и пастырю, но для этого следует обратиться к соответствующим книгам.

В историях можно использовать метафорический язык и метафорические образы, которые употребляет сам пасомый. Очень часто употребляет метафоры и метафорические истории в своих сочинениях Святитель Тихон Задонский. Буквально каждое его сочинение построено на метафоре и аналогии. Особенно примечателен в этом отношении его самый знаменитый труд "Сокровище Духовное от Мира Собираемое," в котором он научает душу благотворному изменению на простых и доступных и мудрому и простолюдину примерах.

Рассказывая метафорическую историю, можно использовать язык жестов. Иногда жест производит большее впечатление, чем сказанное. Вот как рассказывает одна монахиня о встрече с о. Варсонофием:

Для того, чтобы научиться рассказывать метафорические истории правильно, с пользой для слушателя, необходимо придерживаться нескольких принципов:

В построении историй есть и свои правила изложения.

Метафорическая история оказывает активизирующее и побуждающее действие. Искусством спонтанно и легко конструировать такие истории может овладеть только тот, кто научился доверять собственному сердечному чувству.

Овладев искусством рассказывать истории, пастырь сможет умело вести пасомых к нужным изменениям без конфликтных стычек и столкновений.

Для объяснения чего-либо следует прибегать к образам, т.к. они схватываются легче, чем длинные рассуждения. В Библии часто используется язык образов: радуга - завет между Богом и людьми, горящий куст Неопалимой Купины, "Вода текущая в Жизнь Вечную," "Хлеб Небесный," многочисленные образы Апокалипсиса и многие другие. Структура образного языка имеет свои особенности: он не имеет развитого логического синтаксиса и в нем нет отрицания. Образный язык всегда положительный. Таких отрицаний как: "нет, никакой, никто, никогда, нигде," в нем не существуют.

Авва Арсений, уже довольно долго живя в пустыне, имел одну привычку, несоответствующую его монашескому образу - сидел, положив одну ногу на другую. Святые отцы-подвижники, приходя к нему, не решались сказать об этом прямо. Тогда, договорившись, один из них сел при о. Арсении так, как сидел он. Увидев это, старший из отцов отругал этого монаха. Авва Арсений же, видя это и слыша, вразумился и никогда более не сидел таким образом.

Здесь мы видим мудрость древних отцов и их опытность в знании психологических законов. Таким же образом можно поступать и с тем человеком, кто противится наставлениям и советам. Обращаясь к кому-либо из предстоящих, можно рассказать какую-то историю или дать совет, относящийся прежде всего не к нему, а к тому, кто противится прямому наставлению.

Так же поступали и оптинские старцы Макарий и Леонид, о. Илларион вспоминает:

Многие из нас прекрасно помнят, как задушевно и тепло воспринимается слово собеседника, если в процессе разговора он слегка прикоснулся к руке или к плечу. Тем более значимо для верующего прикосновение десницы духовника.

Если в процессе произнесения того или иного словесного увещевания, пастырь возьмет правую руку собеседника в свою руку, уровень принятия произносимых слов возрастает. Однако использование этого в пастырском душепопечении должно носить естественный, искренний, контекстуальный характер.

И естественно, слово произносимое священником вместе с благословением, которым, как правило, заканчивается беседа с пастырем, может вполне естественно и легко лечь на самую глубину сердца собеседника.

Якоря ежедневно и ежечасно возвращают каждого из нас в прошлое. К примеру, человек ни с того, ни с сего ощущает страшную тоску и не понимает ее причины, не замечая, что в соседней комнате в телевизионной программе звучит женский плач, в котором подсознательно узнается очень похожий плач запечатления раннего детства, связанный с какой-то негативной детской ситуацией.

Или другой пример: в комиссионном магазине наш взгляд скользнул по какому-то предмету, даже не остановившись на нем... Настроение изменилось, щемящее чувство встречи с чем-то дорогим и очень личным коснулось нашего сердца. Что же произошло? Душа помимо логического осознания "прочитала" в старой этажерке эмоциональное воспоминание о деревенском доме горячо любимой покойной бабушки, подарившей когда-то столько тепла и любви.

Почему же мы не смогли осознать произошедшую в нас перемену настроения? Потому что якоря действуют помимо сознания человека.

Всякое состояние души человека, положительное или отрицательное, можно сознательно зафиксировать с помощью того или иного внешнего воздействия на человека. Якорем при этом является человеческое восприятие какого-либо события, внешнее воздействие выступает в роли самого события.

Если применение этого приема по отношению к самому себе столь действенно, то тем более, оно может оказать значительную помощь, в случае, если будет предписано или применено пастырем.

В психотерапии якорение используется в разнообразных случаях: избавления человека от фобии (страха) перед тем, что в действительности не страшно, или же помощи в контролировании себя в еде, курении, других вредных привычках, в преодолении какого-то негативного переживания и т.д. Во всех подобных случаях процедура якорения может привести к успешному результату.

Ввиду сложности этого метода, использовать его в пастырской психотерапии можно только после того, как пастырь усвоит и профессионально овладеет им, получив соответствующее образование. Здесь же дается только его ознакомительное описание механизма, а не готовое руководство к его использованию.

Бывает, что воцерковляющийся человек не может по своей слабости освободиться от некоторых своих греховных привязанностей. Иногда такой человек желает не пить спиртное, и не пьет, пока находится в одиночестве, но у него не хватает душевных сил, чтобы отказать приходящим к нему друзьям. На все просьбы остановиться он отвечает, что никак не может отказаться, когда угощают. Такое поведение иногда бывает связано с прошлым опытом его отношений с людьми, когда ему никогда не удавалось говорить что-либо против воли своих близких. Иногда он видит себя в такой ситуации настолько слабым и безвольным, что никакие уговоры помочь не могут.

Подобные ситуации можно разрешить следующим способом. Если он не может отказать друзьям от своего имени, то пусть попробует представить, что на его месте оказался другой человек, которому не составляет труда это сделать. И от лица этого другого человека (воображаемого или реального) с помощью пастыря пусть разберется, как ему следует поступить и что сказать. Проделав этот опыт, пастырь, обращаясь к нему лично, говорит: "Иди и поступи так, как мы с тобой решили." Таким образом, происходит мобилизация внутренних душевных сил для разрешения данной и подобных ситуаций.

Метод испытаний, разработанный в Эриксоновской терапии, имеет многочисленные аналоги в православной аскетике.

Суть метода исцеления испытанием состоит в том, что имеющуюся греховную привычку или действие, влекущее к расстройству души, пастырь связывает с каким-нибудь заданием, более тяжелым для человека, чем исполнение греховного действия, но заранее непременно связав пасомого обязательством исполнения всего, что будет предписано для угасания желания этих греховных действий.

В православной аскетике страх Божий имеет ограждающее значение. Он связывает возможный греховный поступок с осознанием отпадения от Христа в вечности, которое для православного человека есть самое ужасное, что может случиться.

Для человека, который еще не достиг высот духовного осознания, подобным наказанием может стать епитимья. Человеку, страдающему скупостью, в древности накладывали епитимью: заниматься делами милосердия - подавать нищим, помогать другим из своего имущества и т.д.

Можно вспомнить случай из Древнего Патерика, когда человеку, пришедшему в монастырь, дали послушание просить прощение у каждого входящего во врата монастыря. Это послушание, исполняемое в течение нескольких лет, сначала формально, внешне, потом - сердечно, угасило его гордость.

В качестве испытания можно использовать различные средства, действующие так, что греховный навык исчезает. Этот метод используется и при различных психических расстройствах, например, при бессоннице.

В одной из книг по психотерапии рассказывается, как с помощью этого метода был исцелен старик, пятьдесят лет страдавший бессонницей. Терапевт заранее заручился "честным словом": если человек желает избавиться от бессонницы он согласен выполнить все, что предпишет терапевт, если это не противоречит его моральным и нравственным устоям.

В процессе их беседы выяснилось, что пациент болезненно переносил необходимость еженедельной натирки паркетных полов в доме, где он жил. Именно это задание и было дано ему исполнять в случае, если он не сможет заснуть до определенного терапевтом времени. Итак, когда его мучила бессонница, он должен был вставать и натирать полы. На пятую ночь он поставил банку с мастикой перед собой и лег с четким осознанием того, что если через 15 минут он не заснет, то опять будет заниматься натиркой... Проснулся он только утром, после которого стал быстро засыпать каждый вечер.

Схематически этот метод можно изобразить так: Симптом (или греховное действие) + задание на тяжелое испытание = исчезновение симптома (изменение греховного поведения).

Испытания могут быть самыми различными и желательно, чтобы они имели какую-либо связь с добродетелями. Иногда бывает нужно несколько раз проходить испытания, а иногда достаточно только лишь объявления, произнесения симптома (для некоторых это тоже форма испытания!) для его исчезновения. Но условия испытания должны быть поставлены так, чтобы человек был исполнен решимости выполнить его, каким бы оно не было.

Для использования этого метода необходима последовательность и этапность действий:

1. Проблема, которую нужно преодолеть, должна быть четко определена. Необходимо разграничить обычное проявления человеческого естества от греховного. К примеру, еда в определенных объемах человеку необходима, а в излишних - вредна. Очертить границы дневной порции, и только после этого прилагать метод испытания для преодоления чревоугодия.
2. Человек должен сам стремиться к исцелению. Если пастырь заметит у человека проблему, нуждающуюся в преодолении, то должен не только констатировать факт греха, но и помочь пасомому в развитии причин для преодоления греха или греховной привычки. Подчеркнув серьезность проблемы и обсудив неудачные попытки человека справиться с ней, пастырь должен сделать особое ударение на том, что испытание - это многолетний и успешно действующий прием преодоления греха. Следует также учитывать, что для некоторой части людей мотивацией к тому, чтобы понести епитимью, может стать желание доказать, что священник не прав, не опытен, не понимает сути дела. Пасомому нелегко поверить, что именно этот метод сработает. Однако, как объяснит ему священник, единственный способ опровергнуть это - исполнить то, что благословляется. Не следует забывать, что большинство исцелений епитимьей напрямую зависят от отношения к личности пастыря и возможности тесного контакта с ним.
3. Испытание должно быть выбрано. Выбор делает пастырь, но возможно, что в сотрудничестве с пасомым. Оно должно быть достаточно суровым, чтобы преодолеть грех, не приносить физического вреда, четким и недвусмысленным, иметь определенное начало и конец. Если в выборе участвует пасомый, мотивация к исполнению будет сильнее.
4. Испытание должно сопровождаться четким объяснением того, как его нужно исполнять. Священник должен дать четкие и недвусмысленные указания, разъяснив, что задание нужно повторять только в случае очередного проявления симптома и только в установленное пастырем время. Целесообразность своих действий и благословений пастырь в процессе терапии испытанием пастырь не должен объяснять, т.к. тем самым он сориентировал бы человека не на доверие его совету, а на руководство собственным разумом. Таинственное лучше воздействует на человека, особенно на интеллектуала, который может рационально опровергнуть любое утверждение.
5. Испытание не отменяется, пока греховный симптом не преодолен.

Достоинство этого метода состоит в том, что он может очень широко применяться и быть действенным там, где не помогают обычные способы борьбы с грехом.

Случается, что человек приходит на исповедь, толкаемый туда родственниками и знакомыми, говорящим ему: "Стоит тебе поисповедаться и все будет хорошо." Этот человек, перечисляя (без покаяния) то, что ему наговорили знакомые, отходит от исповедального аналоя, а облегчения при этом все равно не получает. И тогда он говорит родственникам, что исполнил все, что ему советовали, но по-прежнему ничего не помогает.

Встретившись с таким человеком, пастырю следует дать ему какое-либо малое задание (послушание), после которого он сможет заново прийти. Видимая сторона этого послушания для такого человека должна быть реальной и исполнимой. По окончании этого малого задания можно предложить еще одно.

Целью же такого задания будет его частое хождение в храм, в ходе которого изменится не только отношение к исповеди, но и сама его жизнь. Это и есть то изменение поведения, которое и содержит неосознаваемый смысл данного задания.

Человек иногда совершает ошибку в борьбе с решением какой-либо проблемы и вместо разрешения еще больше поддерживает ее. В этих случаях необходимо обесточить поддерживающее проблему питание. Часто такие закрученные ситуации возникают у человека, борющегося с блудной бранью. Он бывает говорит себе, исполненный решимости, что не будет никогда это делать. Одновременно с произнесением этого он возвращается своей эмоциональной памятью к этому греховному опыту. Но язык образов, о котором мы уже говорили, по данным психологии, не содержит отрицания. На языке образов происходит восприятие данной ситуации как желание делать это. Поэтому от фиксации на том, что "я никогда не буду этого делать" идет внутреннее напряжение к тому, чтобы опять повторять это. Появляются навязчивые мысли и внутреннее побуждение толкает к тому, что человек опять окажется бессильным противостоять греху. В результате растет тревожность, на ее основе возникает невроз. Далее человек приходит в отчаяние, замкнутость и озлобленность.

Такую же ошибку совершают и пастыри, когда на исповеди заставляют пасомых описывать подробности совершенного греха (особенно это касается грехов блудных и зависимости от различных греховных привычек). Вызывая у них чувство стыда за содеянное, которое в дальнейшем (по их замыслу) должно удерживать от греха, они на самом деле стимулируют их к тому, чтобы грех опять был совершен. Чувство стыда за повторенный грех отталкивает человека, но не от греха, а от повторной исповеди о содеянном. Человек укрывает грех, чувствует вину, отчаяние и все возвращается на круги своя.

Пастырю в таких случаях следует разъяснить, что следует избегать зрительного или чувственного воспоминания подобных грехов, касаться их на исповеди только понятийно и кратко.

Общение между пастырем и пасомым является взаимодействием, и действующие лица в нем не нейтральны. Жесты, поведение, интонации, ритм общения, частота обмена репликами - все это активные средства общения. Каждый жест пастыря по отношению к человеку, находящемуся в состоянии сердечной открытости, может иметь важное значение.

Мы пользуемся этим языком бессознательно, вольно или невольно причиняя неудобства и даже страдания нашим близким. Будет лучше, если каждый человек, а особенно пастырь, научится пользоваться этим языком сознательно.

Подсознание человека работает как бы автоматически, независимо от сознания, поэтому язык телодвижений может выдать неискренность собеседника. В каждом из нас, а в особенности, в людях, которым приходится много общаться, существует до конца неосознаваемый механизм "считывания" невербальных сигналов другого человека. Люди, изучившие этот язык, обладают даром понимать другого человека даже в том, о чем он не решается сказать вслух. Более того, они избавились от отталкивающих жестов в себе и обладают способностью расположить к себе собеседника.

Умение войти в доверительное общение с пасомым может проявляться как на вербальном (словесном), так и на невербальном уровне. На невербальном уровне обращается внимание на позу человека, его речь, жестикуляцию. Человек чувствует себя спокойнее и уютнее, когда он видит перед собой подобного себе собеседника. Лучше будет, если пастырь предложит человеку присесть. Разговор стоя предполагает, что у собеседника нет времени, и в силу этого не располагает к глубокому раскрытию проблемы.

В психологической науке значительная часть посвящена отслеживанию обратной связи со стороны собеседника относительно сказанного ему посредством знания языка телодвижений. Важно при этом общаться, образно выражаясь, не с закрытыми глазами, а по невербальным жестам, кивку головы (невольному, в согласии или отрицании), улыбке или проявившемуся едва заметному недовольству, замечать, принято ли сказанное, откликается человек или нет.

К примеру, раскрытые ладони "сигналят" об открытости собеседника, тогда как попытка закрыть рот рукой или слегка без нужды непроизвольно коснуться носа во время произнесения тех или иных слов может быть сигналом о нечестности говорящего. Обманщик может раскрывать объятия и улыбаться, произнося комплименты, но суженые зрачки, поднятая бровь или искривленный уголок рта будут противоречит произносимым словам.

Если вы говорите, а собеседник прикрыл рот рукой - смените тему разговора, возможно, вам не верят. Если человек, сам не зная почему, в процессе общения часто кашляет, двигается на стуле, даже смеется - все это выражает его нежелание принимать ваши слова.

Почесывание и потирание уха означает бессознательное желание "отгородиться" от ваших слов, как бы "заткнуть уши." Возможно, ваш собеседник наслушался вдоволь и хочет высказаться.

Почесывание шеи или места под мочкой уха в процессе разговора может означать "я не уверен, что я с вами согласен."

Если собеседник оттягивает воротничок, он, возможно, подозревает, что его лукавство раскрыто и начинает испытывать волнение по этому поводу.

Когда вы увидите, что человек кладет в рот кончики пальцев, ободрите его, он сильно угнетен проблемой разговора.

Подпирание подбородка рукой означает, что вашему собеседнику скучно от того, что вы говорите.

Скрещенные на груди руки во время беседы или наставления могут означать защиту или сопротивление тому, что вы говорите. При этом собеседник на словах может заверять вас в согласии с вашими словами или рекомендациями.

Человек, несогласный с вами, но слишком стеснительный (или слишком уважающий вас) для того, чтобы высказать свое несогласие будет собирать с одежды несуществующие ворсинки. Предложите ему высказаться по поводу только что сказанного вами, а затем обсудите это.

Откинутое назад и немного вбок положение головы означает заинтересованность. Взгляд исподлобья - враждебность.

По протянутой для рукопожатия ладони, к примеру, можно определить, властный человек перед тобой или смиренный. Если ладонь протягивается тыльной стороной вниз и захватывает ладонь собеседника - протянувший является человеком, который будет в общении доминировать. Вялая рука, протягиваемая тыльной стороной кверху, "говорит" о мягкости и/или расположенности собеседника.

Если при испрашивании благословения обратившийся не дает себе труда приклониться к деснице священника для того, чтобы приложиться к ней, а захватывает ее и подносит к своему лицу, то пастырь должен быть готов к тому, что общение может быть не из легких... и наоборот.

Заложенные за спину руки при разговоре или голова, откинутая назад, могут сигналить об ощущении собеседником своего превосходства.

Иногда можно наблюдать: пастырь коснулся животрепещущей темы в беседе, а слушатель непроизвольно начал кивать головой. Углубитесь, раскройте подробнее поднятую тему!

Иногда же можно заметить, как человек говорит "да," но при этом делает отрицательное движение головой. Остановитесь на этом подробнее!

Американский психолог Аллан Пиз, стоявший у истоков осознания языка телодвижений для улучшения возможностей понимания собеседника, в предисловии к своей книге "Язык телодвижений" пишет:

Здесь приведены лишь отдельные отрывки того богатства методов, которые разработаны в психологии и в большинстве своем имеют аналоги в опыте православного душепопечения.

Современной практической психологии и психотерапии известны подобные явления, характеризуемые как поиск и использование людей в качестве защиты или источника жизненной энергии. Замечено, что подобные проявления также имеют место в семейных, производственных, дружеских отношениях.

Кандидат медицинских наук А. Алтунин говорит об особенностях, последствиях и механизмах преодоления зависимости от подобных отношений.

Замечено, что психически неустойчивые люди, найдя более устойчивого, более волевого или просто душевно теплого человека, цепляются за него посредством постоянного акцентирования внимания на себе и на своих проблемах, постоянной попытки вторжения в его душевный мир, попытки, доходящей в своих притязаниях до разрушения "донора." Для них характерна умелая спекуляция на уделяемом внимании при полном нежелании работать над собой.

На начальных этапах отношения между человеком, дающим душевные силы, и потребляющим их, выглядят как взаимовыгодное сотрудничество. Иногда даже создается впечатление, что большую пользу получает донор, который предоставляет и защиту и жизненные силы, ощущая себя человеком, который "нужен людям," не замечая начала проявления духовного потребительства. Если же "донором" оказывается духовник, то можно только поскорбеть о его незавидном положении. А ведь духовников окружают десятки духовных чад и просто людей с подобными потребительскими душевными наклонностями.

Конечно же, речь идет не о тех случаях, когда импульс душевных сил человеку дать просто необходимо. В случае реальной помощи нуждающимся людям, душевные силы духовника восполняются Богом, и чем больше он их отдает, не жалея времени и сил для своих духовных чад, тем в большей степени происходит это восполнение. Речь идет о пустопорожнем потребительстве времени и сил священника. И поэтому священнику важно научиться различать, где - искренне нуждающийся человек, а где - проявление душевного потребительства.

А. Алтунин пишет о вариантах разрешения этой проблемы в семейных отношениях. Думаю, что его совет, восходящий по сути своей к христианскому осмыслению выхода из любого конфликта, может пригодиться пастырю не только в качестве совета для случая семейного разлада, но и в личных отношениях со своими пасомыми. Напомним только, что здесь, как и в других цитатах из психологической литературы важно прочитать изложенные языком светской языком психологии закономерности и механизмы глазами православного человека:

Автор утверждает, что мысль, отрицательное чувство или поступок образуют вокруг человека соответствующее эмоциональное поле. И если человек сеет вокруг себя только раздражение, злобу, ненависть, месть, жестокость, агрессивность, эгоизм, лживость, равнодушие и высокомерие, - все это к нему же и вернется, принеся новые, еще более тяжелые и серьезные страдания. А если он сеет только доброе и светлое, причем часто бескорыстно, то Бог сторицей воздаст ему за вклад в борьбу с силами зла.

Интересные мысли по этому поводу можно встретить у доктора психологических наук Т. А. Флоренской. Говоря о практической помощи в разрешении конфликтных ситуаций со стороны психологов, она пишет о нередком в их практике проявлении со стороны больных

Этим советом, касающимся подопечных психолога, можно с полным основанием воспользоваться и пастырю, более того - как ключиком к подобной непростой ситуации. Ведь, как уже было упомянуто выше, те проблемы, с которыми неверующие люди приходят к психологу, психиатру, психотерапевту, верующие идут к священнику. И как до боли жалко становится, если молодой пастырь, вчерашний семинарист, попавшись на удочку осознания своей "нужности" и "полезности" не сможет найти правильный выход из такой ситуации.

Что же делать, если рядом с ним окажутся такие люди, которые со временем займут себе место в приходе или монастыре? Рано или поздно у священника могут иссякнуть человеческие силы для окормления таких людей. Душевные силы человека ограничены, и порой их иссякновение может обнаружиться совсем внезапно, на самом, казалось бы, жизненном подъеме. Тем более, сами "потребители," выигрывая тактически, проигрывают стратегически, ибо, чем дальше затягивается узел подобных отношений, тем ниже падает уровень их возможностей к подлинному сотрудничеству.

Обогрев, поддержав такого человека, на каком-то этапе отношений духовник должен сказать ему: "Вот теперь ты должен учиться идти дальше самостоятельно. Если тебе будет тяжело, трудно, если искушение твоей болезни окажется тебе вновь не по силам, то приходи, я поддержу тебя. А так, по мелочам, старайся меня не отвлекать. И все это я говорю тебя не потому, что я тебя больше не люблю, или по какой-либо другой причине, а потому, что хочу, чтобы ты начинал духовно расти, а значит сам учился справляться со своими искушениями и трудностями."

Возможно, эти слова покажутся жестокими, возможно, пасомый увидит здесь чьи-то козни ("кто-то что-то ему обо мне опять наговорил"). Безусловно, жить, душевно "повиснув" на другом человеке, в данном случае на священнике, гораздо легче, чем самому преодолевать груз внутренних конфликтов и душевной неуравновешенности. Но именно в подведении человека к принятию ответственности за свои поступки и за конечный итог своей жизни видится правильный итог отношений пастыря с духовным чадом.

Однако к пастырю люди часто приходят с вопросами, проблемами, мешающими движению и личностному росту, но которые лишь отчасти можно отнести к области греха или страсти. При их решении необходимо определенное количество специальных психотерапевтических знаний.

Смиренное признание того, что священническая хиротония и диплом об окончании Духовной Семинарии не дают священнику права вторгаться и директивно орудовать в области сложных психических процессов только украсит пастыря, встретившего на своем пути человека, проблема которого находится вне духовнической компетенции.

Владея психотерапевтическими знаниями пастырь, мог бы оказать психологическую помощь своим пасомым. Если же знаний для разрешения возникающих проблем не хватает, благоразумнее было бы, признав свою недостаточность, отправить человека на консультацию к врачу или психотерапевту-профессионалу.

Чтобы не быть голословными, приведем примеры затруднений, в которых помощь психотерапевта может оказаться весьма полезной. Приведенные случаи не являются психопатологиями, с одной стороны, с другой - они не являются собственно грехами или греховными проявлениями, для разрешения которых необходим исключительно религиозный подход. Проще говоря, проблема требует всестороннего рассмотрения. Итак...

Первым примером из довольно-таки распространенных случаев, в которых необходима помощь психотерапевта, может быть трудность адаптации к тем или иным изменениям в жизни человека. Любое изменение человеческое, даже самое что ни на есть положительное, есть испытание для него. Самый светлый пример: рождается ребенок. В полной семье, у молодых, любящих родителей, желанный. Но каждый, кто сталкивался с этой ситуацией, знает, что после рождения ребенка ничего и никогда не будет уже так, как раньше. Драматическим образом меняются отношения в семье. Папа чаще всего испытывает дефицит внимания, к которому привык, а мама, болезненно замечает, что он недостаточно ее поддерживает в новой роли. Ребенок становится предметом страстей, ревности, становится одной из вершин треугольника. Другая ответственность, другие тревоги. Концентрация изменений довольно велика, особенно для матери. Такое изменение для некоторых заканчивается стрессом.

Другая ситуация. В течение довольно короткого отрезка времени семья переехала на новое место, родился ребенок, потеряли любимую кошку или другое любимое животное, финансовое положение изменилось в худшую сторону... И все это случилось очень резко. Концентрация этих изменений такова, что можно с уверенностью предсказать, что кто-то из членов этой семьи в ближайшее время окажется в группе риска. Возможно, это вызовет ухудшение физического здоровья, бессонницу, наступит утомляемость, потому что количество изменений на единицу времени предельно.

В последние годы в силу экономических, политических, нравственных изменений, происходящих в нашей стране, мы находимся в полосе непрерывных изменений, находимся в неопределенной ситуации и ждем все новых изменений. У некоторых людей буквально почва уходит из-под ног. И поэтому возможности адаптации к этим изменениям находятся уже в несколько перегруженном состоянии.

Многие за короткое время поменяли работу, поменяли круг общения, постоянство своей среды. Мы увидим, что многие изменения, которые переживают люди, падают на благоприятную для развития болезненных состояний почву перегрузки. В период назревающих перемен человек может быть готовым к тому, что в какой-то момент может понадобиться психологическая помощь.

Следующей группой поводов для того, чтобы подумать об обращении за помощью к психотерапевту, является страх нового. У человека может быть целый набор негативных реакций на все новое в его жизни: может быть, это раздражение, страх в чистом виде или же уклончивое избежание, построение своей жизни так, чтобы не произошло чего-то нового. А перемены в жизни, несмотря ни на что, все равно происходят. Но человек пытается жить так, будто ничего в жизни не меняется. В какой-то момент требование реальности и это специфическое отношение к переменам приходят в противоречие. Иногда можно слышать, как вместо осознания своего нежелания измениться, нежелания работать и преодолевать трудности человек говорит: "У меня такой крест," или "Такова воля Божия, чтобы быть мне несчастным (нелюбимым, безработным и т.д.)," хотя на самом деле несчастья происходят в виду повышенной боязни психологического риска, связанного с переменами.

Еще одна группа поводов - это если человек не справляется с какой-то привычкой, и она начинает властвовать над человеком. Это называется зависимостью. Зависимости бывают химическими - табак, алкоголь. А бывают и другого плана. Например, женщина чувствует себя живой только тогда, когда она в кого-то остро влюблена. При этом она выбирает таких "персонажей," от которых, кроме огорчения, ничего получить просто невозможно. Но ценностью для нее являются не сами отношения с мужчиной, а состояние накала ощущений, состояние безумия влюбленности. Человек, который постоянно пребывает в этом, ведет какой-то странный, инфантильный образ жизни. В какой-то момент женщина может заметить и честно признаться себе в странности своего поведения, и обратиться к психотерапевту.

К зависимости можно отнести поведение так называемых трудоголиков. Преданность делу, сгорание на работе, умирание в оглоблях и т.п. традиционно принято считать проявлениями жертвенными, положительными. Раньше образ такого человека считался идеалом. Однако скудость душевных и духовных проявлений, "синдром выходного дня" ("Чем заняться в выходной?" "Побыстрее бы на работу!"), неумение переключаться из режима работы в иную деятельность, и, как следствие неумение воспользоваться отдыхом, переключиться, приводит, в конечном итоге, не только к краху работы, но и к личностному краху трудоголика.

Синдром трудоголиков просматривается у людей, занимающихся бизнесом, но не имеющих идеального политического, философского, творческого обоснования своего синдрома. Они работают для того, чтобы работать. В какой-то момент происходит то же самое, что происходит, когда возникает зависимое поведение. Работа начинает вести человека по жизни, оттесняя другие любые потребности.

Вообще одной из характеристик любого зависимого поведения является то, что оно стремится занять верхнюю полочку в иерархии ценности. В западном обществе обратили внимание на этот синдром в связи с массовыми жалобами активных, успешных мужчин на свое физическое здоровье. В современной жизни этот синдром становится все более и более распространенным, часто сочетаясь с другими. Например, человек, который очень много работает не для того, чтобы жить, а живет для того, чтобы работать, пытается снимать напряжение алкоголем. Таким образом, образуется клубок: человек с высоким интеллектом, изрядными волевыми качествами, в общем успешный в жизни, попадает в тупик, следующий рубеж которого - ухудшение отношений в семье. Если вовремя заметить первые признаки трудоголии и обратиться за помощью, проблему можно решить без осложнений.

Далее, поводом может стать ситуация, когда по каким-то причинам, которые неясны самому человеку, чрезвычайно трудным кажется то, что легко дается большинству его знакомых. Например, вступать в разговор с незнакомым человеком или делать какую -либо покупку без советчиков. Или по каким-то причинам человек тяготится многолюдством, несмотря на то, что связан необходимостью общения с людьми в силу профессии или общественного положения, хочет побыстрее убежать от людей, чувствует себя комфортно, только оставаясь наедине. В психотерапии такое явление принято называть малоадаптивным личностным комплексом. Эта, на первый взгляд незначительная личностная особенность, может оказаться очень серьезным препятствием для личностного роста человека.

Поводом может стать боязнь темноты, высоты, открытого пространства или публичных выступлений, которая выросла до таких размеров, что из-за нее нужно менять или что-то упускать в своей жизни. Например, отказаться от хорошей квартиры, потому что она на высоком этаже, или отказаться от работы, потому что она связана с публичными выступлениями. Когда подобные страхи входят в противоречия с остальной реальностью, необходима психотерапевтическая помощь.

Причиной направления к психотерапевту не только пастырем, но и обычным врачом может стать падение иммунитета. Это говорит о том, что существует внутреннее душевное неблагополучие.

Поводом может послужить также пережитый ранее необычный психотравмирующий опыт. Например, человек попал в аварию, оказался свидетелем или жертвой насилия или преступления и т.д. И как следствие этого: заикание, боязнь быстрой езды, боязнь замкнутого пространства, например, купе, боязнь душевной близости с людьми противоположного пола.

Иногда таким поводом может стать перенесение потери близкого человека или калечащей операции. Внутренний надлом достигает такого размера, при котором в одиночку человек справиться не может. Переживание потери требует времени и внутренней работы. Если за какое-то время привыкания и принятия факта потери не происходит, человек застревает на остром переживании потерь, то необходима помощь.

Еще один повод: человек не может смириться с переходом в следующую возрастную группу. Перспектива старости вызывает страх, человека не устраивает нормальный ход вещей.

Следующий повод: человека часто обижают, обманывают, предают и подводят, часто используют окружающие люди. Еще один повод: человек сплошь и рядом ошибается в людях. Рано или поздно он начинает подозревать, что, возможно, дело не только в них, а в нем самом.

Причиной для обращения может стать также ощущение творческого кризиса. То, что давалось легко, в какой-то момент ускользает, уходит. Человеку кажется, что теперь, когда иссякли его творческие силы, жизнь потеряла смысл.

Следующий повод: навязчивые мысли и воспоминания, мысли о грядущей тяжелой болезни, собственной или кого-то из близких. Или же, когда жизнь кажется тяжелым бессмысленным делом, причем так было не всегда, или когда преследует ощущение тяжести в жизни, когда человек безрадостно встречает утро. Одна треть людей приходит на прием к психотерапевту по поводу депрессии или субдепрессии.

Если замучили чувство вины или стыда, а повод явно не соразмерен с мучениями, и обычные рациональные объяснения на помогают, необходимо просмотреть проблему на психологическом плане.

Следующий повод - это неуверенность и сомнение. Человек, по природе способный воспринимать оттенки, разные аспекты мысли, ситуации слишком остро, часто сомневается. И здесь необходима помощь психотерапевта, могущего соотнести и уложить в сознании человека представления его о вере в достижение поставленной цели, ведь без веры невозможно достигнуть цели с христианским смирением и самоукорением.

Сложности внутрисемейных отношений - еще один повод. Бывает и такая ситуация: один член семьи хотел бы, что психотерапевт поработал с кем-то из других членов семьи. Чаще всего это ребенок. И в каких-то ситуациях помощь возможна, скорее, в тех, когда ребенок пережил или испытал что-то, что находится вне самой семьи, к примеру, острую травму. Если же источник находится в самой семье, необходима помощь семейного терапевта.

Если очень трудно жить в своей семье, и человек ищет какие-то возможности облегчить свою жизнь (постоянно уходит к друзьям, в работу или просто пьянствует); если человек не может установить контакт с тем человеком, с которым это необходимо, например, со своим начальником; если собственная внешность приводит его в отчаяние, он также может обратиться к психотерапевтической помощи. В приведенных случаях пастырь, который не может справиться с проблемами, может направить человека на консультацию.

Если пастырь будет вынужден адресовать человека на консультацию к психотерапевту, он должен быть уверен, то это не повредит душе пасомого.

По каким признакам можно определить профессионального психотерапевта, отличить его от гуру, шаманов, магов и целителей, которые в таком количестве развелись сегодня на нашей земле? Этому посвящена следующая глава.

Кто же такой психотерапевт? Что это: профессия, призвание, научная степень?

Часто люди спрашивают: "Зачем платить деньги психотерапевту, если есть друзья, близкие, способные помочь, поддержать, дать совет?" Действительно, существует так называемая любительская психотерапия - душевная помощь близких, родителей, друзей. Но в ней есть несколько "но":

1. Как правило, друг (или подруга) не совсем беспристрастен и не всегда бескорыстен.
2. Человек смотрит на вашу проблему под тем углом, который только и возможен в уже сложившихся отношениях.
3. Наши близкие не имеют специальных знаний и поэтому не могут трезво проанализировать проблему. Предложить какое-то новое видение ситуации они тоже не могут, потому что находятся внутри нашей системы и во многом смотрят на мир и жизненные ситуации нашими глазами.

Когда речь заходит о психотерапевтической помощи, у человека может возникнуть предубеждение, которое связано с воспоминаниями о Чумаках и Кашпировских, с легкой руки тележурналистов назвавшихся психотерапевтами. Использованные ими разрушительные формы воздействия на человеческую психику создали во многих наших соотечественниках убеждение в том, что в психотерапии врач для оказания помощи непременно должен подавить волю человека.

На это можно возразить: ни один профессиональный психотерапевт не заинтересован, чтобы лишить человека воли. Более того, 90 процентов сил в этой работе уходит как раз на то, чтобы помочь человеку эту волю обрести.

Люди, решившиеся обратиться к психотерапевту или направленные священником за помощью или на консультацию, вполне правомочно задают вопрос: "Не шарлатан ли он?" Прежде всего необходимо заметить, что

К сожалению, сегодня любой человек может назвать себя кем угодно. Как же все-таки отличить профессионала от шарлатана? Приведем несколько наиболее ярких признаков. Шарлатана выдают:

• экзотическое поведение, рассчитанное на то, чтобы поражать воображение;
• обилие внешних эффектов;
• попытка подавить личную инициативу человека, поставив его в зависимость от личности предлагающего свои услуги;
• нарушения первоначальных договоренностей относительно психотерапии (временных, финансовых и др.);
• попытки заморочить голову непонятной терминологией. Профессиональные психотерапевты умеют говорить с клиентом на его языке и не испытывают необходимости, чтобы поразить воображение десятком научных терминов.

В сомнительном случае можно задать вопросы: "У кого и где Вы учились?" "Как приобретают Вашу специальность?" Люди, которым нечего скрывать, вам на эти вопросы охотно ответят. Психотерапевтическое обучение, как правило, длительное, дорогое, требует не только теоретического курса, но и наблюдения практических случаев под руководством более опытного коллеги. Человек, который занимается психоаналитически ориентированной терапией, как минимум, прошел ее сам, как минимум, учился лет пять (не меньше) и является членом каких-то профессиональных ассоциаций, сообществ. Кстати говоря, в психотерапии очень важен достаточно длительный практический опыт.

Следует обратить внимание на язык, которым изъясняется назвавшийся психотерапевтом. У профессионала не может быть таких выражений как "сглаз" и "порча" и, как правило, не будет обещаний типа "верну любимого."

Если сомнения не разрешились, можно задать провокационный вопрос о возможных гарантиях результата лечения. Их не должно быть. Трудность работы психотерапевта состоит в том, что человек, с одной стороны обращается к нему за помощью, в то же время что-то менять в себе, как правило, не хочет. Если эта преграда не будет преодолена самим человеком, ожидаемого улучшения не произойдет. Большую часть работы должен будет сделать сам человек, в виду чего врач не может знать заранее, какие результаты будут достигнуты. Может гарантироваться лишь профессиональная технология, но ни один грамотный профессионал не возьмется определять конечный результат.

Следует также помнить, что, выбирая психотерапевта, нужно выбирать не школу, не методику, а именно внимательного, чуткого человека. Профессиональные психотерапевты ищут встречу именно со своими клиентами, они не берутся за проблему, которую им лично трудно решить.

Существует представление о короткой терапии и о долгосрочной. Ни один профессиональный терапевт не ответит, сколько это займет времени. Психотерапевт может спросить: "Как бы вы себе представили результат (или цель) нашей совместной работы?" Сам клиент, а не психотерапевт должен определить ее цель.

Обязательно ли психотерапевт должен быть врачом в традиционном, медицинском смысле этого слова? - Нет. На результат конкретной работы с клиентом гораздо большее влияние окажет его непосредственная специализация, личностные качества, чем его традиционное базовое образование.

Важной составляющей для обращающегося как за психотерапевтической, так и за пастырской помощью человека должно быть доверие к врачу, без которого почти невозможно достигнуть какого-либо движения вперед.

К сожалению,

Насколько правомочно говорить о святоотеческой психологии как науке? Она реально существует, это - аскетика, наука, занятая изучением и практическим решением проблем внутренних конфликтов человека.

Аскетизм (от греч. "аскео" - искусно обрабатываю, упражняюсь в чем-либо), по мнению св. отцов, мы видим уже в раю, как заповедь о возделывании и хранении Едема. Тогда человеку были предписаны необременительные для души и тела упражнения по внешней и внутренней работе, бывшие лишь прообразом будущей каторжной работы человечества над своей душой после того, как посредством грехопадения человек лишился цельности, утратил душевные свойства, дарованные первому человеку в сотворении.

В чем же состоит отличие аскетики от светской психологии? Доступно ли светскому психологу изучение аскетики, дисциплины, на первый взгляд чисто религиозной? Епископ Варнава (Беляев), выдающийся христианский писатель и апологет XX века считает, что

Итак, по мнению епископа Варнавы, светская психология рассматривает только то, что относится к внешней стороне души человека, не учитывая те уровни и свойства человеческой природы, доступ к которым открывается лишь христианским откровением, хотя и в наиболее глубоких своих проявлениях предусматривает их существование и признает свою некомпетентность в решении вопросов и противоречий этого уровня.

Поразительно то, что большинство отечественных психологов даже не подозревают о существовании такого огромного пласта "психологических наработок," о том, что в Православии вот уже около двух тысячелетий существует "психотерапевтическая школа" со своей четковыработанной концепцией, мировоззренческой платформой и детально разработанным инструментарием. Вот где непаханное поле для исследовательской работы специалистам-психологам, открывающим все новые и новые направления психотерапии, но, к сожалению, совершенно не знающие того сокровища, которое таит святоотеческая психология!

И, тем не менее, некоторые исследователи справедливо отмечают, что скоропалительные переводы-подстрочники психотерапевтических методик, возникших в иных социально-культурных традиций не могут быть настолько же эффективными в российских условиях.

И тем не менее известны психотерапевты, которые в основании своего подхода к проблеме душевных болезней полагают христианскую концепцию личности. С. А. Белорусов на страницах Московского Психотерапевтического Журнала (№ 1 за 1998 г.) рассказывает о методе Религиозно-Ориентированного Консультирования:

Не менее интересен психотерапевтический подход Т. А. Флоренской, утверждающий необходимость осознания клиентом своего духовного "Я," находящегося в конфликте с наличным, эмпирическим "Я," а также осознания голоса совести как проявления нравственной интуиции человека:

Доктором психологических наук Б. С. Братусем сформулированы основные направления концепции христианской психотерапии и проблемы, стоящие на путях интеграции христианской и светской психотерапии.

Безусловно то, что психотерапия помогает осмыслить процессы и внутренние движения, происходящие в психической структуре человека, но она не может дать ответы на вопрос о конечном исцелении личности человека, ведь в это понятие входят духовный уровень, нравственные качества, совесть.

Центральным средством, целью, образом, образцом в рамках этого движения, по мнению профессора Б. С. Братуся, является Личность Христа. Осознание этого факта имеет самое непосредственное отношение к психологии и психотерапии, к разрешению многих внутриличностных и межличностных проблем.

Каковы же пути интеграции светской и христианской психологии? В каких направлениях они возможны? Б. С. Братусь считает, что

Психиатрам, психотерапевтам, еще не знакомым с христианской концепцией личности и традиционным для России святоотеческим, пастырским методом работы с душевнобольными, можно предложить со вниманием изучить святоотеческую литературу как древних, так и современных духоносных старцев, книги, в которых сосредоточен многолетний опыт душепопечения, душецелительства, писания тех, один импульс, одно слово, прикосновение которых действовало на людей исцеляюще, пронизывая не только душевную природу, но и телесную, поскольку конечной целью было исцеление духовное.

Что же касается совмещения практического применения аскетических знаний и принципов различных направлений психотерапии, то в каждом отдельном случае душепопечения, оказания действенной помощи человеку, пришедшему для разрешения душевных затруднений, пастырь должен поступать с особой осторожностью, проникнувшись духом сострадания и жалости, внимания и внутреннего такта.

Однако всегда нужно стремиться прежде всего к тому, чтобы душевнобольной или находящийся в состоянии невроза человек, сам сформулировал, вынес на поверхность сознания свою проблему, ближайшую цель, и сам выразил желание трудиться над ее достижением.

По мнению Эрика Берна, среди некоторых медиков, психологов, пастырей и даже простых людей распространены два лозунга, имеющих также хождение и среди простого населения:

Пастырям, заинтересовавшимся предлагаемым подходом к душепопечению, можно порекомендовать прежде всего ознакомиться с книгами по психотерапии, на основании которых написана эта работа. Безусловно, не все из них приемлемо при христианском подходе. Однако, при вдумчивом и творческом отношении работа в этой области может в значительной мере стать подспорьем в приходской и монастырской практике окормления людей.

Закончить книгу хочется замечательными словами из работы архимандрита Киприана "Пастырская психиатрия":

26. Д. Мелехов. Психиатрия и проблемы духовной жизни.

28. Д. Авдеев. Беседы с православным психиатром.