Предлагаемый курс Нравственного богословия составлен на материале лекций, прочитанных в 1989-1993 годах в Московской Духовной Семинарии и частично в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.

После долгих десятилетий вынужденного молчания Русская Православная Церковь обретает законную возможность для выражения в полный голос своего богословского исповедания в различных областях христианского учения и свидетельства, включая и область нравственности.

Основное содержание предлагаемого курса лекций составляет изложение важнейших нравственных понятий в их богословском освещении и раскрытии. Курс лекций, рассчитанный на восприятие углубленного этико-богословского видения человека, построен с привлечением ценных теоретических обобщений, содержащихся в работах отечественных и зарубежных богословов, психологов и философов: митрополита Московского Филарета, святителя Феофана Затворника, святителя Игнатия Кавказского (Брянчанинова), епископа Гурия Иркутского (Степанова), протоиерея Сергия Булгакова, протоиерея Георгия Флоровского, М.М. Бахтина, Ф. Бекле, К. Вильямса, Л.С. Выготского, К. Вьенера, Дж. Гивитца, Г. Гратсеса, Л.Н. Гумилева, У. Джемса, О.Г. Дробницкого, С.З. Зарина, И.А. Ильина, А.Н. Леонтьева, А.Ф. Лосева, Н.О. Лосского, П. Массена, А. Маслоу, Т. А. Немчина, И. Рацингера, В.С. Соловьева, С.Н. Трубецкого, Ф. Фургера, Э. Фромма, С. Харакаса, К. Харни, Э. Эриксона, К.Г. Юнга и многих других.

В предлагаемом курсе лекций говорится о том, что человек является носителем трех начал — естественного, разумного и Божественного, что его жизнь протекает одновременно в трех сферах бытия — природной, социально-культурной и религиозной, что человеческая личность обладает даром свободы, в стихии которой она осуществляет нравственный выбор, ценностную ориентацию и реализацию смысла своего существования, что личность ориентирована на свое собственное бытие, на этическое отношение к окружающему миру и на религиозное отношение к Богу, что норма, ценность и благо соответствуют трем названным аспектам ориентации личности и являются ступенями восходящего ряда на пути ее богоуподобления и достижения ею идеальной полноты бытия, что человек, как и мир, бездонен и что только в исполнении Божественного творческого замысла о человеке и в причастности человека к нетварной Божественной благодати открываются начало и последний смысл человеческого предназначения в мире.

В системе богословского образования Нравственное богословие является одной из богословских дисциплин, предмет исследования которой составляет учение Церкви о нравственном сознании и нравственном поведении человека.

Нравственное богословие занимается изучением всего того, что происходит на внутреннем горизонте человеческой личности и что ориентирует человека в осуществлении правильного выбора в области нравственных смыслов и ценностей.

Нравственное богословие раскрывает в этических понятиях и терминах реальность человеческого существования и оценивает это существование с точки зрения нравственного блага и вечного назначения человека. Нравственное богословие исходит из предпосылки, что человеческое существование заключает в себе два основных и важнейших элемента: мировоззрение и реальную жизнь. Мировоззрение определяется воспитанием и образованием, то есть интеллектуальным, нравственным и религиозным формированием; реальная жизнь определяется умением поступать в соответствий с верой и в согласии с нравственными убеждениями. Христианское учение о человеке, как необъятно грандиозная мировоззренческая система, содержит в качестве важнейшего компонента этику, а христианская жизнь, как неисчерпаемое по глубине и богатству бытие, представляет собой процесс становления и формирования человеческой личности, стремящейся к совершенству и святости на основе самых принципиальных и общих положений христианской этики.

Нравственное богословие — это учебная дисциплина, излагающая в систематическом порядке понятия об основных категориях этики в их библейском и богословском освещении и раскрытии, это система христианской этики, или христианское учение о морали.

Нравственное богословие создает мировоззренческие предпосылки и глубокую теоретическую основу для нравственного благовестия Церкви.

Значение Нравственного богословия в общей системе богословского образования определяется пастырскими задачами Церкви, важнейшими из которых являются задачи нравственного учительства и руководства в различных сферах церковной жизни.

Таким образом, область Нравственного богословия как дисциплины включает два важнейших аспекта: теоретическое рассмотрение самых фундаментальных общечеловеческих основ нравственности и изучение вопросов конкретного воплощения и функционирования этики в христианской жизни.

Известно, какие высокие требования предъявляются к личности пастыря Церкви, призванного быть духовным отцом, наставником и руководителем человеческих душ, вверенных его пастырскому попечению. Удовлетворению этих требований, продиктованных задачами Церкви, должно служить изучение в общей системе богословского образования дисциплины Нравственного богословия.

Заповеданный Христом идеал нравственного совершенства относится ко всем Его последователям, но в первую очередь и безусловно он относится к церковной иерархии. Отсюда следует, что степень универсальности в усвоении пастырем евангельских нравственных норм и вообще личная этическая культура пастыря являются существенно важным фактором, влияющим на успех нравственной проповеди как в плане служения пастыря, так и в плане благовестия всей Церкви в целом.

Изучение дисциплины Нравственного богословия способствует формированию высокой нравственной культуры пастыря, оказывает воздействие на его интеллектуальный и духовный рост и имеет своей непосредственной и ближайшей задачей воплощение в личной жизни пастыря христианских нравственных идеалов.

Второе важное обстоятельство, которое следует иметь в виду при обсуждении вопроса о необходимости изучения дисциплины Нравственного богословия, связано с задачами личной нравственной ответственности христиан в условиях новой ситуации, с которой Церкви приходится иметь дело в настоящее время. Быстрый научно-технический прогресс придал новое звучание старым проблемам и поставил много новых вопросов, с которыми Православной Церкви раньше не приходилось сталкиваться. В особенности успехи в области биологических наук, вмешательство в тайны человеческой природы и открывшиеся возможности регуляции жизненных процессов на уровне отдельной человеческой индивидуальности требуют глубокого и всестороннего изучения и диктуют необходимость выработки конкретных нравственных предписаний в руководстве жизнью Православной Церкви. Церковь должна найти ключ к решению возникающих этических проблем и в строгом следовании традиции дать ясный ответ на вызов нового времени. Позиция Церкви должна быть богословски обоснованной и выражаться в четких формулировках, приемлемых к руководству в конкретных ситуациях.

Таким образом, изучение важнейших в теоретическом отношении вопросов этики составляет необходимое условие для решения насущных и актуальных задач церковно-пастырского руководства.

В своем содержании Нравственное богословие опирается на источники, из которых следует указать Священное Писание, Предание Церкви и источники, не связанные с Божественным Откровением.

Основной источник Нравственного богословия — Священное Писание Ветхого и Нового Заветов. Главные положения христианской нравственности изложены в 5-7 главах Евангелия от Матфея и в Посланиях святого апостола Павла. Глубокий этический характер и пламенный энтузиазм придали христианскому учению Нагорная проповедь и другие речи Христа, а также важнейшие места из апостольских Посланий. Особое значение имеют евангельское повествование о Страшном Суде, на котором оправдание человека перед Богом будет зависеть от дел любви к ближним, и те места из Посланий святого апостола Павла, где указывается на несовместимость греха с нравственным достоинством человека и его христианским образом жизни.

Предание Церкви является самым обширным источником. Сюда относятся догматическое учение Церкви, нравственно-экзегетические творения святых отцов и учителей Церкви, агиография и агиология, литургические тексты, гомилетическое наследие, канонические определения и большая нравственно-аскетическая литература.

Нравственное богословие исходит из основных доктринальных положений Догматического богословия, которое занимается изучением действий Бога по отношению к миру и человеку. Нравственное богословие рассматривает как действия Бога, так и действия человека, указывая человеку, как поступать в соответствии с Божиим призванием и как конкретно отвечать на Божественные действия, какими являются Воплощение и Искупление.

Значение литургических текстов как источника для Нравственного богословия состоит в том, что в них находят отражение идеальные формы поведения и нравственные добродетели, явленные святыми Православной Церкви.

Гомилетическое наследие Церкви содержит обильный материал, включающий практический пастырский опыт религиозно-нравственного воспитания членов Церкви.

Нравственно-аскетическая литература указывает на пути деятельного и созерцательного подвигов, ведущих человека к нравственному и духовному совершенству. Аскетика много и подробно говорит о наклонностях падшей природы человека, о борьбе с помыслами и грехом, о путях нравственного богоуподобления человека, и в этом заключается несомненное значение аскетики как источника для Нравственного богословия.

Из источников, не связанных с Откровением, следует указать на различные этические дисциплины, имеющие важное научное и методологическое значение. Среди них наибольший интерес для Нравственного богословия представляет позитивная, нормативная, философская и практическая этика.

Позитивная этика занимается описанием человеческого поведения в связи с определенными нравственными воззрениями в ту или иную историческую эпоху. Позитивная этика дает представление о том, как вели себя люди в прошлом и как поступают теперь. Например, можно было бы написать историю нравственности в Древнем Риме или историю какой-либо современной страны, в которой десятилетие за десятилетием описывалось бы поведение людей и их отношение к господствующим моральным нормам и ценностям.

Нормативная этика имеет своей задачей анализ и осмысление нравственных норм. Нормативная этика вырабатывает нравственные предписания относительно человеческого поведения и указывает, что конкретно должен делать человек и что он не должен делать во имя соблюдения нравственных норм.

Философская этика занимается обсуждением метафизических и метаэтических вопросов морали, например, вопросом природы этических ценностей. Это нравственная философия, построенная на исключительно не связанной с Откровением основе.

Практическая этика имеет целью улучшение поведения людей. Это те нравственные наставления, которые человек получает в семье, в школе и в обществе. Умение соблюдать нормы нравственного поведения древние греки называли искусством, имея в виду способность человека вести достойный, нравственный образ жизни.

Из названных этических дисциплин философская и практическая этика представляет собой этику теоретического осмысления и исполнения, а позитивная и нормативная этика представляет собой этику функционирования морали в культуре.

Из других источников, не связанных с Откровением, но представляющих интерес для Нравственного богословия, следует назвать философскую и медицинскую антропологию, биологию, психологию и социологию.

Как богословская дисциплина Нравственное богословие сформировалось в новое время. Тем не менее мы можем говорить об истории христианской этики, которая возникла вместе с христианским нравственным благовестием и прошла большой путь исторического развития.

История христианской этики делится на три периода: патристический (I-VIII вв.), поздневизантийский (IХ-ХVI вв.) и современный (ХVII-ХХ вв.).

Начало христианской этики относится к той эпохе, когда отживавшее свое историческое время язычество в борьбе с христианской религией выставило, со своей стороны, унаследованные в течение веков нравственные истины и противопоставило их простоте христианской веры. Критика, направленная против христиан со стороны язычников, отражала некоторые важные вопросы нравственного характера. Нравственное учение христианства, как живое отображение в жизни христиан святейшего идеала, явленного в лице Богочеловека Господа Иисуса Христа, открывало и утверждало высоту и превосходство христианского нравственного миросозерцания.

Первая попытка изложить христианское нравственное учение в определенной системе относится лишь к концу IV века. Мы имеем в виду святого Амвросия Медиоланского, который в трех книгах “Об обязанностях” (De officiis) впервые изложил в системе христианское нравственное учение, противопоставив свой труд сочинению Цицерона, также носившему название “Об обязанностях” (De officiis).

Начиная с IV века, мы наблюдаем интенсивный рост памятников по христианской этике. Это нравственные наставления, проповеди и аскетические слова, содержащие большой нравственно-богословский материал. Из памятников патристического периода наибольший интерес представляют: “Учение Двенадцати Апостолов” (“Дидахи”); сочинения мужей апостольских — святого Климента Римского, святого Игнатия Богоносца, святого Поликарпа Смирнского, Ерма; сочинения христианских апологетов — святого Иустина Философа и автора Послания к Диогнету; сочинения святого Мефодия Патарского и Климента Александрийского; сочинения великих каппадокийцев—святых Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского; сочинения святителя Иоанна Златоуста, блаженного Августина, блаженного Иеронима и сочинения святых отцов — авторов Добротолюбия.

В целом патриотический период характеризуется тем, что мы постоянно встречаемся с углубленным рассмотрением вопросов этики в трудах христианских апологетов, ранних отцов Церкви и великих богословов “золотого века” христианской письменности.

В целом третий период истории христианской этики характеризуется западно-ренессанским направлением, которое привело к формированию понятия личности, ставшим ключевым в новоевропейской культуре. Параллельно с влиянием западноевропейского просвещения в России происходит возврат к святым отцам Церкви: перевод Добро-толюбия, предпринятый преподобным Паисием Нямецким и святителем Феофаном Затворником, расцвет оптинского старчества и обширная систематическая деятельность монастырей и Духовных Академий по переводу и изданию огромного святоотеческого наследия.

Современное состояние Нравственного богословия определяется поиском научного подхода к созданию систем православной христианской этики.

В греческом богословии, как отмечает профессор С. Харакас, заслуживают внимания три основных направления в подходе к этике: Афинская, Константинопольская и Фес-салоникийская школы, каждая из которых характеризуется своим особым специфическим методом.

Представители Афинской школы подчеркивают, что нет жизненного различия между христианской и философской этикой, так как этика базируется на природе человеческого разума. Афинская школа стремится придать этике научный и академический характер и очень слабо опирается на наследие святых отцов, предпочитая философские источники.

Представители Константинопольской школы рассматривают христианскую этику как учение о соответствии жизни искупленного человека евангельскому нравственному идеалу и уделяют большое внимание личному отношению человека ко Христу. Константинопольская школа опирается, главным образом, на библейские и патриотические источники, особенно на восточных и западных отцов Церкви первых четырех веков.

Фессалоникийская школа черпает материал из поздних византийских источников. Ее представители подчеркивают экзистенциальный и персональный характер этики. Они обсуждают вопросы человеческого существования и учат о достижении личностью спасения в жизни Церкви.

Задачей нашего современного отечественного богословия в области этики, как уже было отмечено, следует признать выработку универсальной, строго очерченной и глубоко онтологизированной этической концепции и создание на этой фундаментальной основе целостной нравственной системы.

В подходе к проблеме личности Нравственное богословие исходит из догматических предпосылок и данных, представляемых общей наукой о человеке.

В свете догматического учения Церкви личность, как запечатленный в человеке образ Божий, недоступна всеохватывающему и исчерпывающему познанию. Личность не может быть объектом научного изучения в той же полноте и объеме, как предметы внешнего мира. Она всегда остается непостижимой в своей конечной глубинной сущности. В недоступно-сокровенной жизни и в своем проявлении личность всегда пребывает оригинальной, своеобразной, неповторимой и потому единственной во всем мире духовной структурой, не сводимой ни к какой другой бытийной реальности. Священное Писание, указывая на достоинство человеческой души, имплицитно подчеркивает именно этот аспект единственности и неповторимости личности. Уникальная ценность человеческой личности, ее высокое достоинство и ее исключительная онтологическая привилегия, осознаваемая как ни с чем не сравнимый дар бытия, определяются фактом ее творения Богом как Высшей и Абсолютной Личностью и фактом ее обожения во Христе.

Личность нельзя объяснить из каких-либо посторонних внеличностных элементов. То, что лично, уже не составимо из чего-нибудь другого, что было бы первичнее личности, не делится ни на что, не разрушается — ни в пространстве, ни во времени. Как образ Божий личность не нуждается ни в каком причинно-генетическом объяснении. Единственный способ объяснить личность в полной неделимости и неразрушимости ее бытийной структуры заключается в признании догматической истины о сотворенное ее Богом из ничего.

Второй важнейшей посылкой, представляющей собой основополагающий момент в богословской интерпретации личности, является догматическое учение Церкви о Бого-воплощении. Нравственное богословие исходит из того, что Сын Божий в Своем Воплощении и Воскресении явил самую глубокую и фундаментальную основу сущности человека, которого Он воссоздал для вечной жизни и для приобщения к идеальной полноте бытия.

Человеческая личность существует не сама по себе, не в силу своей самодостаточности, поскольку не имеет в самой себе источника бытия, но существует благодаря своей онтологической причастности ко Христу. Христос является метафизическим основанием каждой человеческой личности в ее реальной конкретности и в беспредельности перспективы открывающегося для нее бытия.

В свете данных, представляемых общей наукой о человеке, на первый план в интерпретации личности выдвигается ее эмпирический аспект. Здесь преимущественное внимание уделяется тому, как личность себя проявляет, раскрывает и осуществляет в сложной духовно-телесной природе человека. Бытие человека есть единая и неделимая жизнь природы и личности. Богоданная духовно-телесная природа человека является областью актуализации (выявления) личности. Душа и тело человека под воздействием личности тоже становятся чем-то индивидуальным, личным, в них тоже отражаются сокровенные черты образа Божьего. Вообще, во всем творении, в каждом человеке и мире в целом подлинно оригинальным и поэтому ценным является лишь многоликое отражение во всем абсолютной премудрости и благости Божией.

Нравственное богословие занимается описанием Божественных действий и прежде всего Божией премудрости и благости в их отношении к человеку как личности, где нравственность есть не что иное, как ответ человеческой личности на благодеяния Бога и ее соучастие в судьбе ближнего по примеру Божией благости.

С точки зрения эмпирического содержания жизни, бытие личности есть становление, развитие и формирование, совершающиеся в конкретных условиях природной и исторической действительности, социальной и культурной обстановки. В своих биографических рамках каждая личность оказывается погруженной в стихию бытия мира, в реальный поток культурно-исторического процесса и в нем становится носителем определенного нравственного миросозерцания, проявляющегося в стиле жизни и нравственном поведении.

Поэтому в подходе к проблеме личности Нравственное богословие исходит из того, что нельзя отрывать индивидуальную жизнь человека от объективного мира природы, социальных связей, исторических и культурных условий. С другой стороны, исходя из того, что личность есть прежде всего явление духовного мира, необходимо воздерживаться от преувеличения роли различных внешних детерминант в формировании личности. Нравственное богословие признает за человеческой личностью свободу и открытость по отношению к новым ценностям, к человеку и обществу. Нравственное богословие рассматривает личность не как неизменный и статический образ, но как структуру, хотя и относительно устойчивую, целостную, но, вместе с тем, структуру открытую, становящуюся, всегда находящуюся в динамике формирования, в творческом росте, в пути.

Начиная с самого раннего детства, жизнь человека протекает одновременно в трех сферах бытия: в сфере природного существования, в сфере социально-культурной жизни и в сфере религиозной церковной жизни. Нравственное начало, как универсальная реальность человеческой жизни, присутствует во всех этих сферах бытия и выполняет важнейшую онтологическую функцию формирования структуры бытия. Формирование — это то, что противостоит закону распада, что ведет к преодолению хаоса и к оформлению жизни в устойчивую и целостную структуру. Конкретными факторами преодоления принципа распада и формирования жизни на прочных онтологических основаниях являются: в сфере природного существования — овладение человеком процессами собственного поведения, в сфере социально-культурной жизни — осуществление принципов этического отношения к человеку, в сфере религиозной церковной жизни — достижение личностью сверхъестественной Божественной благодати.

В процесс формирования человек вступает с самых первых шагов своей жизни. Сущность формирования в первоначальный период заключается в том, что человек овладевает процессами собственного поведения.

Вещи открываются ребенку не только в их физических свойствах, но и в особом качестве, в том функциональном значении, в котором они служат человеку: чашка — из нее пьют, стул — на нем сидят, часы — их носят на руке.

В процесс развития предметно-познавательной деятельности включается развитие взаимоотношений с людьми. Первоначально отношение к миру вещей и к окружающим людям слиты между собой, но дальше происходит их раздвоение. Развитие проходит по двум разным, хотя и связанным между собой, линиям — в направлении познания мира и в направлении развития взаимоотношений с людьми.

При всей необычной силе памяти ребенка впечатления первого года жизни не сохраняются. Фрейд говорил, что они вытесняются из сознания, так как относятся к другой сфере жизни. Уотсон отождествляет бессознательное Фрейда с невербальным поведением, то есть с поведением, не закрепленным в словах, и объясняет этот факт тем, что впечатления, накопленные без участия речи и не закрепленные в словах, составляют опыт, недоступный для припоминания, подобно тому как нам недоступна доисторическая эпоха человечества, не запечатленная в памятниках исторической письменности. Речь человека — “письменность” его индивидуального прошлого.

Развитие человека в раннем возрасте определяется двумя переменами, имеющими решающее значение в его формировании. Первый момент — органический: ребенок овладевает вертикальной походкой. Происходит радикальная перемена, новое овладение пространством и вещами с помощью рук. Второй момент — культурный: ребенок овладевает речью. Овладение речью ведет к перестройке мышления и памяти. Речь становится универсальным средством общения с людьми.

Человек живет во все более расширяющейся для него действительности. Открывающиеся для него новые ценности вступают в противоречие со старыми, вызывают новые мотивы и новую деятельность. Эти явления образуют переломные моменты, имеющие место в три и семь лет, в отроческий период и в период совершеннолетия.

Развитие отношений к миру и к окружающим людям занимает длительный период, который еще не направляется самосознанием и может быть назван этапом стихийного складывания личности. На этом этапе действия приобретают мотивированный и соподчиненный характер. Затем наступает какая-то особая перестройка сознания: человек открывает себя как личность.

В школьном возрасте у человека складывается более устойчивая форма личности и мировоззрения. К двенадцати годам он переходит к овладению мыслительными процессами. С этого времени человек открывает свой внутренний мир, впервые осознает свою судьбу и строит жизненный план.

Одновременно происходит перестройка иерархии ценностей. Интимный круг общения, каким раньше была семья, теряет свою исключительную ценность. Наступает вхождение в более широкий круг общения. Вместе с тем, происходит интенсивное развитие внутренней жизни. На этом этапе формирования личности человек сознательно вступает в область религиозных понятий и переживаний. Его мировоззрение становится цельным, возвышенным, религиозным и, вместе с тем, глубоко индивидуальным и неповторимым.

Религиозное сознание связано с верой. Хотя сама вера является эмпирическим фактом, возникновение веры не поддается эмпирическому анализу. Согласно святому апостолу Павлу, вера есть дар Божией благодати. С другой стороны, вера есть ответ человеческого сознания на Божественное призвание и выражение готовности быть верным в следовании Христу. Отсюда можно указать на два фактора, имеющих самое важное значение в формировании веры в раннем возрасте: это приобщение ребенка к источникам благодати и освящения и возрастание его в страхе Божием.

Страх Божий является самой первоначальной формой веры и связанного с верой религиозного восприятия жизни. Как чистый и благой дар Божией благодати, страх Божий насаждает в душе ребенка святое благочестие и ограждает его от совершения неправильных и предосудительных поступков. Страх Божий оказывает свое преображающее влияние на все стороны жизни формирующейся личности и включает ответственное отношение к самому себе, почитание окружающих и благоговейное преклонение перед Богом. Все это конкретно проявляется в том, что страх Божий рождает в душе ребенка возвышенные чувства правды и добра, обуздывает порывы злобы и самоволия и приводит в порядок желания и наклонности. Страх Божий внушает ребенку почтительное отношение к людям — с особой озабоченностью о том, чтобы ничем их не обидеть и не оскорбить. Страх Божий включает благоговейное размышление о всевидящем Боге, праведному суду Которого подлежат все добрые и злые дела. Под водительством страха Божия ребенок в возрасте семи, десяти или двенадцати лет приходит к осознанному исповеданию веры и к решимости жить по уставам Святой Церкви.

Возрастание в вере и формирование религиозного сознания есть сложный и динамичный процесс, который в своей конечной непостижимости остается тайной, совершающейся внутри человеческой личности.

По мере формирования и совершенствования личности выбор теряет свою драматическую напряженность, потому что вся жизненная энергия и весь жизненный смысл утверждаются в предпочтении ценности. Для человека, обладающего высшей духовной ценностью, выбор перестает быть проблемой, поскольку такой человек уже навсегда определил свой нравственный путь, обрел источник подлинно этического осмысления бытия, жизненную устремленность и истину и тем самым предрешил все последующие частные выборы. Истинная ценность внутренне освещает всю жизнь человека, наполняя ее подлинной свободой и открывая в ней творческие возможности.

Для характеристики развития личности в среднем возрасте вводятся понятия самоактуализации и озабоченности. Оба понятия, как мы сейчас увидим, имеют вполне конкретное содержание.

Понятие самоактуализации (развития) следует определить как стремление человека стать как можно лучше. Самоактуализующиеся люди стараются быть лучшими родителями. В выбранной ими профессии они стремятся сделать все возможное, чтобы достичь высшего уровня компетенции и усовершенствоваться настолько, насколько они способны. Они стремятся быть преданными друзьями, интересными собеседниками, достойными гражданами. Они работают над тем, чтобы развить свои достоинства и по возможности устранить свои недостатки. Они стремятся быть совершенными настолько, насколько это возможно.

Озабоченность — это очень широкое понятие, охватывающее как родительские отношения, рождение детей и их воспитание, так и полезность в той или иной сфере деятельности, способность внести в нее свой вклад.

В той мере, в какой личность перестает быть озабоченной и оказывается “успокоенной,” она перестает расти и обогащаться. Это — застой, сопровождающийся растущим чувством личностного опустошения. Характерной чертой застоя является обращение к различным незначительным поводам для чрезмерной заботы о себе. Конечно, застой временами может быть в известной степени отмечен у каждого, однако общей доминирующей характеристикой состояния личности в среднем возрасте является озабоченность. Успешное разрешение конфликта между озабоченностью и застоем в среднем возрасте достигается тем, что личность переходит к оптимизму через пессимизм и предпочитает решение проблем бесконечным сетованиям на жизнь.

Зрелые люди — это те, которые заботятся о своем религиозном и нравственном формировании, о детях, которых они произвели на свет, о работе, которую они выполняют, и о благосостоянии других людей в обществе, в котором они живут.

Вполне возможно, что стадии развития личности в среднем возрасте представляют определенные критические периоды, отражающие особенности профессии и стиля жизни.

У большого числа людей “жизненные кризисы” имеют место приблизительно в одном и том же возрасте. Это дает основание для деления и описания стадий развития зрелой личности.

Стадиям среднего возраста предшествуют стадии развития молодых людей. Молодые люди в двадцать лет имеют дело с выбором супруги и профессии, намечают жизненные цели и начинают их осуществление. Позже, около тридцати лет, многие из них приходят к переоценке своих прежних выборов и жизненных целей. Наконец, первые годы после тридцатилетнего рубежа — это, как правило, время сжива-ния с новыми или с вновь подтверждаемыми выборами.

В богословии Православной Церкви принимается положение о реальности естественного нравственного закона как принципа, имеющего безусловный и всеобщий характер и лежащего в основе всех правовых и этических норм.

Правовые и этические нормы, характерные для структур как патриархальных, так и новых обществ и выполняющие функции регуляции человеческих отношений на самых различных уровнях личной и общественной жизни, представляют собой не что иное, как видимое проявление и конкретное обнаружение естественного нравственного закона. Основными источниками учения Церкви о естественном нравственном законе являются Божественное Откровение и патриотическая письменность, а также памятники церковного права.

Некоторые протестантские ученые ставят под сомнение ценность этого текста в качестве библейского основания учения о естественном нравственном законе. Вот почему необходимо очень тщательно исследовать содержание этого фрагмента.

Здесь также возникает вопрос о влиянии стоической философии на мысль апостола Павла. Использовал ли апостол Павел распространенное в его время стоическое учение, чтобы доказать содержащееся в данном фрагменте свое положение? Или учение о естественном нравственном законе является настолько существенным моментом в благовестии апостола Павла, что оно все равно было бы преподано, если бы даже и не существовало о нем никакого философского учения?

Итак, мы должны приблизиться к пониманию этого фрагмента. Прежде всего следует иметь в виду, что основной темой Послания к римлянам является абсолютная необходимость веры для оправдания человека перед Богом.

Таким образом, в учении апостола Павла о естественном нравственном законе можно выделить следующие основные положения. Естественный нравственный закон дан Богом и является общим достоянием всех людей.

Это закон разума, ориентирующий каждого человека в выборе добра. Знание добра имеет не просто теоретический характер, но и внутренне обязывающую силу.

Все люди ответственны за нарушение требований нравственного закона и знают, что неповиновение закону влечет за собой будущее возмездие.

Предположение о том, что идея естественного нравственного закона пришла к апостолу Павлу из философской культуры его времени через посредство стоической школы, не может быть принято как вполне несомненное и общепризнанное. Во всяком случае, следует указать на существенное различие в учении о естественном нравственном законе в стоической философии и в благовести апостола Павла. Это различие определяется, прежде всего, тем огромным расхождением, какое существует между пантеизмом стоиков, для которых Бог и Божественный закон неотделимы от природы, и монотеизмом святого апостола Павла, для которого Бог является Творцом и Законодателем. Поэтому можно утверждать, что учение апостола Павла о естественном нравственном законе является выводом из его богословского умозрения, представляет собой один из аспектов его благовестия и по существу не зависит от стоической философии.

Православный Восток связывал учение о естественном нравственном законе с глубоким христианским опытом. Здесь всегда имелась в виду цель спасения и обожения человека. Среди христианских апологетов особого внимания заслуживает свидетельство Афинагора, который пишет, что Бог сотворил человека из бессмертной души и тела и дал ему разум и внутренний закон для сохранения всего того, что было дано человеку Богом как нечто необходимое для его существования и жизни.

Отцом учения о естественном нравственном законе следует считать святого Иустина Философа. Святой Иустин учит о Христе как Предвечном Логосе. Человеческий разум и нравственная мудрость имеют свое начало во Христе. Основное положение учения святого Иустина состоит в том, что Бог сотворил человека способным избирать истину и поступать справедливо. Свой взгляд на естественный нравственный закон святой Иустин Философ яснее всего излагает в “Разговоре с Трифоном-иудеем.” “Бог установил то, что всегда и везде является справедливым, и любой народ знает, что блудодеяние, супружеская измена, убийство и тому подобное есть грех. И всякий человек, совершающий такие дела, не может освободиться от мысли, что совершает беззаконие, за исключением людей, одержимых нечистым духом или испорченных плохим воспитанием и привычками.”

Другой представитель ранней патристики — святой Ириней Лионский говорит, что при творении Бог вложил в человека восприятие нравственного закона: Он дал ему знание добра и зла, и это знание состоит в том, чтобы верить и повиноваться Богу и исполнять Его заповеди.

Климент Александрийский, следуя святому Иустину Мученику, стремится обогатить христианскую мысль всеми достижениями греческой философии. Он отмечает, что знание добра и зла достигается человеком посредством естественного закона, данного Богом: “От Бога закон природы и закон Откровения, которые составляют нечто одно.”

Ориген, рассматривая человека как образ Божий, выделяет способность человека правильно поступать. Согласно Оригену, эта способность присуща человеку, благодаря установленному Богом естественному закону.

Замечательные рассуждения о естественном нравственном законе мы находим у Тертуллиана. Он пишет: “Итак, прежде Моисеева Закона, написанного на каменных скрижалях, я утверждаю, существовал неписаный закон, который обыкновенно понимался естественным образом и соблюдался предками.”

Тертуллиан говорит, что естественный нравственный закон является общим для всего человечества, и учит, что все совершенное человеком против природы должно заслужить осуждение среди людей, как нечто позорное и ужасное. На вопрос язычников, что такое закон, Тертуллиан отвечает: “Вы спрашиваете о законе Божием — он общий для всего человечества и высечен на скрижалях нашей природы, на которые указывает апостол.”

Святой Мефодий Олимпский в своей теодицее “О Воскресении” ссылается на естественный нравственный закон, который побуждает наши мысли к добру.

Таким образом, еще в доникейский период мы встречаем со стороны отцов и церковных писателей признание естественного нравственного закона. Следует, однако, упомянуть об отцах более позднего периода, чтобы сделать вывод о том, что представление о естественном нравственном законе было четко определено патристической мыслью.

Епископ Евсевий Кесарийский учит: “Создатель всего сущего дал каждой душе естественный нравственный закон в помощника и союзника в деле совершения тех дел, которые нужно исполнять.”

Святой Афанасий Великий говорит об оправдании древних праведников через естественный закон.

Святой Григорий Богослов пишет: “Бог дал нам пророков прежде всякого закона, и даже прежде них Он дал неписаный естественный закон, следящий за исполнением того, что следует исполнять.”

Святой Василий Великий в своем “Шестодневе” высказывает мысль, что всеобщий порядок и гармония в сотворенном мире есть прообраз порядка в человеческой жизни.

Таким образом, патриотическая традиция рассматривает естественный нравственный закон как универсальную основу нравственной жизни человека и общества.” Можно сказать, что отцы и христианские писатели Восточной и Западной Церквей патриотического периода проповедовали нравственность естественного закона. При этом естественный нравственный закон понимался не иначе как в свете истины Божественного Откровения и тесно связывался со всем христианским опытом.

Таким образом, содержание естественного нравственного закона совпадает с основными понятиями, присущими нравственному сознанию каждого народа. В процессе культурно-исторического развития естественный нравственный закон облекался в те различные конкретные формы выражения, в которых открывалось его действительное содержание.

Проблема происхождения естественного нравственного закона сводится к основному вопросу: кто является законодателем в области нравственности? Кем нравственные нормы установлены и санкционированы?

Существующие теории нравственной санкции — психологическая, социально-апробативная (одобрительная) и теологическая — по-разному отвечают на этот вопрос.

Психологическая теория нравственной санкции, или теория нравственного чувства, ведет свое начало от английской философии XVII—XVIII веков (Смит, Юм) и имеет распространение в современной западной этике. Согласно этой теории, содержание понятий добра и зла, на основании которых человек вырабатывает принципы и нормы поведения и оценивает поступки людей, определяется особыми чувствами одобрения или осуждения, коренящимися в природе человеческой психики. Все нравственные предписания выражают поэтому лишь субъективные эмоции человека. Нравственные чувства, на основании которых делаются те или иные нравственные предписания и оценки, могут пониматься по-разному: как врожденные и как приобретенные в процессе воспитания. Если нравственное чувство признается врожденным, соответствующая нравственная санкция носит безусловный характер. Если же нравственное чувство признается приобретенным в процессе воспитания, нравственная санкция носит лишь относительный характер.

Социально-апробативная теория нравственной санкции была сформулирована на рубеже ХIX-ХХ веков французскими социологами (Дюркгейм, Леви-Брюль). В этой теории подвергнуты критике традиционные представления о том, что моральные понятия людей несут в себе какое-то объективное содержание. Согласно этой теории, значение понятий добра и зла сводится к тому, что одни поступки общество одобряет, а другие осуждает. Следовательно, в понятиях добра и зла выражена только лишь санкция общества и ничего более. Однако такое понимание нравственности указывает лишь на авторитет общества в вопросах морали, но отнюдь не раскрывает вопроса происхождения и природы нравственного закона.

На примерах психологической и социально-апробативной теории нравственной санкции мы видим, что развитие этической мысли через попытки сознательного или бессознательного отторжения естественного нравственного закона от его Творца привело к той черте, за которой естественные нравственные нормы утратили свой категорический и абсолютный характер.

Теологическая теория нравственного закона, или теория Божественной санкции, исходит из общей посылки христианской этики, согласно которой абсолютным законодателем в области нравственности является Бог. Нравственные нормы установлены и освящены Богом и потому имеют объективный и безусловный характер. Бог сотворил человека и все, что его окружает, таким образом, что одни виды поступков соответствуют человеческому достоинству и благу, другие — нет. Бог наделил человека способностью познавать добро и делать выбор между добром и злом. Свободно избирая добро или зло, человек, по внутреннему свидетельству своего религиозного сознания, удостоверяется в том, что он выполняет или нарушает требования Божественного закона, которым утверждены нравственные устои жизни и определены нравственные границы его отношения ко всему универсуму бытия.

В теории Божественной санкции мы находим, во-первых, объективное и безусловное признание добра и, следовательно, объективное и безусловное признание нравственных норм; во-вторых, четко обозначенное различие в выборе добра и зла, то есть в соблюдении или нарушении требований нравственного закона; в-третьих, и это самое главное, сознание личной ответственности перед Богом за совершенный нравственный выбор. В свете теологической теории, устанавливающей трансцендентный источник нравственных норм, становится ясным, почему категорический характер нравственной санкции вырастает именно из ее кажущейся условности и относительности.

“...Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.” “...Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству.”

Согласно Канту, категорический императив является всеобщим обязательным принципом, которым должны руководствоваться все люди, независимо от их происхождения и положения. Кант понимает этот императив, в котором выражено безусловное долженствование, как априорную практическую формулировку. Свобода и автономия при этом становятся постулатами, которые выдвигает нравственный закон.

Как бы высоко мы ни ставили естественный нравственный закон, мы должны признать, что он указывает лишь на самый элементарный уровень нравственности и есть нечто вроде этики, приведенной к общему знаменателю. Христианам нет необходимости прибегать к естественному нравственному закону, имея более высокую и более совершенную этику в Евангелии. С точки зрения евангельской этики, мы не можем назвать человека нравственно совершенным, основываясь только лишь на том, что он — не убийца, не прелюбодей и не вор. Все наши представления и утверждения о добре и зле, о правильном и неправильном должны оцениваться в свете восточного православного богословия с его учением о личном спасении и обожении как главной цели назначения человека. Тем не менее в стремлении к нравственному совершенству и обожению мы не можем отбросить ни естественный нравственный закон, ни тождественный ему Богооткровенный ветхозаветный закон, так как традиция Церкви в ее историческом развитии, утверждая евангельскую этику, не исключала совершенно нравственного значения учения Ветхого Завета. Господь Иисус Христос часто напоминает о законе, данном в Ветхом Завете. Апостол Павел утверждает, что “закон свят, и заповедь свята, и праведна, и добра” (Рим. 7:12). Святые отцы Церкви заявляют о том, что желающий жить по Евангелию обязан соблюдать все заповеди. Святитель Григорий Палама в кратком очерке о заповедях Десятословия говорит: “Таким образом, соблюдая их всей своей силой и живя ими, ты заложишь в свою душу сокровище благочестия и будешь угоден Богу.”

Святой Симеон Новый Богослов, говоря о том, как душа соединяется с Богом, пишет: “...Сияние благодати устанавливается в нас только после того, как соблюдены заповеди и достигнуты добродетели.”

Все нравственные нормы и принципы, какими располагает Церковь, никогда не рассматривались как стремление научить человека приспособиться к внешним формам поведения. Они всегда заключали в себе цель руководства к личному нравственному совершенству, спасению и обожению.

Эмоции, влечения и потребности связаны с формированием личности и с развитием ее интересов. Они возникают вследствие взаимодействия человека со всем тем, что его окружает в реальной жизни, и занимают существенно важную сферу в структуре личности.

Хотя в общей структуре жизнедеятельности доминирующее положение и руководящая роль принадлежат сознанию, человек воспринимается подлинно как личность лишь тогда, когда его внутренний мир полон чувств, переживаний и желаний. Без них человек был бы подобен думающей машине, которая, обладая памятью и логическим разумом, не способна ни чувствовать, ни желать, ни осуществлять какую-либо творческую деятельность.

Не следует думать, что эмоции, влечения и потребности являются неким составным элементом биологической сущности человека. Напротив, необходимо подчеркнуть уже отмеченное нами положение, что они составляют существенно важную сферу в структуре личности. Если бы эмоции, влечения и потребности всецело относились к области биологической жизни человека, на них не распространялись бы требования нравственного закона. Так, например, быть сытым или голодным не является нравственным или безнравственным, потому что эти физиологические состояния относятся не к личности, а к природе. Но проявление или отсутствие чувства сострадания к голодному человеку подлежит этической оценке, поскольку это чувство относится к характеру проявления личности.

Таким образом, приступая к изучению эмоций, влечений и потребностей, мы должны иметь в виду, вообще, все то, что, входя в эмоционально-потребностную сферу личности, подлежит ее этической оценке, подчиняется требованиям нравственного закона и контролю со стороны сознания.

Универсальное значение эмоций в жизни человека является очевидным. Какие бы условия ни определяли жизнь человека и его деятельность, действительными они становятся лишь тогда, когда проникают в сферу его эмоциональных переживаний. Благодаря эмоциональным переживаниям, восприятие жизни приобретает ценность и полноту. События и впечатления окружающей жизни находят отражение в различных и многообразных эмоциональных состояниях человека. Самая первая трудность, с которой мы встречаемся, когда говорим о видах эмоциональных состояний, — это вопрос о терминах, которыми обозначаются различные формы внутренних переживаний человека. Многообразие поступающих в сознание человека впечатлений превосходит возможность их полного словесного выражения. С помощью слов мы можем лишь отчасти объяснить внутреннее состояние или впечатления, полученные из внешнего мира. Вполне адекватных средств для логической передачи эмоций при помощи абстрактных понятий не существует. Поэтому и термины, выражающие различные виды эмоций, относительны и условны. Однако в целом следует придерживаться следующих понятий и определений основных видов эмоциональных состояний.

Чувство — длительное устойчивое переживание человеком своего отношения к самому себе и людям, их характеру, поведению, поступкам и, вообще, ко всем явлениям жизни.

Аффект — сильное, бурно протекающее эмоциональное переживание, например, гнев или ужас.

Страсть — сильное, глубокое чувство, надолго захватывающее человека.

Настроение — длительное эмоциональное состояние, которое может быть радостным, приподнятым или, наоборот, угнетенным, упавшим и которое придает определенный эмоциональный тон и окраску всем другим переживаниям, мыслям и действиям.

Все эти понятия и определения в некоторой степени могут быть взаимозаменяемыми.

Что касается собственно эмоции, то ее обычно определяют как кратковременное переживание, являющееся немедленным ответом чувства, возникающего в результате впечатления, произведенного изменившимися условиями обстановки. В последнее время отмечается тенденция определять эмоцию как результат недостатка или отсутствия определенной информации о внешней среде, как незнание, что предпринять и как поступить. В этой новой интерпретации эмоции последняя трактуется более широко и универсально, а именно как переход, погружение человека во внутреннее переживание.

Обычно признается, что эмоции возникают в тех случаях, когда в жизни человека происходит нечто значимое. Одни авторы считают, что любое воспринимаемое событие является значимым. Оно воспринимается человеком как часть его жизни. В каждом событии можно найти хотя бы незначительный оттенок интересного, неожиданного, радостного или неприятного. Другие авторы полагают, что эмоции возникают в особых и исключительных ситуациях, когда имеют место неожиданное счастье и успех в жизни или, наоборот, угроза жизненным целям и интересам, конфликтные ситуации, непредвиденное развитие событий, расстройство планов и замыслов, крушение надежд. Но здесь речь идет скорее о переживании экстремальных жизненных ситуаций, чем об обычных эмоциях или чувствах.

Вообще, эмоции возникают в любых обстоятельствах, но проявляются наиболее полно и глубоко в те моменты, которые для личности являются особенно важными. Личность всегда эмоционально реагирует на то, что составляет предмет ее интересов, в чем она проявляет повышенную настойчивость и к чему она активно стремится. Влечения и потребности личности составляют обычно тот круг, в пределах которого возникает и строится эмоциональная жизнь.

Возникающие эмоции обладают различной степенью глубины, устойчивости и продолжительности. Эмоциональная окрашенность восприятия действительности может выражаться в нескольких формах эмоциональных проявлений. Ответ человека на какое-либо событие в окружающей обстановке может последовать в виде аффекта как кратковременной и весьма интенсивной эмоциональной реакции, однако быстро проходящей и не оставляющей после себя глубоких следов. Но этот ответ может выражаться и в форме более глубокого и продолжительного переживания, и, наконец, в форме устойчивого эмоционального отношения к какому-либо человеку или явлению. Кроме того, все эти переживания могут иметь положительный или отрицательный эмоциональный фон.

Диапазон эмоций может колебаться от сверхзначимых переживаний, соответствующих очень высоким уровням потребностей, которые нередко оказываются недостижимыми, до самых элементарных чувств, связанных с повседневными потребностями. Высокий уровень эмоциональных переживаний может быть связан с притязаниями личности на высокую самооценку. Очень высокая и часто неадекватная самооценка, например, типа: “как меня недостаточно высоко ценят” — сопровождается чувством самонеудовлетворенности. Стремление к завышенной самооценке в реальной жизни может быть отмечено почти у каждого, это так называемое рядовое самоутверждение. Однако за пределами этого рядового самоутверждения встречается доминирующее самоутверждение, присущее отдельным лицам, претендующим на высокую оценку со стороны окружающих. У человека создается иллюзорное представление о своей значимости, в результате чего его эмоциональное отношение к людям страдает утратой адаптивности.

В нравственной сфере эмоции выполняют различные жизненно важные функции.

По единодушному мнению многих исследователей, эмоции признаются выполняющими функцию оценки происходящего. Способность эмоции производить оценку хорошо объясняет тот факт, что эмоции возникают в особых и значимых ситуациях. Благодаря возникающим эмоциям, человек узнает о жизненной значимости происходящего.

Побуждение человека к совершению какого-либо конкретного поступка происходит также под воздействием эмоции. В зависимости от ситуации эмоции могут внушить человеку определенное поведение, в котором эмоции находят свое проявление или определенную степень выражения. Например, чувство жалости, возникшее в душе милосердного самарянина, побудило его проявить деятельное участие в судьбе попавшего в беду человека.

Наконец, важная функция эмоций в нравственной жизни состоит в том, что с помощью эмоций человек способен воспринимать и различать явления добра и зла, улавливать внутреннее состояние другого человека, давать интуитивную оценку происходящим событиям, отдельным лицам и их поступкам и действиям.

На протяжении человеческой истории мы встречаемся с двумя противоположными воззрениями на эмоциональную жизнь человека — стоическим и гедоническим. Стоический идеал разумного человека не дает места для эмоций. Совершенный человек должен быть апатичен, безразличен как к наслаждению, так и к страданию. Для гедонизма, напротив, наслаждение и страдание являются главными ориентирами в жизни. Мудрый человек должен стремиться к наслаждению как к высшей жизненной ценности и избегать страдания как крайнего зла.

Святые отцы Церкви, не отрицая реальности и влияния эмоциональной сферы на нравственную жизнь человека, разделяют все чувства на две категории — духовные и телесные. В терминологии святых отцов духовное чувство называется также внутренним или умным чувством, а телесные чувства называются внешними чувствами. Духовное чувство может находиться в антагонизме с внешними чувствами. Об этом говорит блаженный Диадох Фотикийский: “Лукавые демоны действуют на душу через телесные чувства, а благодать через умное чувство ведет человека к радости... Благодать скрывается в глубине ума, в умном чувстве.”

По учению святых отцов, человек не способен к безмолвию и Божественному созерцанию, пока на него действуют внешние впечатления. Умное чувство рождается в душе от любви к Богу, в отрешенности от внешних впечатлений и связанных с ними помыслов.

Для святоотеческих воззрений и, вообще, для христианского взгляда на эмоциональную жизнь человека является характерным признание особой иерархии чувств, которая определяется степенью их освящения Божественной благодатью.

Хотя, в первую очередь, не что иное, как воля ведет человека к действию, решению воли предшествует эмоциональная склонность. Отсюда роль эмоций является важной и, более того, необходимой. Без них человек был бы инертным и медлительным в осуществлении той деятельности, которая должна вести к нравственному росту и совершенству. Благодаря эмоциям, человек может находить источник энергии и сил для решения жизненно важных задач. Однако, с другой стороны, когда эмоции выходят из-под контроля разума, они могут повести человека к самым серьезным беспорядкам и необдуманным действиям. Наличие губительных последствий по причине неконтролируемых чувств и страстей способствовало тому, что на эмоции стали смотреть с подозрительностью и недоверием. Тем не менее необходимость эмоций для человеческой жизни настолько очевидна, что кажется нелепо осуждать их, ориентируясь только на отрицательную сторону их проявлений. Нравственный характер эмоций зависит от того, в какой степени они согласны с нормами нравственного закона и в какой степени подчиняются воле и разуму.

Человек, у которого возникла нежелательная эмоция, не ответственен за нее до тех пор, пока разум и воля не соглашаются с ней. Ответственность предполагается в том случае, когда разум одобряет эмоцию, а воля осуществляет ее свободное проявление. Ответственность следует и тогда, когда воля, фактически не соглашаясь с эмоцией, тем не менее пренебрегает тем, чтобы подчинить ее своей власти, несмотря на то, что она способна и должна это сделать. Однако реально возможна такая ситуация, когда возникшее чувство обладает неудержимой силой и совершенно лишает человека способности обращаться к воле и разуму. Исходя из всего этого, можно выделить три вида эмоций, способных сыграть отрицательную роль в нравственной жизни человека.

Неупорядоченные чувства, которые намеренно желанны омраченным сознанием и намеренно вызваны злой волей. Возникновение этих чувств предполагает полную нравственную ответственность человека. Неупорядоченные чувства, которые не являются намеренно желанными, но возникновение которых, вследствие отсутствия контроля со стороны воли и разума, предполагает вину за допущенную небрежность. Стихийные чувства, которые полностью превышают возможность нравственного контроля, потому что они возникают слишком внезапно и с большой силой и ведут к поступкам, далеко превышающим степень предвидения. Однако и в этом случае человек несет нравственную ответственность за последствия неконтролируемых стихийных эмоций, поскольку никогда раньше не готовил себя к тому, чтобы быть способным противостоять их внезапному и бурному натиску.

Влечение — это не совсем осознанное стремление личности к достижению комфортного состояния. На этом этапе еще нет ясного представления о предмете, удовлетворяющем потребность, однако имеется понимание того, от какого состояния нужно избавиться и какое состояние является желательным. В конечном итоге этот процесс приводит человека к ясному пониманию дискомфортное своего состояния и к ясному осознанию цели. Осознанная цель переживается человеком как потребность, которая является обязательно эмоционально окрашенной и побуждает человека к действиям, направленным к избавлению от дискомфортного состояния.

Таким образом, влечение — это особое эмоциональное переживание какой-либо потребности, предшествующее возникновению желания как осознанного стремления. Природа влечения двойственна, влечение включает некий неосознанный компонент в поведении человека и в то же время характеризуется частичным, хотя и неясным, осознанием потребности. Как на характерный пример высших Духовных влечений можно указать на религиозные запросы человеческого духа. Нерелигиозный человек находится во внутреннем смятении и исканиях, чувствует неосознанное стремление к переживанию соприкосновения с абсолютной ценностью, но часто бывает не в состоянии проанализировать свои чувства и мысли до конца. В том случае, когда его искания приобретают осознанный и целенаправленный характер, он достигает переживания потребности как высшей и абсолютной ценности, которая сообщает его существованию смысл, устойчивость, цельность и полноту.

Влечение — это не какое-то пассивное переживание своего стихийного состояния, которое представляется непреодолимым и неконтролируемым. Такое фаталистическое представление о влечении является неверным. Влечение всегда характеризуется высокой степенью активного, напряженного переживания, оно находится во власти личности, ориентирующейся на высшие ценности и стремящейся к абсолютному благу.

Влечение, как описанное нами эмоциональное переживание, возникает всякий раз, когда имеет место недостаточная удовлетворенность личности старыми потребностями или когда появляются новые, более возвышенные потребности.

Наблюдается определенная закономерность в возникновении влечений. Так, повседневные, самые элементарные влечения, связанные с потребностями в труде и отдыхе, в общении и уединении, возникают периодически. Влечения, основанные на высших духовных потребностях, присущи человеку всегда. Из святоотеческого мистического опыта известно, что человек, охваченный, например, любовью к Богу, никогда не перестает думать о Нем, к Нему стремиться и Его желать. Отсутствие высших влечений означает остановку в развитии личности.

Влечения, как и эмоции, могут быть положительными, отрицательными и амбивалентными, то есть содержащими положительные и отрицательные элементы. Например, этическое отношение к человеку может включать положительное влечение — любовь, отрицательное влечение — ненависть и амбивалентное влечение — ревность.

Потребность — это особое, сложное нравственное переживание, в основе которого лежит осознанное стремление к какой-либо деятельности, являющейся целью в системе ценностных ориентации личности.

Потребность включает ясное осознание цели, достижение которой связывается с избавлением от дискомфортного состояния. Постоянное преодоление дискомфортного состояния является одним из существенных моментов в бытии личности. Личность ориентирована на восприятие внешних благ, которые предопределены условиями природной и культурной среды. Внешние блага не являются конечной целью в бытии личности, но они составляют необходимый элемент в ее становлении. Личность осуществляет усвоение внешних благ, используя их как материал для построения своего внутреннего духовного мира. Функция личности состоит в создании духовных благ, которые составляют ее внутреннее достояние и которые выражаются внешне в облике человека, в его творчестве, делах и поступках. В то время как внешние блага предопределены условиями внешней среды, духовные блага являются внутренним, сокровенным достоянием личности. Каждая личность стремится к переживанию блага, находящегося в системе освоенных ею ценностных ориентации.

Потребность в переживании блага составляет основной принцип личностного бытия, его содержание и его цель.

Приобщаясь к здешним благам и видя, что они ущербны, временны и преходящи, душа устремляется к вечным благам, которые составляют предмет и цель ее высших религиозных потребностей.

Витально-органические потребности связаны с ростом и жизнедеятельностью организма. Они энергично стимулируют активность поведения человека в направлении их удовлетворения. Витально-органические потребности занимают первичную ступень в сложной иерархии потребностей. Они находятся в подчинении эгоцентрически-личным и высшим потребностям. Важно отметить, что удовлетворение витально-органических потребностей носит опосредованный характер: оно опосредовано условиями социально-культурной среды, правилами приличия, этикетом.

Эгоцентрически-личные потребности связаны с самоутверждением личности. Обычно они направлены на достижение определенных отличительных преимуществ в социальной сфере и в сфере обладания материальными благами. Эгоцентрически-личные потребности исторически и культурно детерминированы. Примером этому может служить стремление эгоцентрически настроенного человека отдавать должную дань существующему в его эпоху стилю жизни. Если эгоцентрически-личные потребности не ограничены в своем подчинении высшим духовным потребностям, они поистине не знают пределов, что, впрочем, необходимо приводит к печальному финалу, как в сказке о золотой рыбке.

Высшие потребности — этические, эстетические, познавательные и религиозные — называют, в отличие от первичных и эгоцентрических материальных потребностей, духовными. Высшие, или духовные, потребности следует рассматривать в двух различных аспектах — историческом и структурно-динамическом. На основании описательной этики можно проследить общую тенденцию в развитии высших потребностей в различные исторические эпохи. Изучение потребностей в структурно-динамическом аспекте открывает нам неисчерпаемый мир высокодифференцированных и весьма специфических переживаний.

Удовлетворение духовных потребностей принципиально отличается от удовлетворения витально-органических потребностей. При удовлетворении витально-органической потребности, направленной, например, на утоление голода, интенсивность ее переживания по мере ее удовлетворения постепенно снижается и сменяется периодом более или менее длительного торможения данной потребности. Наоборот, удовлетворение духовной потребности всегда характеризуется возрастанием интенсивности ее переживания. Духовные потребности неограниченна в пределах и неисчерпаемы в своей глубине и интенсивности переживания.

Потребность человека в общении с окружающими людьми называется аффилиативной потребностью. Аффилиативная потребность выражается в желании и стремлении личности вступать в контакты с людьми, быть членом группы, принимать участие в ее жизни, оказывать помощь другим с готовностью принимать помощь от других, устанавливать и поддерживать хорошие межличностные отношения с тенденцией забывать обиды и прощать проступки ради поддержания теплых взаимоотношений. Лица со стремлением к аффилиации имеют потребность делиться с другими людьми своими переживаниями. Лица со слабой аффилиативной потребностью не имеют большой охоты делиться своими переживаниями.

В подходе к проблеме личности многими авторами предложены различные варианты интерпретации потребностей.

Адлер, исходя из того, что человеческая личность ориентирована на межличностное общение, полагал в качестве основы поведения человека аффилиативную потребность личности.

Маслоу утверждал, что в основе всей человеческой деятельности лежит потребность в самоактуализации. В общей иерархии потребностей низшую ступень Маслоу отводил физическим потребностям, среднюю ступень — аффилиативной потребности и высшую ступень — потребности в самоактуализации.

А.Н. Леонтьев рассматривал любую потребность как первую предпосылку всякой деятельности личности. Он связывал потребность с конкретным предметом — материальным или идеальным — и рассматривал предмет потребности как мотив деятельности. Основной функцией мотивов Леонтьев считал функцию побуждения к действию. В концепции мотивации поведения Леонтьев исходил из того, что мотивы отличаются от целей: цели осознаются личностью, а мотивы, как правило, актуально не осознаются. Когда человек думает, говорит или совершает какие-либо практические действия, он не отдает себе отчета в мотивах, которые побуждают эти мыслительные, речевые или внешние действия.

Потребности нужно рассматривать в системе взаимодействия личности и среды, в структуре развивающейся личности, всегда стремящейся к реализации смысла существования. Личность не может развиваться лишь в рамках потребления. Развитие личности может быть только творческим там, где имеется осознанная личностью высшая абсолютная цель.

Развитие личности в процессе ее становления проходит гетерохронно и циклично. Гетерохронность в развитии личности состоит в том, что отдельные компоненты структуры личности, такие как эмоции, потребности и сознание, в течение жизненного пути развиваются не все одновременно, синхронно, а либо с опережением, либо с запозданием относительно друг друга. Например, эмоционально окрашенное стремление к монашеским подвигам в раннем возрасте может опережать развитие общего религиозного сознания.

Потребности ребенка и потребности взрослого человека существенно различаются. Потребности ребенка характеризуются упрощенной структурой, меньшим разнообразием и отличаются неустойчивостью и слабостью контроля над побуждениями, влечениями и желаниями со стороны сознания. Примерно такими же характеристиками могут быть отмечены и потребности подростков. Однако потребности подростков выступают в значительно драматизированной форме, они отличаются напряженностью и требуют скорейшего удовлетворения. Потребности подростков и молодых людей более сложны, более тонко дифференцированы и в меньшей степени, чем у взрослых, подчинены контролю сознания. Характерной чертой потребностей детей, подростков и молодых людей является эмоциональная неустойчивость, которая проявляется в так называемом инстинкте момента. Инстинкт момента — это такая ориентация личности, когда преобладает “близкая” мотивация и слабо развита “дальняя” мотивация. Эта неспособность предвидеть отдаленные последствия своих поступков и склонность не иметь иного путеводителя, кроме сиюминутных побуждений, обрекают личность на постоянное пребывание в низком и примитивном состоянии. Инстинкт момента проявляется сплошь и рядом не только у детей, но и у взрослых. Чем ниже уровень развития личности, тем в большей степени она подвержена искушению инстинктом момента. Классический пример инстинкта момента — продажа Исавом своего права первородства младшему брату Иакову. У Исава слабо развита “дальняя” мотивация. Он не способен оценить достоинства принадлежащего ему права первородства, с которым связаны, во-первых, важные преимущества в получении отцовского наследства и, во-вторых, всемирно-историческое значение грядущих мессианских событий. Им владеет “близкая” мотивация, то есть те потребности, которые в данный момент представляются очевидными, реальными и, главное, насущно необходимыми, а потому и более привлекательными. “Чечевичная похлебка” стала олицетворением отсутствия в человеке высших, духовных и религиозных потребностей.

В процессе развития и формирования личности происходит преобразование первичных и примитивных потребностей в потребности все более высокого порядка. Формирование высших потребностей совершается по восходящей линии. На фоне угасания прежних потребностей, какими были когда-то, например, игры и увлечения, формируются новые, более актуальные и значимые потребности. Высшие потребности видоизменяют в своем развитии мировоззрение и весь жизненный строй личности и сообщают ей ту степень универсализма, внутренней преображенности и цельности, которая составляет интегральное обозначение всех нравственных достижений личности на ее пути к совершенству, богоподобию и святости.

Нравственное сознание является неотъемлемой принадлежностью человеческой личности как образа Божьего. В структуре личности нравственное сознание следует признать как безусловный и не требующий объяснения факт. Нравственное сознание не может быть выведено ни из каких причинно-следственных предпосылок, потому что оно есть чистое и самое глубокое отражение в человеке образа Божьего. Природа нравственного сознания идеальна.

Эмпирически человек становится носителем нравственного сознания в процессе взаимодействия с социально-культурной средой. Хотя формирование индивидуального нравственного сознания обусловлено влиянием факторов конкретной социальной среды, его природа является идеальной, так же, как идеальной является природа мысли и природа сознания вообще. Известно, например, общепризнанное в науке положение, что природа индивидуального сознания человека, несмотря на свою связь с физиологической деятельностью мозга, является идеальной: ни в самом сознании, ни в его продуктах эта деятельность не обнаруживается.

Нравственное сознание является частью общего сознания личности. Функция общего сознания состоит в том, что оно удостоверяет личность в действительной подлинности ее присутствия в универсуме бытия. Функция нравственного сознания состоит в том, что оно выражает отношение личности к осуществляемым ею самой процессам ориентации, самоопределения и участия в общем универсуме бытия.

Нравственное сознание открывает перед человеком двойную очевидность: реальность его собственного, этически воспринимаемого “я” и реальность нравственного порядка в общей структуре бытия. По внутреннему свидетельству нравственного сознания, все, что есть в человеке, в окружающих его людях и в его отношениях к ним, — все это подлежит оценке с точки зрения абсолютного блага и связанных с ним понятий достоинства и долга. В открывающихся для личности возможностях самоопределения и самоактуализации понятия долга, достоинства и блага являются самыми фундаментальными ориентирами, какие предоставляет в ее распоряжение нравственное сознание.

Нравственное сознание является одним из самых глубоких и самых интимных проявлений личности. Обладая нравственным сознанием и находясь в его обладании, человек открывает себя для самого себя и переживает себя в своей собственной оценке. Личность осознает свою оригинальность и исключительность, оценивает себя в категориях самооценки и в этом оценочном осознании своего “я” переживает характер своей самобытности в ее запредельной и недосягаемой глубине. В отношении ко всей окружающей реальности бытия самосознающее себя “я” выходит за свои собственные пределы и распространяется по всему открывающемуся ему феноменальному лику бытия, не превращая при этом в себя окружающую реальность и в то же время не растворяясь в ней, а лишь этически постигая ее с точки зрения заключенного в ней блага и определяя к ней свое нравственное влечение. Благодаря способности нравственного сознания личности априорно и эмпирически познавать этический смысл всего, что ее окружает, ее существование можно охарактеризовать как бытие экстенсивно раскрывающееся, ценностно ориентированное и нравственно становящееся.

В структуре личностного бытия нравственное сознание занимает центральное и доминирующее положение. Оно заключает в себе творческое отношение человека к жизни, в котором творчески созидается и преображается сам человек, его становящаяся богоподобная личность.

Важнейшими формами нравственного сознания являются стыд, совесть, долг, обязанность, ответственность и воздаяние. Из них стыд является самой элементарной формой нравственного сознания, совесть является самой универ сальной его формой, а долг, обязанность, ответственность и воздаяние являются высокодифференцированными формами нравственного сознания.

Не что другое, как, в первую очередь, нравственное сознание делает каждого конкретного человека нравственной личностью. Следует со всей объективностью признать, что уровень нравственного сознания определяет уровень нравственной сформированное личности. Самое первое, что характеризует человека как личность, — это его нравственное сознание, которое постоянно напоминает человеку о том, что он должен поступать всегда так, чтобы восприниматься этически. На эмпирическом уровне эта элементарная функция нравственного сознания проявляется при порицании им своих безнравственных действий и переживается им как стыд. Переживание стыда возникает всякий раз в ситуации, когда человек сознает, что он не воспринимается этически, то есть когда сознает, что не имеет морального права пользоваться нравственным признанием и уважением.

Как элементарная форма нравственного сознания стыд выражает отношение человека к собственному природному началу, прежде всего отношение к удовлетворению природных потребностей. При удовлетворении природных потребностей человек стоит перед возможностью выбора одной из двух форм: стихийно-открытой или культурно-опосредованной. Когда человек стыдится открыто проявлять свои природные потребности, например, потребность в утолении чувства голода, и подчиняет их контролю разума, например, правилам этикета за столом, он тем самым показывает, что он является носителем не только природной, но и разумной жизни, высшей по своему достоинству и содержанию.

Как первичное проявление нравственного сознания стыд является важнейшей гарантией, предохраняющей личность от погружения в стихию природного чувственного начала и ориентирующей ее в выборе такой установки, которая способна обеспечить ей возможность поступать в соответствии с требованиями культуры и разума и восприниматься этически.

Осознание вины является преобладающим компонентом в переживании стыда. Феномен вины можно установить эмпирически, но основная проблема —переход от невинности к вине — не подлежит эмпирическому исследованию. Вопрос, каким образом личность приходит к оценке сознающегося в своей вине сознания, остается до конца не раскрытым. Он засыпан слоем эмоциональных переживаний — страхом, смятением, раскаянием, отчаянием.

Полагаясь на нравственный опыт, мы можем констатировать, что человек обладает естественной склонностью к переживанию вины, вызванному обличением какого-либо действия, нарушающего внутренне принятый и одобренный стандарт поведения. Несоответствие поступка этической норме производит сознание вины, смущение и страх перед позором или бесчестьем.

Сознание вины переживается в ситуациях межличностных отношений. Обстоятельства, являющиеся причиной стыда, могут быть крайне различны, но в любом случае переживание вины рассматривается как страх перед потерей уважения в глазах тех, перед кем человек уронил свое достоинство. Компонент вины в переживании стыда сопровождается сознанием собственного недостоинства, беспокойства и тревоги. Этот компонент вносит в нравственный мир человека внутренний диссонанс, в состоянии которого человек не способен уважать себя и других.

Стыд, вина и смущение могут находиться в различных соотношениях. Некоторые люди могут испытывать стыд и вину за свои скрытые ошибки, но чувствуют смущение только тогда, когда эти ошибки вдруг открыты и выявлены.

Если стыд исключает вину, например, в ситуации грубого оскорбления, человек может переживать смущение и чувствовать себя в нелепом или унизительном положении.

Отказ от высоких притязаний на воображаемый или желаемый межличностный статус является в этих ситуациях естественным и наиболее реальным подходом к решению возникающих экзистенциальных затруднений. Речь идет о христианском смирении как неотчуждаемой стихии человеческого существования и общения, погружаясь в которую личность достигает безопасной глубины, не знающей внешних волнений и бурь. Смирение выступает здесь как важнейшая этическая категория, примиряющая собой взаимоисключающие понятия — понятия стыда и надежды.

В Священном Писании стыд выступает как одна из ключевых категорий во все моменты священной истории. О стыде говорится в связи с повествованием о грехопадении прародителей. Стыд — результат грехопадения, итог поражения ложной надежды первых людей. В грехопадении человек увидел свою обнажившуюся тварность и впервые пережил стыд.

Переживание Адамом чувства стыда явилось прообразом различных примеров, встречаемых в библейской истории.

Упасть, быть нагим, терпеть поражение, отступать, быть ненужным для других — все это ситуации, вызывающие переживания стыда. В библейском понимании с перенесением стыда связывается всякое страдание, переживаемое на виду у других. Но при этом всякий раз стыд, как результат поражения ложной надежды, противопоставляется истинной надежде праведника. Праведник уповает на Бога, и, если его надежда истинна, он не постыдится. Об этом он молится: “На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь.” Наоборот, надежда на неправду, коварство и нечестное отношение к жизни суть ложные опоры, которые будут сокрушены, и рано или поздно откроется их ничтожество. Все беззаконии будут посрамлены, они обратятся вспять и постыдятся.

Христос являет нам образ праведника, уповающего на Бога. Но при этом Христос всецело разделяет судьбу Адама, берет на Себя его вину и унижение. Кеносис Христа во время переживания Им крестных страданий несовместим, с точки зрения ветхозаветного сознания, с надеждой праведника, уповающего на Бога. Разделяя в Своей жизни судьбу человека, Христос избавляет человека от унижения, бесславия и вечного осуждения и возводит его через Свое Воскресение к вечной славе.

Личность несет в себе не только все свое настоящее, но и все свое прошлое, все события нравственной жизни, наслоения которых составляют глубокую и интимную область, известную особому нравственному сознанию, определяемому как совесть. В совести интегрирована вся нравственно осознанная деятельность человеческой личности. В каждый отдельный момент судьбы совесть — это нравственный итог пройденного человеку жизненного пути.

Общепризнано, что совесть является личным сознанием и личным переживанием человека относительно правильности, достоинства и честности всего того, что им когда-то совершено. Реальность совести, как постоянно действующего личного нравственного сознания, представляется вполне очевидной. Это та реальность, с которой все люди встречаются внутри себя и в общении между собой.

Совесть относится к наиболее глубоким и ярким явлениям человеческого нравственного опыта. Она представляет собой ту замечательную способность души, с помощью которой в каждой отдельной личности преломляется общечеловеческое нравственное сознание с его аксиомами естественного нравственного закона. Поэтому именно личная совесть, а не что другое, что находится во власти самого человека, должна явиться связующим звеном двух важнейших экзистенциальных реальностей: нравственного порядка в душе и нравственного порядка во всем окружающем мире.

До нас дошли письма Сенеки к Луцилию, в которых мы находим рассуждения Сенеки о совести: “... Священный и высокий дух пребывает внутри нас, и ведет учет всех наших добрых и злых поступков, и является стражем или мстителем за наши дела. Как мы обращаемся с ним, так и он обращается с нами.”

Вслед за Цицероном Сенека, как видно из приведенного фрагмента, также указывает на религиозный характер совести.

Апостол Павел употребляет слово “совесть” еще и в общепринятом значении, когда говорит, например, о суде совести у язычников (Рим. 2:15), который он связывает с эсхатологической перспективой: “Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса Христа” (Рим. 2:16).

С точки зрения суда совести над поступками человека, апостол Павел отмечает качества совести: она может быть благой, доброй, чистой совестью или нечистой и злой.

Церковные писатели и святые отцы, следуя истине Божественного Откровения, развили и углубили христианское понимание совести.

Ориген дал точные разъяснения относительно понятия “совесть” как особого фундаментального сознания и определил совесть как некий внутренний очаг, излучающий свет на всю нравственную и религиозную жизнь человека, живущего верой во Христа и пребывающего в благодати Святого Духа. Блаженный Иероним описывает совесть как внутренний свет и как высший ум, который судит, что добро и что зло. Блаженный Августин подчеркивает фундаментальный характер совести и говорит, что человек — это его совесть, ибо она есть центр внутренней жизни человека и даже бездна, в которой обитает Бог. Климент Александрийский считает необходимым в своем известном сочинении “Строматы” указать на совесть как на основание правильной жизни, поскольку совесть является средством для безошибочного выбора добра. Святитель Григории Богослов говорит, что, всматриваясь в свою совесть, можно идти прямым путем. Святой Григорий Нисский отмечает, что чистая совесть не вызывает страха за будущую участь после смерти. Святитель Иоанн Златоуст прозревает сокрытую мистическую глубину совести, когда говорит, что человеку дано от начала два учителя: это природа и совесть, причем оба они имеют беспристрастный голос и учат человеческие существа в молчании. Обличения совести святитель Иоанн Златоуст называет неким священным якорем, не допускающим человека совершенно погрузиться в бездну греха. Как на нравственный идеал святитель Иоанн Златоуст указывает на чистую совесть, которая является результатом праведной жизни и праведных дел. Он говорит, что ничто так не радует человека, как чистая совесть. Преподобный Нил Синайский в своих наставлениях учит тому, чтобы человек в качестве светильника при рассмотрении своих поступков употреблял совесть.

Этот акцент отцов Церкви и церковных писателей на глобальный характер совести не затмевает их рассуждений о нормативных функциях совести, которые нуждаются в воспитании и совершенствовании. Так, например, Ориген учит, что не должно осквернять совесть нечестной наживой. Преподобный авва Дорофей указывает на обязанность человека сохранять совесть чистой и говорит о хранении совести в отношении к Богу, к вещам и к ближним. Переводя свои рассуждения о совести в сферу конкретной практической деятельности, он учит не делать ничего, что несогласно с волей Божией, ничем не оскорблять ближних и не проявлять пренебрежения к вещам и предметам, предназначенным служить человеку.

В сравнении с древнегреческой и латинской письменностью патриотическая традиция надежно усвоила термин и понятие совести в письменной культуре своего времени, подчеркнула универсальный характер совести в человеческой жизни и возвысила роль совести, как важнейшей функции нравственного сознания, имеющей фундаментальное значение в структуре человеческой личности.

Совесть не может быть рассмотрена и описана в каком-то одном аспекте. Современные православные богословы считают, что понимание совести как явления нравственного опыта человека предполагает комплексный подход к ее изучению.

В мистических воззрениях совесть обычно понимается как невидимая и таинственная сила, присутствующая в человеке и принуждающая его делать то, что является добрым и правильным. Олицетворением совести иногда признается голос Ангела-Хранителя или голос Самого Бога.

Так, преподобный Иоанн Лествичник в своей знаменитой “Лествице” пишет, что “совесть есть слово и обличение Ангела-Хранителя, данного нам при крещении.” Святитель Феофан Затворник указывает, что совесть есть голос Вседержителя Бога в душе человека. Мистическая интерпретация совести свойственна в определенной степени даже чуждому всякому мистицизму позитивизму, где совесть трактуется в таких наделенных высший авторитетом понятиях, как “народный дух,” “общая воля,” “инстинкт рода.”

В схоластическом богословии совесть рассматривается как осознанный долг совершать конкретные дела в следовании нравственному закону.

Другой взгляд на совесть может быть отмечен в интуитивизме. Здесь совесть понимается как “врожденная способность морального суждения”; это умение в каждое мгновение определять, что является правильным. Н.О. Лосский в “Обосновании интуитивизма” определяет совесть как “какой-то голос,” обращающийся к личности, как “данность,” существующую наряду с нашим “я.”

Как видим, в мистических воззрениях на совесть устанавливается ее императивный характер и реальная и ощутимая связь с религиозным опытом. В схоластике отмечается, что совесть обладает властью и силой, когда имеет дело с конкретными поступками и решениями. Интуитивизм подчеркивает важность того, что совесть руководит человеком в безошибочном принятии нравственных решений. В эмпирических теориях содержится указание на то, что совесть способна формироваться и развиваться под воздействием социальной среды и личного нравственного опыта. Все это говорит о сложной иерархической структуре совести, о динамичности и многогранности ее проявлений.

Современные православные богословы придерживаются мнения, что совесть — это выражение всего нравственно-психологического функционирования личности, а не какая-то изолированная ее способность.

Функционирование (деятельность) совести включает участие ума, чувства и воли. Участие ума в функционировании совести является принципиально необходимым. Ум взвешивает и оценивает альтернативные возможности, анализирует нравственное достоинство мотивов и намерений, чтобы решить, как поступить, или чтобы обсудить уже совершенные поступки. Однако совесть является не только нравственным сознанием, но и нравственным переживанием всего того, что подлежит этической оценке. Чувства умиротворения и радости чистой совести или чувства вины и тревоги нечистой совести указывают на участие эмоций в функционировании совести. Наконец, совесть не может осуществлять своих функций без участия воли, которая помогает ей активно осудить зло и обязывает исполнять то, что ею одобрено и принято. Благодаря содействию воли, решения совести приобретают императивный характер.

Таким образом, принимая во внимание, что функционирование совести включает участие ума, чувства и воли, мы можем представлять совесть одновременно в трех измерениях: как нравственное сознание, как нравственное переживание и как волевую способность личности в ее стремлении к нравственной самоактуализации. Функционирование совести предполагает насущную потребность личности в нравственной самооценке, потребность в нравственном оправдании сокровенных и никому не ведомых замыслов, произнесенных слов, совершенных тайных и явных дел.

В нравственной жизни человека совесть сохраняет свое главенствующее положение и выполняет свои специфические функции. Основными функциями совести являются законодательная, судебная и исполнительная. В этих трех функциях совести проявляются ее авторитет, достоинство и свобода.

Авторитет совести связывается с ее законодательной функцией и состоит в том, что санкционированные ею требования справедливого и честного отношения к жизни имеют абсолютный и безусловный характер. Достоинство совести проявляется в ее судебной функции и заключается в том, что голос совести, обвиняющий за злые дела, всегда правдив, категоричен и неподкупен. Свобода совести предполагает ее исполнительную функцию и проявляется в том, что ничто не может поколебать совесть, сознающую свою правоту, так же, как ничто не может связать совесть, заставить ее молчать и не карать за злые дела и беззакония.

Совесть всегда указывает на требования нравственного закона, обличает или одобряет совершенные поступки, вознаграждает или карает. Выполнение совестью ее функций не есть простой автоматический акт. Это всегда сложный динамический процесс, в котором сама совесть зависит от общих нравственных установок личности, от степени приближения личности к нравственному идеалу.

Нравственная природа человека, несмотря на поврежденность грехом, сохранила совесть как неотъемлемый Божий дар, полученный при творении. Задачей человека является не только сохранение этого дара в его первоначальной чистоте, но и его развитие. Под воздействием конкретных жизненных условий и под влиянием среды происходит либо процесс развития совести, либо процесс ее деградации, в результате чего состояния совести могут быть описаны в терминах “добрая и совершенная совесть” или, наоборот, в терминах “угасшая и потерянная совесть.”

Различные негативные состояния совести можно выявить, проследив степень ее пассивности в связи с недостаточным выполнением присущих ей функций.

При недостаточном осуществлении законодательной функции совесть может быть несведущей, колеблющейся и погрешительной. Человек, который не знает требований нравственного закона, имеет несведущую совесть. Если же человек знает о требованиях нравственного закона, но находится в недоумении относительно того, признать задуманное дело нравственным или безнравственным, он имеет колеблющуюся совесть. Наконец, человек, который, вопреки нравственному закону, зло считает добром, имеет погрешительную совесть.

При недостаточном осуществлении судебной функции совесть может быть немощной, усыпленной и ожесточенной. Немощная совесть не способна активно осудить зло, хотя и сознает его опасность. Усыпленная совесть делает ложную оценку задуманных или совершенных злых действий, оправдывая их благими намерениями и целями. Ожесточенная совесть сознательно и решительно отвергает и попирает этические нормы и правила.

При недостаточном осуществлении исполнительной функции совесть может быть пристрастной, лицемерной и сожженной. Пристрастная совесть любит указывать на недостатки других людей, чтобы в своих собственных глазах смягчить или сгладить вину за допущенные ошибки или совершенные беззакония. Лицемерная совесть незаслуженно награждает человека миром души и сознанием своей праведности. Сожженная совесть оставляет человека в холодном спокойствии духа при совершении явных преступлений и при последующих воспоминаниях о них.

Все перечисленные состояния совести являются результатом частичной или полной пассивности совести при осуществлении ею своих функций. Строгое выполнение совестью ее функций характеризуется ее способностью правильно оценивать события нравственной и духовной жизни. В этом случае можно говорить о непорочной, чистой и доброй совести.

Апостол Павел описывает достойную сожаления участь человека с нечистой и помраченной совестью. Воспоминания о совершенных злодеяниях обрушиваются на нечистую совесть как тяжелое бремя. Временами или постоянно нечистая совесть обуревается тревогой, беспокойством и тоской. Но самым тяжелым и непереносимым является для нее опасение за будущее. Нечистая совесть не только преследуется ужасными воспоминаниями, но и трепещет от предчувствия будущего возмездия. Человек погружается в иррациональную стихию отчужденности со своей совестью, которая оказывается в непримиримом и драматическом противоречии с ним самим.

Апостол Павел, проповедуя благую весть о спасении, указывает на живущий в человеческой природе грех как на причину, порождающую беззаконные и злые дела, и призывает человека к покаянию и освящению в вере во Христа. Христос освятил человеческую природу и все ее силы и способности, включая и совесть. Освящение каждого конкретного человека Христос осуществляет в жизни Церкви. Главными средствами освящения совести являются вера во Христа, участие в святых таинствах Церкви и личный подвиг духовно-нравственной жизни. Освященная и чистая совесть является проводником Божественной благодати в душе человека; она становится надежной гарантией того, что человек находится в общении с Богом и в мире с самим собой.

В благодатном освящении нуждается совесть всякого человека, в том числе и такая совесть, которая от природы является сверхчувствительной. Сверхчувствительная совесть обладает чрезвычайной разборчивостью и склонна применять этические нормы очень детально и скрупулезно. Такая совесть содержит в себе ярко выраженное законническое понимание этики. Человек со сверхчувствительной совестью склонен уделять большое внимание самым незначительным поступкам и событиям в своем поведении и межличностном общении. Они заслоняют от него главные цели в жизни и лишают той необходимой целеустремленности, которая должна вести к обожению. Но самое опасное здесь то, что очень чуткая от природы совесть может иметь тенденцию быть мнительной. Люди с мнительной совестью склонны предаваться печали и малодушию после самых незначительных и маловажных ошибок. Более того, мнительная совесть может проявлять недоверие к спасительным таинствам Исповеди и Евхаристии, что делает ее бесчувственной к действенному восприятию благодати. Следовательно, сверхчувствительная и мнительная совесть нуждается в той подлинной свободе, которая дарована человеку во Христе и которая достигается при содействии освящающей Божественной благодати.

Значение христианского воспитания совести состоит в том, что свобода, достоинство, авторитет и обязывающая сила совести становятся реальной гарантией того, что жизнь человека соединена с Богом и осуществляется по закону Христову.

Понятие долга возникает и формируется в опыте повседневной жизни. Быть перед кем-то в долгу означает определенное внутреннее требование. Таким требованием может быть уплата материального долга или оказание взаимной услуги. Заплатить долг — значит, ответить благодеянием тому, кто в нужный момент оказал помощь или был в чем-то полезен. С этой точки зрения долг есть эквивалент добра, которым по закону справедливости оплачивается всякое благодеяние. Понятие долга теснейшим образом связано с понятиями достоинства и блага, являющимися важнейшими категориями этики. Эта связь прослеживается в каждом конкретном поступке, подлежащем нравственному анализу и оценке, и может быть выражена в следующих положениях.

Достойный поступок есть тот, который совершается во имя долга. Верность в соблюдении долга есть добродетель, достойная человека. Соблюдение долга есть всеобщее условие быть достойным блага.

В свете основных положений деонтологии благо и достоинство личности являются не внешними и случайными условиями ее бытия, а глубокими внутренними характеристиками личности, состоянием, достигнутым в результате правильной ценностной ориентации и нравственного выбора, осуществившихся в соответствии с идеальной установкой нравственного сознания.

В Священном Писании понятие должного предстает в двух аспектах: метафизическом и нравственном. В метафизическом аспекте понятие должного воспринимается в значении Божественных предначертаний о человеке и мире. Уже первому человеку дана была заповедь, устанавливавшая точное различие между понятиями должного и недолжного. Ветхий Завет представляет собой историю несовершеннолетнего человечества, нуждавшегося в Божественном наставлении не только относительно того-то следует считать должным, но и относительно указаний, что должно произойти. Центральным моментом во всей истории Божественного Домостроительства становится прощение согрешившего человека и его оправдание во Христе. Прощение человека Богом есть дар не меньший, чем дар бытия. Таким образом, в метафизическом смысле человек дважды становится должником перед Богом: в акте творения, когда получает дар бытия, и в Искуплении, когда получает дар прощения. Святой апостол Павел, говоря об Искуплении, использует взятый им из античной жизни яркий и впечатляющий образ: раб, выкупленный на свободу дорогой ценой (I Кор. 7:23), должен дорожить своей свободой, чтобы оправдать свое Искупление. Соответственно этому пониманию оправдания исполнением долга являются стремление человека к свободе от греха и достижение заповеданных Богом нравственного совершенства и святости.

Метафизический аспект в трактовке понятия должного может быть истолкован также и в том смысле, что каждый человек должен исполнить в жизни определенную миссию. Метафизическим основанием жизненного предназначения всякого человека является миссия Христа, пришедшего в мир исполнить дело пославшего Его Отца. По примеру Христову каждый человек должен исполнить в своей жизни предназначенное ему служение, которое, помимо своего ближайшего и конкретного смысла, заключает в себе определенный метафизический смысл.

Кант, исходя из принципа автономии морали, склонен видеть везде долг человека только перед самим собой. Например, тенденция к разрушению прекрасного в природе противна долгу человека перед самим собой. Насильственное и жестокое обращение с животными еще более противно долгу человека перед самим собой, так как при этом притупляется сочувствие человека к страданиям, что необходимо иметь в отношении с людьми. Даже благодарность за долголетнюю работу старой лошади или за длительную службу собаки есть косвенно долг человека по отношению к этим животным, но непосредственно эта благодарность есть долг человека перед самим собой.

Величайшее нарушение долга перед самим собой — противопоставлять истине ложь. Всякая преднамеренная неправда есть ложь, потому что человек в этом случае лицемерит в отношении внутреннего преклонения перед истиной. Первым преступлением человека, о котором говорит Библия, была ложь. Человек, не поступающий по истине, теряет свое нравственное достоинство. Ложь может быть внешней и внутренней. Внешняя ложь делает человека предметом презрения в глазах других. Внутренняя ложь делает человека предметом презрения в его собственных глазах. Ложь оскорбляет достоинство человека, поскольку является нарушением долга в отношении к честности. Человек, который не верит тому, что сам говорит другому, унижает и попирает достоинство в самом себе.

Согласно Канту, необходимость соответствия поступка во всех обстоятельствах требованиям нравственного закона есть общий долг человека по отношению к самому себе.

Учение Канта о нравственном долге отличается четкостью и категоричностью. Нельзя совершенно отрицать глубокую этическую ценность всей его деонтологии. Но при этом понятие долга у него выступает как понятие о каком-то принуждении, которое неизвестно кем и неизвестно для чего санкционировано. Это принуждение может быть внешним принуждением или самопринуждением, но в любом случае предполагается принуждение свободной воли со стороны нравственного закона. Согласно Канту, человек следует велениям долга исключительно из уважения к собственному достоинству и требованиям нравственного закона. Предпринятое Кантом обоснование нравственного долга не проведено им с исчерпывающей убедительностью и полнотой. В действительности свое конечное обоснование нравственный долг находит не в рациональном теоретическом знании и не в принципах, сформулированных человеком для самого себя, а в той идеальной установке сознания, в свете которой он способен постичь безусловные требования абсолютной и высшей правды. Религиозный человек следует велениям долга не ради утверждения собственного достоинства, которое вне Божественной благодати не имеет точных критериев и гарантий, а ради исполнения воли Божией, которая в этих велениях выражена и которая ведет личность к внутреннему оправданию ее достоинства перед Богом. Полагая идею долга в жесткие рамки интеллектуального процесса и игнорируя при этом внутренний религиозный опыт, Кант, по словам И.О. Лосского, обеднил мир и чудовищно обеднил понятие Бога.

• Видение нравственного идеала.
• Осознание его как ценности.
• Желание его достижения ради высшего блага.
• Решимость в осуществлении желаемой цели.

Все эти элементы формируют понятие долга в условиях естественной нравственности, где речь идет о конечных и относительных идеалах.

В жизни Церкви человеку открывается идеал безграничного совершенства. Учение Церкви создает основу для более углубленного понимания нравственного идеала и путей для его осуществления. Требования нравственного совершенства кажутся подчас безмерными и даже нереальными с точки зрения условий затемненного грехом бытия. Однако даруемая в жизни Церкви сверхъестественная благодать сообщает человеку творческие силы, дающие возможность нравственного усовершенствования. Сознание долга нравственного совершенства есть вызов ветхому человеку, коснеющему в безответственности и инертности. Когда нравственный идеал открыт, сознание долга не допускает никакого оправдания для уклонения от цели его достижения под предлогом обстоятельств или “запросов природы.” Стремление к идеалу становится необходимой потребностью, потому что оно является не чем иным, как жизненным предназначением каждого человека.

Обязанность, как и долг, является санкцией нравственного закона. Требования нравственного закона носят императивный характер. Человек не может не сознавать, что написанный в его сердце нравственный закон объективно справедлив и требует выполнения. Необходимость выполнения нравственных требований осознается человеком как нравственная обязанность. С точки зрения структуры своего содержания, обязанность включает три важнейшие компонента.

• Осознание требований нравственного закона.
• Уважение к требованиям нравственного закона.
• Внутреннее самопринуждение к выполнению требований нравственного закона.

Главным из этих трех компонентов является самопринуждение к выполнению требований нравственного закона, поскольку именно оно придает обязанности внутреннюю силу и ценность. Сознание обязанности объединяет нравственные силы личности и направляет их к выполнению конкретной задачи, стоящей перед человеком в данный момент и в данной ситуации. Как важнейшее проявление нравственного сознания, обязанность ведет человека к деятельному осуществлению добра и к нравственному совершенству.

Отмеченное выше положение, что обязанность так же, как и долг, является санкцией нравственного закона, ставит естественный вопрос о том, какое принципиальное различие имеется между понятиями долга и обязанности. На первый взгляд долг и обязанность, как два вида нравственного сознания, представляются настолько тождественными, что трудно уловить грань, разделяющую эти понятия. Однако в действительности реальное различие между долгом и обязанностью существует. Долг всегда предполагает необходимость расплатиться за какое-либо благодеяние. Нравственное сознание в этом случае напоминает о том, что за оказанное благодеяние нужно ответить взаимным благодеянием, услугой или пожертвованием. Например, исполнить нравственный долг перед Отечеством — значит заплатить ему верностью за те блага, в которых выражается забота Отечества о гражданском благосостоянии. Исполнение нравственной обязанности осуществляется в принципиально иной ситуации. Здесь уже не идет речь о какой-то моральной компенсации в отношении субъекта, требующего исполнения обязанности. Например, оказание милости нищему или страннику, встреча с которыми в силу своего эпизодического характера исключает конкретный долг, который может быть основан лишь на истории прежних взаимоотношений, является продиктованным исключительно сознанием нравственной обязанности. Нравственный долг в этой ситуации, строго говоря, исключен. О долге здесь можно говорить не в нравственном, а лишь в метафизическом аспекте, в том смысле, что все люди, как писал Достоевский, находятся в страшном долгу у Бога и что поэтому нужно стремиться совершать добрые дела.

Помимо нравственных обязанностей, диктуемых требованиями нравственного закона, жизнь налагает на человека различные служебные, семейные и общественные обязанности. Выполнение всего комплекса обязанностей может вызывать затруднения в виде так называемых коллизий обязанностей.

Коллизия обязанностей имеет место в такой ситуации, когда человек стоит перед необходимостью выполнить две или несколько обязанностей, в то время как реальная возможность позволяет выполнить лишь одну из них в ущерб другим. Отсюда следует, что каждый человек должен стремиться к тому, чтобы по возможности не допускать подобных ситуаций. Но если такие ситуации все же встречаются по воле независящих от человека обстоятельств, требуется правильная нравственная ориентация, чтобы суметь отличить главные, высшие или непосредственные обязанности от обязанностей, которые следует считать второстепенными. Следует также иметь в виду, что могут случаться не только реальные, но и мнимые коллизии обязанностей. Мнимые коллизии случаются тогда, когда место истинных нравственных ценностей заступают мнимые ценности, например, честолюбие вместо чести или высокомерие вместо достоинства. Здесь также требуется быть предельно точным, чтобы уметь отличить истинные нравственные ценности от мнимых и ложных ценностей.

Нравственная ответственность — это внутренняя отчетность человека за все то, что происходит в области его влечений, выборов и конкретных поступков..

Нравственная ответственность является одной из важнейших форм нравственного сознания. В процессе развития и формирования личности нравственная ответственность является не чем иным, как диалогическим отношением личности к самой себе, к путям и способам реализации своей свободы. Чем большим нравственным доверием и авторитетом облечен человек, тем выше степень налагаемой на него ответственности. Основной смысл нравственной ответственности заключается в самоотчете личности за реализацию ее возможностей и свободы. Сознание ответственности ограждает личность от совершения бесчестных, недолжных и недостойных поступков и подчиняет ее требованиям чести, долга и совести. Отсюда следует, что сознание ответственности самым существенным образом связано с понятиями достоинства и свободы. Чем глубже укоренены в личности эти нравственные понятия, тем сильнее они влияют на степень ее нравственной ответственности.

Как категория нравственного сознания, ответственность представляет собой весьма специфичный и сложный аспект нравственной феноменологии личности. В содержание понятия нравственной ответственности входят следующие компоненты.

Осознание человеком своего “я” в свободе его нравственного выбора. Оценка нравственного выбора с точки зрения понятий достоинства и свободы. Определение степени ценности совершенного поступка. Переживание нравственных последствий своего поступка в виде одобрения или порицания со стороны совести.

Глубина нравственной ответственности в каждом конкретном случае зависит от значимости переживаемой личностью ситуации и роли и места личности в ней. В целом же сознание нравственной ответственности, как и всех других форм нравственного сознания, возрастает и формируется в процессе развития и становления личности.

Бог призывает человека к ответственному отношению к жизни. Все, что осуществляется человеком в плане ценностной ориентации и в области нравственного выбора, в сфере межличностного общения и в стихии свободной творческой деятельности, — все это предполагает его нравственную ответственность. Призыв Адама к ответу перед Творцом является библейским прообразом всеобщей человеческой ответственности за всякое свободно и сознательно допускаемое личное зло. В евангельских притчах Христа Спасителя содержится призыв к личной нравственной ответственности и особенно глубоко подчеркивается мысль об ответственности человека за свою эсхатологическую судьбу, которая всецело определяется его этическим отношением к жизни, к окружающим людям и к собственному религиозно-нравственному предназначению. Вместе с потерей религиозной веры современный человек все в более значительной степени подвержен утрате сознания нравственной ответственности.

Все это, однако, не означает, что нравственно безответственные натуры всегда равнодушны к суждениям о них со стороны окружающей их ближайшей среды. Здесь, несмотря на свою подверженность безотчетному стремлению к эгоизму, чувственности и потребительству, они, за редким исключением примеров откровенного цинизма, стараются показать себя с лучшей нравственной стороны.

Прямую противоположность этим натурам составляют люди, в жизни которых сознание их личной ответственности имеет фундаментальное этическое значение. Это люди высоких нравственных принципов и долга, отдающие себе отчет в своей внутренней личной свободе и в своем творческом отношении к жизни как к дару Творца. По мысли архимандрита Киприана, человек в метафизическом аспекте предстает как Ответ на Зиждительное Слово, Которым он призывается к обладанию бытием. В реальной жизненной ситуации Бог посредством нравственного сознания призывает всякого человека к ответственному отношению к нравственным выборам и поступкам, подобно тому как Он в раю потребовал от Адама ответа за нарушение заповеди, устанавливавшей точные границы между недолжным и должным. В отличие от нравственно безответственных натур человек с высоким сознанием нравственной ответственности готов честно и искренно признать свою вину за неправильный нравственный выбор, выразить сожаление и раскаяние в своих заблуждениях и увлечениях, исправить допущенные просчеты и ошибки, ставя на первое место не свой личный авторитет, а требования чести и долга.

С другой стороны, достижения психологии, вскрывшей глубину, богатство и многообразие форм в характере человеческого поведения, также выдвигают настоятельную необходимость более углубленного изучения принципов, определяющих личную ответственность человека в каждом конкретном случае.

Проблема личной ответственности предполагает принципиально важный вопрос: может ли, вообще, каждый человек выполнить предъявляемые к нему нравственные требования или индивидуальные человеческие возможности настолько различны и непохожи, что нельзя ждать от всех людей этически безупречного поведения?

Каждый человек открыт для осуществления добра и нравственного совершенства в своей личной жизни и поэтому несет ответственность в той мере, в какой он еще не достиг совершенства и святости и не вступил в область духовно преображенного бытия. Отсюда следует, что степень личной виновности или невиновности за каждый совершенный поступок зависит от ценности этого поступка по отношению к общей и абсолютной цели человеческого предназначения.

Сознание ответственности сопровождает человека на всех этапах его нравственного самоопределения: в момент нравственного выбора, в момент совершения задуманного деяния и в момент осмысления результатов совершенного поступка. Принципиально важное значение здесь имеет момент нравственного выбора какого-либо мотива, помысла, влечения, ценности, потребности, идеи или теории, которые способны оказывать фундаментальное влияние не только на нравственные, но и на мировоззренческие устои личности и тем самым существенно определять процесс ее созидания и формирования либо, наоборот, процесс ее обеднения, дестабилизации и распада. С этой точки зрения, сознание ответственности является важнейшим фактором, противостоящим энтропийным процессам, то есть процессам распада как на уровне структуры отдельной человеческой личности, так и на уровне общественной структуры и вообще вселенского бытия. Выбор человеком определенной мировоззренческой установки предполагает особенно высокую степень его личной нравственной ответственности. Если, например, какая-либо отвлеченная идея в ее фанатическом восприятии ставится выше интересов достоинства и блага конкретных людей, обреченных на унижения или жертвы ради торжества провозглашенного принципа, то правильная мировоззренческая ориентация, основанная на высшей и объективной истине, должна вести к утверждению в человеческой жизни нравственных начал добра, справедливости и свободы, лежащих в основе установленного Богом порядка личного и общественного бытия. Не что иное, как, в первую очередь, сознание ответственности перед Богом и перед людьми, перед окружающим миром и перед совестью способно удержать человека от нарушения требований нравственного закона. На огромное и чрезвычайно важное значение нравственной ответственности в человеческой жизни указывает тот факт, что, благодаря сознанию ответственности, большинство живущих в мире людей гарантировано от совершения самых различных нравственных преступлений. Вместе с тем, сознание ответственности является фактором, контролирующим и дисциплинирующим личность и направляющим ее силы на осуществление в личной и общественной жизни дел правды и долга, чести и нравственной доблести.

Будучи неотъемлемым даром человеческой природы, данным человеку в творении, сознание ответственности получает свое высшее оправдание в свете Божественного доверия к человеку и заключает в себе реальную предпосылку спасения человека как свободной и сознательной личности.

Представление о воздаянии коренится в человеческом опыте, в характере взаимоотношений господина и слуги: всякая верность должна быть вознаграждена, и всякая услуга требует справедливой оплаты. Однако в личной религиозной жизни бескорыстность праведника должна простираться до отказа от всякой мысли о вознаграждении. Наградой человеку должно служить сознание исполненной перед Богом правды. Именно к такому пониманию воздаяния Бог призывает всякого человека. История Божественного водительства в Ветхом и Новом Заветах представляет собой постепенный процесс воспитания народа Божьего в понимании духовного характера благ, обещанных и воздаваемых каждому человеку.

Второй момент заключается в том, что воздаяние за преступление или за добродетельный поступок отдельного человека относилось в Ветхом Завете к целой общности людей. Источником этой идеи служил характер семейных отношений, но более важной причиной было то, что Бог избрал Израиль и заключил с ним Завет именно как с избранным и святым народом, а не как с отдельными личностями. Поэтому Бог мог наказать народ за грех одного человека и дать благословение и награду за личную праведность другого человека. Очевидный пример всеобщего наказания — история падения человека. Но есть много других подтверждений. Убийство, совершенное Каином, вызвало умножение беззаконий во всем его роде. Даже царь Давид своим прегрешением обрек своего сына, родившегося от незаконного союза, на смерть и свой царский род на беспрерывные войны и бедствия (2 Цар. 12:7-14). Не только ближайшие потомки, но даже целый род может быть наказан за грех одного из его представителей. Классическое изречение о наказании, отмеренном Богом заведомо неповинным потомкам грешников, мы находим в книге Исход; тем более Его милость и прощение простираются на тысячи родов (Исх. 34:7).

Таким образом, понимание наград и наказаний в Ветхом Завете сводилось, главным образом, к благословениям в земной жизни и относилось больше к целому народу, чем к отдельной человеческой личности.

В Новом Завете участие Сына Божьего в судьбе согрешившего и падшего человека, явленное через тайну Его Воплощения, спасительной смерти и Воскресения, навсегда изменило человеческое представление о воздаянии Божием. С этого момента воздаяние немыслимо вне отношения человека к вере во Христа и принятая оправдывающей и освящающей благодати. По своему смыслу и содержанию воздаяние определяется степенью причастности человеческой личности ко Христу, в Котором человек получает оправдание, полноту благ и вечную жизнь.

Временное наказание за грех является более очевидной формой воздаяния в плане земной человеческой жизни. Святой апостол Павел объяснял частые болезни и смерть коринфян как наказание за непочтительное и эгоистическое поведение на вечери Господней. Он также предостерегал христиан против ложного религиозного поклонения, напоминая о внезапных наказаниях, посылавшихся идолопоклонникам в Ветхом Завете.

Примеры воздаяния в Священном Писании Нового Завета указывают на то, что награда и наказание должны пониматься как принятие или отвержение спасительной благодати. Христос не обещал Своим последователям счастья в земной жизни. Напротив, Он предсказал, что Его учеников ожидают скорби и трудности и что путь, ведущий в вечную жизнь, встречает много соблазнов и препятствий. Однако верность в следовании Христу и осуществление в жизни нравственных начал добра и правды ведут человека к принятию спасительной Божественной благодати. Пребывание в благодати составляет источник самой большой и глубокой радости и является, с одной стороны, естественным результатом личной веры и праведности, с другой стороны, объективным воздаянием за их осуществление в жизни. Наконец, особенно важно подчеркнуть, что следование Христу и пребывание в благодати должны восприниматься как реальность, имеющая объективно бескорыстный характер и, более того, требующая личного самоотречения и самоотвержения. Христос призывает всех к нравственному совершенству, к делам милосердия и любви, которые каждый человек должен совершать “не ожидая ничего” (Лк. 6:35): наградой для него должно быть восхождение к богоподобию, совершенству и святости. Аксиологический и онтологический аспекты здесь совпадают: достигая подлинного нравственного достоинства, человек открывает себя для неисчерпаемой полноты бытия.

Ни один из аспектов нравственного сознания не имеет, пожалуй, такого глубокого мировоззренческого значения, как проблема личного воздаяния. Предполагается, что воздаяние предопределено самой онтологической структурой бытия в отношении к каждому человеку соответственно его достоинству и заслугам. По внутреннему свидетельству нашего нравственного сознания, каждый человек заслуживает воздаяние за совершенное в жизни добро и зло. Согласно этой нравственной аксиоме, всякое добро должно быть вознаграждено и всякое зло и несправедливость должны влечь за собой возмездие. Но если страдают праведники, а беззаконники и грешники благоденствуют, то этот факт открывает в теме воздаяния новую грань, за которой усматривается эсхатологический смысл.

Бог создал человека и предопределил структуру его бытия для осуществления главной и конечной цели, какой является достижение обожения и святости. В силу универсальности онтологической структуры бытия время земной жизни человека, каждый его момент, в пределах которого человек способен сознательно действовать и творить добро или зло, принадлежит вечности, предвосхищающей воздаяние за каждый совершенный во времени поступок. Все совершенное человеком во времени предопределяет его участие в Божественной вечности. Всякий этически значимый поступок является не просто событием, происходящим во времени, но и новым содержанием в структуре личности, заполняющим собой ее сферу и определяющим собой ее достоинство и онтологический статус в мире. Чем достойнее совершенный поступок, тем выше нравственное достоинство личности, тем ближе она к Богу, тем надежнее ее онтологический статус в общей структуре бытия. Отсюда следует, что воздаяние представляет собой определенный онтологический принцип, построенный на соответствии или несоответствии каждого конкретного поступка и вместе с ним всей структуры личности общей структуре бытия.

Итак, в силу универсальности предопределенного Богом строя бытия личное биографическое время соотносится с вечностью, как, вообще, структура отдельной человеческой личности соотносится с общей онтологической структурой мира. Каждая личность несет в себе не только все свое настоящее, но и всю свою историю, все события своего прошлого. Все совершенное человеком в его личной жизни является его достоянием, налагает на него печать или затемненности грехом, или просветленности благодатью и определяет качество его личности, которое соотносится с качеством общей онтологической структуры бытия. При этом соответствие качества структуры нравственно сформированной личности онтологическому универсуму бытия воспринимается и переживается самой личностью как ее полнота, а несоответствие — как ее ущербность.

Переживание человеком полноты бытия, соответственно его личным добродетелям и достоинствам, или, наоборот, ущербности бытия, соответственно его личным беззакониям и злодеяниям, составляет принципиальный аспект реальности воздаяния. В итоге воздаяние определяется не чем иным, как отношением человека к конечной и абсолютной цели установленного Богом человеческого предназначения, то есть определяется степенью его нравственной сформированности, освящения и духовной преображенное.

С опытом воздаяния каждый человек встречается с детства. В рамках нравственного воспитания ребенок впервые усваивает связь, существующую между достоинством совершенного поступка и реакцией со стороны окружающей среды, которая в специфической для него форме и соответственно характеру поступка определяет воздаяние в виде какого-либо вознаграждения или наказания.

Главным элементом формирующегося в детстве сознания воздаяния за совершенные поступки является основанное на личном опыте убеждение в существовании соответствия между достойным поведением и наградой и между недостойным поступком и наказанием. Если в дальнейшей жизни нежелание считаться с этой закономерностью приводит к аморальным поступкам, за них рано или поздно приходится расплачиваться жизненными невзгодами и неудачами. Нравственная вседозволенность уступает место сознанию воздаяния, поскольку неизбежно наталкивается на этические и правовые санкции общества, предусматривающего возмездие за всякое совершенное зло (Рим. 13:1-4).

Самым существенным элементом, определяющим глубину личного сознания воздаяния, являются свидетельства Священного Писания, содержащие указания на вечную жизнь праведников и осуждение на “муку вечную” грешников (Мф. 25:46). Не следует думать, как считают рационалистически настроенные толкователи Писания, что указание на мучение грешников имеет лишь “педагогическое” значение. Вся традиция Церкви, включающая, в первую очередь, мировоззренческий и этический аспекты, утверждается на исповедании догмата Второго Пришествия Христова и грядущего Страшного Суда, на котором определится вечная участь праведников и грешников как воздаяние за совершенное ими в жизни добро или зло.

Построенные на нравственных христианских началах произведения художественной литературы, а также мировая классическая философия способны в какой-то степени оказать свое положительное нравственное влияние на формирование личного сознания воздаяния. Но самым достоверным и неоспоримым фактом, убеждающим каждого человека в неизбежности будущего воздаяния, является его личный жизненный опыт. Каждый человек причастен к этому опыту в той степени, в какой он причастен к опыту осмысления и оценки прожитой жизни. Этот опыт, наиболее глубоко осознаваемый и переживаемый в самые критические моменты жизни, нашел свое яркое изображение у Платона в его “Государстве”:

“... Кто близок к мысли о смерти, у того рождается боязнь и забота о таких предметах, о которых прежде он и не думал. Известные предания о преисподней, где порочные должны будут понести наказание за совершенные ими в течение этой жизни неправды, которые он раньше считал нелепыми, начинают беспокоить его душу... Полный сомнений и страха, он начинает размышлять и исследовать, не сделал ли он какого-нибудь зла. Тот, кто находит в своей жизни много несправедливостей, постоянно находится в страхе, и, подобно ребенку, нечаянно пробужденному от сна, трепещет, и проводит свою жизнь в скорбных предчувствиях; между тем как тот, кто не сознает за собой ничего несправедливого, всегда сопровождается радостной надеждой...”

Описанным переживаниям вины и тревоги или, напротив, радостной надежды присуще сознание воздаяния как объективной и неизбежной справедливости, которая с глубокой внутренней очевидностью, удостоверяемой религиозным сознанием, присуща высшему Божественному установлению. Как видно из приведенного фрагмента и как свидетельствует об этом накопленный человечеством нравственный опыт, предчувствие присущих человеку при жизни опасений или надежд является указанием на окончательное и полное воздаяние, ожидающее всех людей в будущем веке. По внутреннему свидетельству нашего религиозного сознания, Бог как всеведущий знает все возможности человека и мерит степень его виновности и заслуг в каждом конкретном случае. При этом нужно иметь в виду, что православная традиция дальше всего отстоит от чисто юридического понимания личного воздаяния, рассматривая творимое человеком и подлежащее воздаянию добро или зло как свободное и сознательное принятие или отвержение Божественного порядка в нравственном строе жизни. Святой апостол Павел особенно подчеркивает тот момент, что предопределенное Богом воздаяние находится тем не менее во власти самого человека: “Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое... Напротив, слава, и честь, и мир всякому, делающему доброе” (Рим. 2:9-10).

“В какой мере, — говорит преподобный Ефрем Сирин,— человек очистил свой ум, в такой мере он видит славу Бога; в какой мере он возлюбил Бога, в такой мере он радуется Его любви; в какой мере он служит Богу, в такой мере он будет удостоен чести в будущей жизни.”

Этот взгляд на воздаяние как на результат духовной преображенное ума и всего человеческого естества в подвиге деятельной и созерцательной жизни полнее всего выражает восточную православную традицию в интерпретации данного вопроса.

Таким образом, присущее каждому человеку сознание воздаяния в личной жизни, опираясь на индивидуальный и общечеловеческий нравственный опыт, может находиться на различных уровнях своего развития и по-разному проявляться в зависимости от мировоззренческих основ и жизненных ситуаций, но при этом всегда оставаться глубоко личным внутренним опытом, присущим только самой личности и имеющим только для нее одной жизненно важное значение и нравственный смысл.

Тема свободы составляет один из наиболее глубоких и ярких моментов в нравственном благовестии Церкви. Какие бы проявления человеческой личности ни подлежали рассмотрению и изучению Церкви, их этическая оценка возможна лишь тогда, когда предполагается свобода нравственного самоопределения человека. Интерпретация проблемы свободы имеет важный мировоззренческий смысл и охватывает собой глобальный аспект человеческого существования. В тайне свободы заключается объяснение нравственного смысла человеческого бытия, разгадка падения первозданного человека и судьба человека в мире. Тема свободы вплетается красной нитью в контекст всего православного христианского миросозерцания и, в первую очередь, в учение Церкви о спасении и обожении человека. Обетование Царства Божьего принадлежит тем, кто' уже здесь, на земле, вступил в новую жизнь во Христе, находится не под законом, а под благодатью и открыл себя для радости и торжества духовной свободы. В воссоздании всего строя личной жизни на началах духовной свободы восточная православная традиция видит одно из важнейших условий достижения человеком богоподобия как изначальной задачи человеческого существования.

Свобода — это способность личности к творческому становлению в границах тех возможностей, которые определены Богом. С точки зрения своего метафизического содержания, свобода является неоценимым даром Божией благости, мудрости и любви, данным человеку в его владение. Бог дает человеку свободу в его собственность, как некий источник, владея которым человек способен творчески себя раскрыть, проявить и осуществить. Хотя все в мире подчинено закону необходимости, человек, благодаря свободе, не подчинен ему окончательно. Он виновник своего становления, так как обладает свободой. В его власти изменять и направлять процесс своего формирования и развития. Он сам является причиной своего состояния. Пользуясь даром свободы, человек сообщает смысл процессу своего становления, предпочитая тот или иной закон существования. Осуществляя способность нравственной ориентации в области смыслов и ценностей, человек сознательно и свободно делает каждый нравственный выбор и созидается в процессе становления как нравственная личность. Свобода — самая глубокая нравственная основа личности, ее исключительная привилегия и неотъемлемый дар.

Задача становления человека предполагает его свободу. Как всякий дар, полученный человеком от Бога, свобода открыта для совершенствования. В сравнении с абсолютной свободой Бога человеческая свобода является неполной и несовершенной. Бог вручил человеку дар свободы как некий залог, употреблял который человек мог бы довести свою свободу до той нравственной полноты и совершенства, в которых в наибольшей степени находила бы отражение абсолютная свобода Бога. С точки зрения стоящей перед человеком задачи достижения богоподобия, необходимо и важно установить, что именно в первую очередь способно определить полноту и совершенство его свободы.

В решении поставленного вопроса нужно иметь в виду двойственность человеческой природы и человеческого существования, причастность человека двум мирам — материальному и духовному. В этой двойственности заключается экзистенциальный корень человеческой свободы, загадка самоопределения человека в плане достижения и реализации им ценности его бытия. Православная святоотеческая традиция рассматривает двойственность человеческой природы и человеческого существования как самую яркую и уникальную характеристику человека, свидетельствующую об универсальности его предназначения в общей структуре мира. У святителя Григория Богослова мы находим наиболее яркую во всей патриотической письменности интерпретацию двойственности человеческого существования.

“Бог поставляет на земле иного ангела, из разных природ составленного поклонника... Зритель видимой твари, таинник твари умосозерцаемой, человек поставлен на грани двух миров.”

Своим телом человек принадлежит земле, но своим умом человек вышел за пределы материального мира и принадлежит миру умопостигаемому, духовному.

Реальный мир — это мир, чувственно воспринимаемый, очевидный, присутствующий как данность, но в то же время, в биографических рамках каждой отдельной личности, — мир уходящий. Идеальный мир — это мир умопостигаемый, воспринимаемый как заданность и в то же время мир ожидаемый и грядущий. Смысл свободы заключается в возможности нравственной ориентации по отношению к реальному и идеальному мирам, в том, что нравственная ориентация человека в каждый отдельный миг временной жизни и в последний завершающий ее момент определяет его судьбу в вечности.

Если нравственная ориентация личности имеет постоянную тенденцию к тому, чтобы предпочитать идеальное реальному, например, предпочитать духовные ценности практическим интересам, то эту тенденцию мы можем рассматривать как стремление личности к совершенной и полной свободе. Там, где этой тенденции нет, где человек проявляет предпочтение реального идеальному, там его личная свобода еще не достигла совершенства, там могут иметь место застой духовной жизни и нравственное падение личности. Любая поставленная человеком реальная, чувственно осязаемая цель, достижению которой он отдается всем сердцем, непременно сужает его свободу. Сколь ценной ни была бы эта цель, она заставит человека рассматривать все остальное как ступень или как средство для ее достижения. От абсолютизации какой-либо реальной, утилитарной или чувственной цели до оправдания связанного с ее достижением беззакония один шаг. Только лишь ориентация личности на идеальное самоопределение, в котором выражается безусловно абсолютная воля Бога, не ограничивает свободы человека и не исключает при этом ценностей здешнего мира. В состоянии совершенной свободы человек является обладателем земных благ, но ни одна из ценностей этого мира не обладает человеком и не подавляет его свободы.

Ориентация личности на идеальное самоопределение как стремление к полноте самореализации в Боге открывает путь для совершенной и полной свободы, ибо где Дух Господень, там свобода.

В окружающем нас мире, где все, кроме человеческой личности, подчинено закону необходимости, мы тем не менее видим на всем творении творческую печать свободы Бога. Многообразие в проявлении тварных форм бытия напоминает нам о нашей личной свободе.

В живой природе мы встречаем бесконечное многообразие растительных и животных форм. Разнообразие деревьев и трав, красота и благоухание их плодов и цветов, нарядное оперение и многоголосое пение птиц, изящество форм и грациозность движений животных выражают всеобщее стремление живой твари выявить себя через свою индивидуальность. Картина резвящегося на воле дикого зверя, играющей в воде рыбы или птицы, парящей в высоком небе, заставляет нас забыть о законе необходимости и, наоборот, является для нас чем-то вроде символа свободы, возможности беспрепятственно осуществлять наши собственные желания.

Если в творческом замысле Бога все неживое выражает себя через форму, будет ли это структура или процесс, все живое выражает себя через свою индивидуальность, будет ли это растительный или животный вид, то все сознательное выражает себя через личность, или ипостась, будет ли это человеческая или ангельская природа. Оформление природы через ипостась является самым глубоким, личным и совершенным самовыражением твари. Отсюда следует, что свобода, как основа самовыявления человека, является самым безусловным и неотъемлемым свойством личности. Бог сотворил человека и даровал ему вместе с разумом свободу, благодаря которой человек способен осуществить и явить себя как личность.

Нельзя ставить проблему свободы человека исключительно в абстрактно-метафизическом смысле, то есть нельзя, например, говорить о свободе человека как о его согласии “быть” или “не быть” до того, как его еще нет. Свобода составляет нравственную, а не онтологическую основу личности, поскольку онтологической основой человека является творческое действие Бога. Таким образом, свобода представляет собой категорию не онтологического, а нравственного порядка, категорию особого экзистенциального смысла. Свобода — это самоопределение личности, но не по отношению к дихотомии “небытие — бытие,” а по отношению к дихотомии “добро — зло,” и в этом последнем самоопределении заключается основание человеческого выбора, но выбора, конечно, не бытия, а выбора состояния бытия.

Если создание человека, как его призвание из небытия в бытие, совершилось в пределах онтологического порядка и исключало человеческий выбор, то введение человека в первозданный рай, как условие его нравственного состояния, предполагало в дальнейшем человеческое самоопределение и выбор.

Возможность выбора была дана именно для того, чтобы жизнь в раю была не только даром Творца, но и личной заслугой человека. Перед человеком стояла задача утвердить себя в свободе, в которой он был создан и в которой он пребывал. В соблюдении заповеди и в послушании воле Божией человек должен был развить полученный от Бога дар свободы.

В истории Бог открывает Свою волю греховному человечеству. Он дает человеку закон и заповеди в качестве правил, необходимых для жизни. И снова, вместо того, чтобы видеть в запретах закона нравственное ограничение власти зла, человек поддавался закону греховному, психологическому закону иррационального противоборства воле Божией. Природа первородного греха и последствия Адамова непослушания привели к тому, что человеку стало свойственно сопротивляться всем вообще императивным нормам.

Христос — Новый Адам — через добровольное подчинение закону освободил человека от рабства закону. Вместо закона, который подчинял человека и осуждал, Христос даровал благодать, которая его освобождает и спасает. Сын Божий явился в мир возвестить плененным освобождение, отпустить угнетенных на свободу. Христос освободил падшего человека от греха и даровал ему подлинную свободу, в которой каждый человек открывает себя для Царства Божьего. Царство Божие—это царство торжества духовной свободы в ее совершенстве и неисчерпаемой полноте. Вхождение в Царство Божие предполагает со стороны человека предельно полную реализацию дара свободы.

Нравственная свобода — это способность личности осуществлять посредством разума господство над чувствами и желаниями.

Из приведенного определения нравственной свободы с непосредственной очевидностью следует, что в этическом смысле свобода человека есть не что иное, как его самообладание. Раскрыв понятие самообладания, мы тем самым сумеем раскрыть содержание понятия нравственной свободы.

Самообладание личности проявляется в двух связанных между собой аспектах ее бытия — природном и экзистенциальном — и предполагает осуществление человеком двух принципов формирования — аскетического и этического. Смысл аскетического принципа состоит в том, что человек как личность призван к обладанию своей духовно-телесной природой. Власть человека над природными влечениями, чувствами и желаниями достигается в реализации им принципа добровольного воздержания. Личное самосознающее “я” себя открывает, выявляет и актуально осуществляет в своей духовно-телесной природе, которая дана “я” в его обладание и является областью самореализации и самоопределения личности. Власть личного “я” над чувствами и желаниями является существенно важным аспектом в самореализации человека. Осуществление человеком аскетического принципа, выражающегося через добровольное воздержание и выявляющего должное отношение его “я” к его природному началу, составляет основное, фундаментальное, содержание нравственной свободы личности.

В зависимости от степени актуализации нравственного самоопределения человека, его свобода разделяется на три вида: формальную, реальную и идеальную.

Понятие формальной свободы вводится для обозначения состояния человека, которое характеризуется нравственной непорочностью и невинностью, когда ум человека еще не знает реальности нравственного зла и когда чувства и желания находятся в подчинении разуму. Примером пребывания человека в состоянии формальной свободы является свобода прародителей в раю и свобода детей. В состоянии формальной свободы нет антагонизма между умом, чувствами и желаниями человека. Формальная свобода открывает возможность нравственного выбора. Когда человек сознательно осуществляет нравственный выбор, его формальная свобода становится реальной свободой.

Реальная нравственная свобода — это свобода самоопределения в ситуации морального выбора. Реальная свобода характеризуется напряжением духовных сил человека, осуществляющего нравственный выбор. В состоянии реальной свободы ум находится в борьбе с помыслами, чувствами и наклонностями природы. Желая осуществить господство разума над эмоциями и влечениями, человек стремится компенсировать противоречие, возникающее между умом, чувством и волей, и подчинить чувство и волю нравственному идеалу и долгу.

Идеальная нравственная свобода характеризуется сверхъестественным харизматическим даром, доводящим реальную свободу до совершенства. Идеальная нравственная свобода — это свобода святых праведников, находящихся в обладании Божественной благодати. В состоянии идеальной свободы нравственный выбор теряет свою драматическую напряженность, человек может желать, выбирать и творить только добро, в результате чего совершение зла ни теоретически, ни практически является невозможным. Идеальная нравственная свобода — это полная свобода человека от власти греха, достигаемая духовным подвигом человека при содействии Божественной благодати.

Деление свободы на формальную, реальную и идеальную в наибольшей степени может представляться оправданным, с точки зрения библейской антропологии, рассматривающей человека в трех состояниях бытия: до падения, после падения и в новом, духовно-преображенном, состоянии. Каждой конкретной ступени нравственного самоопределения, на которую восходит обычный человек в процессе своего становления, могут быть, несомненно, присущи элементы формальной, реальной и идеальной свободы. Однако, переводя эту классификацию видов свободы в область практической нравственности, мы тем не менее не можем с достоверностью установить и утверждать, какое конкретное состояние свободы присуще в данный момент тому или иному человеку.

В поисках другой, более приемлемой, схемы модификаций свободы мы должны попытаться разложить категорию свободы на составляющие ее элементы. Это нам удастся, если мы обратим внимание на углубленный аналитический подход к оценке феномена свободы. Здесь мы должны заметить, что свобода как самоопределение личности осуществляется не в выборе между объектами, а в самосовершенствовании личности, делающей выбор. Когда свобода человека направлена на какую-либо желаемую конкретную цель, эта свобода предполагает вполне определенный выбор и является эмпирической свободой. Но если человек на основе произведенного выбора осознает выбор как акт своего самоутверждения и в этом акте открывает самого себя, то эта возможность открыть себя для самого себя является состоянием трансцендентальной свободы.

В то время как эмпирическая свобода выявляет и объясняет поведение человека, трансцендентальная свобода помогает нам постичь глубокий этический и экзистенциальный смысл нравственного самоопределения личности.

Для объяснения механизма эмпирической свободы вводится понятие “борьба мотивов.” Под мотивом имеется в виду побуждение, отвечая на которое человек должен сделать тот или иной нравственный выбор.

Побуждение возникает в сфере сознания и обладает способностью заинтересовать сознание своей привлекательностью. При этом побуждение вступает в согласие или в конфликт с доминирующими в личном сознании ценностями. Чем большей привлекательностью обладает возникшее побуждение, тем более интенсивным будет ценностное переживание.

Сознание констатирует возникшее побуждение, анализирует и оценивает ситуацию. Перед фактом возникшего мотива, представляющего собой новую ценность, сознание уясняет собственные старые ценности, пересматривает сложившуюся иерархию ценностей и оценивает достоинство пришедшего мотива. Если пришедший мотив несет в себе идейное противоречие основным принципам, идеалам и устремлениям личности, он ценностно дискредитируется и отвергается сознанием принципиально. Если же пришедший в сферу сознания мотив обладает суммой ценностно привлекательных моментов, он, заняв доминирующее положение в сфере сознания, переходит в сферу чувства и вызывает влечение и желание. Влечение возникает на основе неудовлетворенности чувства настоящим и вызывает желание, в котором планируется будущее и в котором обсуждаются пути и средства достижения желаемой цели. Последней ступенью в реализации свободы является склонение воли. Воля мобилизует силы души в направлении поставленной цели, решается на преодоление всех препятствий и проверяет общую готовность к действию.

В состоянии эмпирической свободы дается объективная возможность предпочесть тот или иной мотив, избрать то или иное решение, поступить так или иначе, но субъектом морального выбора всегда остается сам человек, его открытая для разных возможностей личность.

Детерминизм в этике — это концепция, отрицающая нравственную свободу выбора и рассматривающая нравственное поведение человека с точки зрения причинно-следственной обусловленности. Противоположностью детерминизма является индетерминизм, объявляющий безусловную независимость нравственной свободы как основного выражения личности. Проблема детерминизма и индетерминизма в этике предполагает, таким образом, существенно важный и принципиальный вопрос: что является основанием нравственного выбора — предопределенная необходимость или свобода.

Детерминисты отрицают свободу. Одни из них утверждают, что все в мире подчиняется законам Вселенной, в том числе и мораль. Зная законы, можно предсказывать явления. Если в настоящее время человеческое поведение предсказывать пока невозможно, то в будущем, когда о нем узнают больше, предсказание станет возможным. Человек поступает согласно действующим во Вселенной законам, которые направляют мировое развитие к всеобщей разумной цели. Это этика космической телеологии.

Другие детерминисты утверждают, что мораль определяется биологической эволюцией и есть результат эволюционного развития человека. Это так называемая эволюционная этика.

Некоторые детерминисты сходятся на том, что нравственный выбор определяется безотчетным стремлением человека к наслаждению и счастью. Это этика гедонизма и эвдемонизма.

Наконец, свобода выбора отрицается в глубинной психологии, предметом исследования которой стали глубинные силы личности, ее влечения и тенденции. В трактовке мотивов поведения человека глубинная психология отводит активную динамическую роль бессознательным мотивациям. Эта роль настолько значительна, что сам человек не может заранее знать, как он поступит в тот или иной момент, в той или иной ситуации.

Таким образом, с точки зрения всех детерминистских концепций, человек осуществляет нравственный выбор не свободно, а под воздействием определенных космологических, биологических и психологических законов, которые господствуют над человеком и определяют его нравственное поведение.

Детерминисты могут сказать, что человек считает себя свободным лишь потому, что он сознает срои желания и свои действия, но причины, которые их вызвали, он не сознает. Например, в ситуации выбора человек избирает ту цель действия, для которой разница между суммой привлекательных моментов и суммой неприятностей будет максимальной, но при этом он может забывать о том, что есть определенные природные и культурные факторы, которыми обусловлена ценность избираемой им цели. Следовательно, его выбор не является внутренне свободным, а предопределен внешними условиями.

В индетерминизме личность свободна, во-первых, от предопределения природой, во-вторых, от предопределения условиями среды и, в-третьих, от собственного прошлого. В свободе личности открывается глубина, богатство и динамика ее многообразных проявлений, которые нельзя вывести ни из каких причинно-следственных предпосылок, до конца объяснить и тем более предвидеть и предсказать. На основе творческого самоопределения личности формируется структура личности, осуществляется процесс ее самовыявления и самоосуществления.

В православном богословии интерпретация нравственного выбора в равной степени свободна от крайностей как детерминизма, так и индетерминизма. Православное богословие признает объективное значение природных и культурных факторов в нравственном выборе человека, но при этом оно воздерживается от преувеличения роли внешних детерминант в процессе формирования личности. Если детерминизм имеет в виду преимущественно эмпирический аспект человеческой свободы, то в индетерминизме подчеркивается ее трансцендентальный аспект.

Личность человека есть структура устойчивая, самобытная и оригинальная, но, вместе с тем, структура динамичная, открытая для выбора и осуществления различных возможностей, структура, всегда находящаяся в процессе развития и совершенствования. Становление личности совершается в диалектическом единстве внешней обусловленности и внутренней свободы, причем основной тенденцией в становлении личности является ее восхождение в направлении от эмпирической свободы к свободе трансцендентальной.

С тайной свободы, как способности разумной твари к самоопределению, в православном христианском сознании и учении связывается проблема происхождения зла.

Правильное понимание отношений между свободой сотворенных существ и благостью Бога поможет нам пролить свет на эту проблему.

Благость Бога является причиной происхождения мира и человека. Исключительно по Своей благости и абсолютно свободно Бог из небытия привел в бытие весь мир, чтобы созданная Им тварь была причастна к благости бытия. Творение есть основной принцип отношения Бога к миру. В творении вся тварь связана с Творцом посредством Его созидательных творческих сил, то есть Его действий, или энергий. Поэтому ничто тварное и конечное не может выйти за онтологическую грань абсолютной и беспредельной благости Бога. Никакая разумная тварь не способна покинуть пределы бытия и обратиться в ничто. Связь твари с Творцом посредством творческих энергий Бога выявляет самую глубокую и интимную основу существования мира, ноуменальный аспект его бытия.

Человек призван к тому, чтобы стать причастником Божией благости. Он должен самоопределиться, то есть направить свои творческие силы на то, чтобы участвовать в действиях Бога, необходимых для его блага, и таким образом определить процесс формирования и созидания своей личности. Отказ от участия в действиях Бога означает отказ от собственного совершенства и есть зло. Следовательно, зло возникает не в бытии, а в его “надстройке,” которая осуществляется самой тварью и которая определяет феноменальный лик бытия.

Бытие в своем ноуменальном существовании не знает зла. В сотворенном Богом мире нет зла, нет его и в сотворенной природе свободно-разумных существ. Источник зла не в бытии, а в его проявлении, не в природе, а в ее состоянии. В мире, где все подчинено закону становления, бытие твари нужно рассматривать не как неподвижное, статичное существование., а как свободный процесс, имеющий определенную направленность и придающий существованию разумной твари характер творческого самовыявления, определяющего ее феноменальный лик.

Таким образом, бытие разделяется на два аспекта — ноуменальный и феноменальный. В ноуменальном аспекте весь сотворенный Богом мир является прекрасным, но в своем феноменальном лике, в своем свободном самовыявлении он обезображен собственным злом и находится под его неприглядным покровом. Зло представляет собой категорию не онтологического, а феноменологического порядка. Зло следует понимать как поврежденное, ущербное и неполноценное состояние твари.

Не следует думать, что состояние — это некая несущественная, эфемерная и ничтожно малозначимая “надстройка” в сравнении с бытием, к которому оно относится. Напротив, состояние является самой основной и существенной характеристикой бытия. В повседневной жизни мы никогда не обращаем внимания на бытие, но всегда наблюдаем за его состоянием, потому что бытие не нуждается в том, чтобы за ним следить; оно всегда с нами, оно неотъемлемо от нас, и мы причастны к нему в каждое мгновение времени. Но то, что касается состояния бытия, это такая реальность, которая способна вознести человека на вершину переживания блага и ввергнуть его в бездну страданий и отчаяния. Все то, что позволяет человеку увидеть благолепие мира или заставить его содрогаться перед ужасами жизни, переживать радость бытия или чувствовать горечь и безысходный трагизм человеческого существования, — все это открывается нам как различные состояния бытия. Не только жизнь, но и смерть, причем в еще более обостренной форме, выявляет огромное многообразие состояний бытия, его светлых и радостных и его ужасных и темных сторон.

Итак, в своем феноменальном аспекте бытие, как свободный процесс существования твари, должно иметь определенную направленность, выражающую самоопределение твари по отношению к Богу как источнику блага. Смысл феноменального бытия твари должен состоять в том, чтобы сделать бытие процессом свободного участия твари в действиях Святой Троицы, изливающей благо на весь видимый и невидимый мир. В стремлении к Богу тварь должна стать причастной благу во всей доступной ей полноте и, вместе с тем, должна осознать свое онтологическое место в общей иерархии бытия. При этом выбор блага следует рассматривать как проявление эмпирической свободы твари, а осознание тварью своего онтологического места в мире — как проявление ее трансцендентальной свободы.

В отличие от свободы ангелов, свобода человека осуществилась в направлении от эмпирической свободы к трансцендентальной. Сначала Адам и Ева осуществили эмпирический выбор — вкусили запретный плод, реализовав тем самым эмпирическую свободу, а затем увидели, что они “наги,” то есть осознали себя и свою тварность и впервые пережили состояние трансцендентальной свободы. Осознание Адамом своей наготы не является злом, злом явился его эмпирический выбор. Отсюда следует, что в грехе Адама была поражена не трансцендентальная свобода человека, то есть не принципиальная осознанная возможность обращения к Богу, а только лишь эмпирическая свобода, то есть свобода конкретного нравственного выбора. В результате Адамова преступления эмпирически человеческая воля стаяла склонной к проявлению зла, в то время как “теоретическая” сознательная воля человека, то есть его трансцендентальная свобода, стремится оказывать противодействие соблазну зла, “закону греховному.” В падении Адама и в грехе его потомков зло проявилось в нравственной дезориентации человека. Эмпирическая воля отступила от того, что выше ее, и обратилась к тому, что ниже ее, причем злом явилось не то, к чему она обратилась, а злом явилось самое обращение, в котором заключался отказ от совершенствования данной Богом свободы. Однако, благодаря контролю со стороны трансцендентальной свободы, эмпирическая свобода человека способна направляться в сторону добра, совершенствоваться и достигать той идеальной полноты, для которой человек был сотворен Богом и для которой он был искуплен Христом. Таким образом, свободное человеческое действие открывает бесконечную глубину премудрости и благости Бога, Который сотворил человека свободным.

Стремление человека к свободе самоопределения составляет основную черту существования личности в новое время. Современный человек не желает признавать никаких нравственных ограничений в выборе своих потребностей и желаний. Часто, находясь в обладании темных влечений и страстей, он видит едва ли не главный смысл своего существования в чувственных наслаждениях. Даже интеллектуальные и эстетические потребности человека, отражаясь в обращенности к произведениям художественной литературы и искусства, содержат в той или иной степени соблазн увлечения плотскими и чувственными переживаниями. Преступая границы нравственно недозволенного и недолжного, человек теряет дар духовной свободы, становится рабом страстей и, погружаясь в стихию ничтожных и жалких удовольствий беспечной и невоздержной плоти, как бы торжествует и празднует свое падение и изгнание из первозданного рая.

С момента Адамова преступления на протяжении всей человеческой истории пребывание человечества в состоянии греха всегда означало потерю им духовной свободы.

Христианство явилось в мир как благая весть о возвращении человеку духовной свободы через преодоление гибельных последствий греха. Божественная благодать, дарованная для новой жизни во Христе, освободив человека от власти страстей, вывела его из тьмы омраченного и отравленного грехом бытия. Призванное быть светом мира и солью земли христианство с самого появления подчеркнуло свою исключительность как качественно нового нравственного порядка в свободе, отличив себя от лежащего во зле прелюбодейного и грешного мира. Ибо во всех вещах и во всей природе, во всей зримой твари и во всех человеческих судьбах, во всех произведениях творчества и во всех человеческих личностях христианство увидело печать греха, осуждения и смерти.

В тоске человека по избавлению от уз греха и господства смерти слышится чаяние духовной свободы. Христианство видит несвободу и несовершенство нашего человеческого мира, но знает и исповедует, что наступит его конечное освобождение, обновление и преображение. Надежда христианства, устремленная в будущее, проистекает из факта Воскресения Христа, Его победы над смертью и мировым злом вообще. Эта надежда предвосхищает преодоление всего того, что принадлежит царству греха и смерти как в личном, биографическом, так и в мировом, общечеловеческом, плане.

С момента Воскресения Христова для человека открыта благодатная возможность обрести себя в духовной свободе для приобщения к идеальной полноте бытия.

Призывая человека к свободе от греха, христианство подчеркнуло не социальный, а нравственный аспект человеческой свободы. Стремление человека к нравственному самоопределению означает поэтому выбор одного из двух возможных путей: либо погружение в стихию страстей, беспечности и безответственности, порабощающих, опустошающих, томящих и разрушающих личность, либо обращение к вере во Христа, преображающей и обновляющей человека и придающей оправдание и смысл процессу его свободного формирования. Любая ошибка в нравственном выборе, осуществляемом на протяжении всей человеческой жизни, ведет к утрате духовной свободы. При этом ошибка в выборе должна пониматься в собственном смысле как грех, а утрата духовной свободы должна расцениваться как его следствие.

В отличие от многих современных теоретиков религии, пытающихся найти для греха оправдание и подчеркнуть его несерьезность, Библия очень строго относится к греху, рассматривая его как подлинную трагедию в жизни человека и всего мира. История человечества открывается в Священном Писании рассказом о грехопадении первых людей. Войдя в мир, грех распространяется на все человечество, жизнь которого приобретает все более ущербный характер, едва не прерываясь при потопе, являющемся грозным прообразом эсхатологического будущего. В дальнейшем проповедь пророков в Ветхом Завете в значительной своей части состоит из обличений грехов народа и его отдельных представителей. Священное Писание связывает грех с проявлением всех нравственных и онтологических аномалий в жизни мира и в жизни отдельного человека. В грехе заключается причина отчуждения человека от Бога как единственного источника жизни. Без Бога человек становится обреченным грешником, не способным спасти себя и обрести истинное благо и вечную жизнь.

Несправедливость по отношению к человеку является покушением на бесконечно бескорыстную благость Божию. Это видно из истории царя Давида, который "пренебрег слово Господа, сделав злое пред очами Его” (2 Цар. 12:9). Царь думал, что его поступок с человеком, и даже не израильтянином, не является тяжелым грехом перед Богом. Он не ожидал, что Бог отождествляет Свое дело с судьбой каждого человека. Священное Писание нам говорит, что всякая несправедливость в отношении к человеку является грехом против Бога, ибо Бог проявляет Свое участие в жизни каждого человека.

Сокрытая глубина иррациональной и темной силы греха открывается во всей своей драматической подлинности в событиях Нового Завета, заключающих в себе непостижимую тайну искупительной смерти Господа Иисуса Христа, берущего на Себя грех мира (Ин. 1:29). Сын Божий в Своем Воплощении пришел в область омраченного и отравленного человеческим грехом бытия. Повествования Евангелий с самого начала представляют нам Господа Иисуса Христа среди грешников. Подобно пророкам, Христос обличал грехи Своих современников, и прежде всего тех, кто считал себя праведником, но чье сердце было полно “злых помыслов” (Мк. 7:21). Своим учением и делами Христос являет Свое непримиримое отношение к греху, над которым Он торжествует победу на протяжении всего Своего служения и непреодолимую и смертоносную силу которого Он сокрушает во время Своих искупительных страданий. Как победитель греха, Христос имеет власть прощать грехи людей, принимая обращения кающихся грешников и благословляя их намерения начать новую жизнь. Передав миссию Своего служения апостолам и через них пастырям Церкви, Христос вручил им власть прощать грехи людей, которые отныне в благодатной и живоносной стихии Церкви становятся наследниками Царства Божьего. Согласно святому апостолу Павлу, победа Христа над грехом распространяется на все человечество и на каждого конкретного человека, получающего оправдание через веру во Христа и святое крещение и становящегося “новым творением” (2 Кор. 5:17), изъятым из-под власти греха.

Таким образом, Священное Писание рассматривает грех как ущербность и аномалию, происходящую в результате отпадения человека от Бога и противостоящую идеальной норме сотворенного Богом бытия. Однако преодоленный Сыном Божиим в миссии Его Пришествия в мир грех подлежит исключению и искоренению из человеческой жизни. С этого момента виновный, падший и грешный человек через воссоздание во Христе становится изъятым из-под власти греха и достигает состояния духовной свободы, являющейся гарантией его приобщения к идеальной полноте бытия.

Как сложное и многоликое явление, грех человека представляет совокупность трех основных компонентов: ошибку в плане ценностной ориентации, нарушение нормы в плане нравственного поведения и отклонение от цели в плане Божественного предназначения.

В плане ценностной ориентации грех состоит в обращенности человека к мнимому благу. Опасность мнимого блага заключается в его способности обладать привлекательностью. В природе, в духовно не преображенном человеческом творчестве и в межличностных отношениях нередко обнаруживается закон обратного соотношения между внешней привлекательностью какого-либо явления и его внутренней ценностью. Привлекательность есть соблазн, таящий в себе силу ввести в заблуждение. В пожелании мнимого блага содержится отказ от истинного блага. Всякий раз, когда мнимое благо оборачивается к человеку своим действительным ликом и обнаруживает таящееся в себе зло, человек начинает понимать, что допустил ошибку в плане ценностной ориентации.

В плане нравственного поведения грехом является нарушение нравственных норм. Поскольку человек является носителем природного, нравственного и религиозного начал, основное содержание и сущность греха заключаются в нарушении норм, определяющих отношение человека к природной жизни, к окружающим людям и к Богу, и проявляются, во-первых, в чувственном эгоизме плоти, во-вторых, во враждебности к человеку и, в-третьих, в отступлении от обожающей Божественной благодати Святой Троицы.

Отклонение человека от цели, в плане его истинного и вечного предназначения, представляет собой наиболее универсальный и значимый аспект греха. Последствия Адамова греха не замедлили проявиться в природе человека, которому на пути к своему предназначению, как к высшей и безусловной цели, необходимо преодолевать инертность воли, неуправляемость чувств и ограниченность сознания. По свидетельству Евангелия, большинство живущих в мире людей не знает истинной цели жизни и идет широким путем греха, ведущим к вечной погибели (Мф. 7:13). В состоянии греха становятся невозможными достижение нравственного совершенства и приобщение к Божественной благодати, вне которой личность не имеет доступа к духовному благу и остается непричастной к полноте бытия. Заменяя главное предназначение в жизни скоропреходящими и призрачными интересами своих всевозрастающих притязаний, человек сам от себя закрывает высший смысл своего существования и остается ветхим человеком, истлевающим в обольстительных пожеланиях (Еф. 4:22), которыми соблазняет его окружающий мир.

Главные причины греха таятся в неправильном устроении ума, в недолжном расположении чувств и в ложном направлении воли. Все эти аномалии указывают на расстройство души, определяют собой пребывание души в состоянии страсти и являются причиной греха.

В святоотеческой письменности всякий грех рассматривается как проявление живущей в человеке страсти. Страсть есть болезнь души, ее недостаток и ущербность. Основной психофизической базой страстей являются восприятия, впечатления, внешние чувства, вожделения и желания. Эти естественные способности, силы и функции души служат для поддержания жизни. В нормальном состоянии они находятся под контролем сознания.

При неправильном устроении ума, то есть при порочном воззрении на мир, восприятия, впечатления и желания приобретают характер чувственного вожделения и наслаждения. Ошибка в плане умозрения ведет к ошибке в плане практической деятельности. Впавшее в заблуждение практическое сознание влияет на чувства и волю и является причиной греха. Святой Исаак Сирин говорит о воспламенении тела огнем вожделения при смотрении на предметы внешнего мира. При этом ум, призванный сдерживать, регулировать и контролировать функции души и вожделения плоти, сам охотно останавливается в этом состоянии, воображает объекты страсти, вовлекается в игру страстей, становится умом невоздержным, плотским, непотребным. Преподобный Иоанн Лествичник пишет: “Причина страсти — чувство, а неправильное употребление чувств — от ума.”

Самой серьезной причиной греха является преднамеренно злая воля, которая сознательно избирает беспорядок и духовный ущерб в своей личной жизни и в жизни ближних.

В отличие от чувственной страсти, которая ищет временного удовлетворения, озлобленность воли делает грешника еще более тяжелым и мрачным, так как является более постоянным источником беспорядка и зла.

Люди стали подвержены чувственной страсти и склонны к злу после совершения прародительского греха, орудием которого был диавол, поэтому его можно считать косвенной причиной всякого греха. Но диавол не является безусловной причиной греха в том смысле, что он как будто принуждает к греху человеческую волю,— воля остается свободной и даже неприкосновенной. Самое большее, на что способен диавол, — это соблазнять человека к греху, действуя на внутренние чувства, побуждая человека думать о греховных предметах и сосредоточивать внимание на вожделениях, которые сулят запрещенные удовольствия.

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин говорит: “Никто не может быть прельщен диаволом, кроме того, кто сам пожелает отдать ему согласие своей воли.”

Но не все соблазны следует объяснять активностью падших духов. Святой Кирилл Александрийский пишет: “Диавол способен предложить, но не способен навязать нам наш выбор” — и заключает: “Мы сами выбираем грех.”

Святитель Василий Великий видит источник и корень греха в человеческом самоопределении. Эта мысль нашла четкое выражение и в воззрениях преподобного Марка Пустынника, выраженных в его трактате “О святом крещении”: “Необходимо понимать, что нас заставляет делать грех причина, лежащая в нас самих. Следовательно, от нас самих зависит, слушать ли нам веления нашего духа и познавать их, идти ли нам путем плоти или путем духа... ибо в нашей воле делать что-либо или не делать.”

Мир и плоть служат причиной большинства соблазнов, испытываемых людьми. Жизнь человека среди духовно не преображенного мира является наиболее благоприятной стихией, порождающей повод к соблазнам и являющейся причиной греха.

Говоря о различных страстях — проявлениях порочных наклонностей человека, святитель Григорий Нисский решительно утверждает, что все они произрастают из худого делания ума. По общепринятому в святоотеческой письменности мнению, в сфере сознания возникают и действуют помыслы, заимствующие свой характер и содержание от характера и содержания различных и многообразных страстей.

Все многообразие страстных помыслов можно разделить на три основные категории: нечистые, или плотские, помыслы; злые, или лукавые, помыслы и власфемические, или кощунственные и богохульные, помыслы. Нечистые помыслы присущи чувственному вожделению, злые помыслы присущи злой воле, власфемические помыслы присущи омраченному разуму. Нечистые помыслы представляют собой грех против человеческой природы и являются самыми постыдными; злые помыслы представляют собой грех против ближнего и являются самыми гнусными; власфемические помыслы представляют собой грех против Святого Духа и являются самыми опасными и гибельными. В своей совокупности нечистые, злые и власфемические помыслы направлены на разрушение устоев природной, нравственной и религиозной жизни личности.

По утверждению преподобного Макария Египетского, душа, не причастная Божественной благодати, наполняется великим злосмрадием нечистых и лукавых помыслов. Наоборот, в процессе духовно-нравственного преображения личности Святой Дух руководит человеком посредством достойных души помыслов, являющихся помыслами благими, чистыми и святыми.

Главный смысл блюдения помыслов состоите том, чтобы не допустить чувственного услаждения страстным помыслом, то есть не позволить нечистому помыслу войти в сердце, во внутренний храм души, в котором должна приноситься чистая и непорочная жертва умного славословия Бога. По общему смыслу воззрений преподобного Иоанна Кассиана, святые, которые постоянно имеют Бога в своей памяти, ходят как бы на цыпочках по растянутым на высоте канатам. Поставляя сущность своей жизни и своего спасения на узкой стезе памяти о Боге, они помнят, что подвергнутся жестокому падению, если нога их хоть немного поколеблется. Стремясь к созерцанию духовных Божественных предметов и со всей живостью обращая взоры своего сердца к созерцанию блеска славы Божией, они не переносят даже скоротечных теней плотских помыслов и отвращаются от всего того, что отвлекает взор ума от того света.

Большинство живущих в мире людей не испытывает и не знает тяжести борьбы с власфемическими помыслами. Опыт этой борьбы, требующей особой духовной стойкости, известен святым подвижникам, поставившим целью достижение полной победы над злом для чистоты Божественного созерцания и ведения, а также людям, находящимся по особому смотрению Божию в состоянии тяжелых телесных и душевных недугов. Так, преподобный Антоний Великий, пребывая в пустыне, впал в глубокую тьму помыслов и взывал: “Господи, я хочу спастись, но помыслы не дают мне.” Жизнь многострадального Иова является ярким примером победы праведника над власфемическими помыслами, которые незамедлительно явились в ситуации переживания выпавших на его долю потрясений. В житиях святых и подвижников благочестия мы встречаем множество примеров духовной стойкости человека в различных обстоятельствах жизни, когда, вопреки всей очевидной безысходности, обреченности и драматичности существования, человек находит в себе силы, чтобы не только не допустить ропота против Бога, но, напротив, во всей доступной полноте осуществить евангельскую заповедь о любви к Богу. Пример художественного описания нравственной силы человеческого духа мы находим в рассказе “Живые мощи” в “Записках охотника” И.С. Тургенева. Крестьянка Лукерья, “умница” и “первая красавица” во всей округе, в результате какой-то внутренней травмы оказалась прикованной к одру болезни. Вначале, по ее собственному признанию, ей в ее драматическом положении было “очень томно,” но затем она “привыкла, обтерпелась” и даже стала считать свое положение более превосходным в сравнении с тем, у кого нет пристанища, кто слепой или глухой. Она благодарит Бога за то, что прекрасно видит, все слышит и чувствует запахи цветущих деревьев и трав, за то, что дышит, и за то, что у нее всегда под рукой “припасенная, чистая, ключевая вода.” В своем убогом уединении она приходит к выводу, что Бог лучше ее знает, чего ей надобно. “Послал Он мне крест — значит, меня Он любит,” — это убеждение является для нее средством, которым она ограждает себя от наваждения помыслов. Ее “чудный сон” является для нее самой указанием ее особого избранничества и утешением в многолетней болезни, которой “в Царстве Небесном... уже места не будет.” “Рассказывали, — пишет Тургенев, — что в самый день кончины она все слышала колокольный звон, хотя от Алексеевки до церкви считают пять верст с лишком и день был будничный. Впрочем, Лукерья говорила, что звон шел не от церкви, а “сверху.” Вероятно, она не посмела сказать: с неба.”

Чем труднее и суровее была жизнь святых праведников, тем сильнее они любили Бога и тем большей духовной свободой от воздействия плотских, злых и власфемических помыслов они обладали. Но эта свобода духа и чистота от прилогов страстных и власфемических помыслов достигались ими тем узким и скорбным путем, который, нравственно формируя личность, ведет ее в вечную жизнь, к идеальной норме духовного бытия.

Страстный помысел возникает в сфере сознания человека и, овладев вниманием, переходит в сферу чувств и воли, вызывая у человека желание, склонность и решимость совершить грех. Такова общая схема развития страстного помысла.

В святоотеческой и богословской литературе называются различные моменты постепенного, прогрессирующего воздействия страстного помысла на душевное состояние человека: прилог, внимание, услаждение, желание, пленение и решимость.

Первый момент возникновения в душе страсти называется в переводной славянской письменности и в русской нравственно-богословской литературе приражением или прилогом. Этим термином обозначается такое представление какого-либо предмета или действия, которое соответствует одной из порочных наклонностей природы человека и которое или под влиянием внешних чувств, или вследствие работы памяти и воображения входит в сферу сознания человека. Появление в сфере сознания впечатлений и представлений очень часто совершается помимо воли человека, вопреки его желанию, без всякого его собственного свободного участия, поскольку впечатления внешнего мира могут иметь характер неконтролируемого воздействия вследствие непредвиденности, внезапности и даже принудительности своего внешне непреодолимого вторжения. Прилог не считается грехом, и человек не несет за него нравственной ответственности, если не допустил его сознательно и добровольно и если не вызвал его появление праздностью ума и блужданием мыслей. Для человеческой воли прилог является пробным камнем, поводом к обнаружению ее доброй или злой настроенности. В склонении воли человека в сторону добродетели или порока проявляется свобода человеческого выбора, которая выражается в виде определенного отклика чувства по поводу возникшего в сознании страстного помысла. От характера отклика на прилог зависит дальнейшая судьба помысла. Так как вторжение прилога в сферу сознания означает опасность зарождения в душе страсти, человек должен немедленно изгнать прилог из сознания и совершенно не останавливать на нем свое внимание. Но если в действительности этого не происходит, если прилог при его появлении не подавляется, не отвергается и не изгоняется из сознания, наступает второй момент в развитии страстного помысла, который называется вниманием.

Второй момент в процессе развития помысла заключается в том, что человек медлит с изгнанием помысла из сознания и останавливает на нем свое внимание с целью рассмотрения всего того, что несет в себе помысел. Медление в помысле является очень точным критерием нравственного состояния человека. Оно показывает, что возникший помысел не случайный, не внешний и не чужеродный элемент для личности, но, напротив, находит в душе человека подходящую и благоприятную почву. Медление в помысле выражается в проявлении интереса к пришедшему помыслу. Побуждаемое этим интересом внимание человека привлекается и приковывается к помыслу, который, благодаря таким способствующим его развитию факторам, раскрывается в целую мечтательную картину, заполняя собой всю сферу сознания и вытесняя из нее все другие впечатления и мысли. Поглощенное созерцанием этой обворожительной картины внимание служит импульсом к развитию целой ассоциации образов и переживаний, готовых доставить человеку чувство услаждения. Чтобы порвать нить этих ассоциативных образов и освободить от них сознание, необходимо отвлечение внимания напряжением воли, необходима активная и твердая решимость человека отвернуться от картины греха, больше на ней не останавливаться и к ней не возвращаться. Но если активное внимание человека направлено на продолжительное созерцание картины греха, наступает третий момент развития страсти — услаждение.

Третий момент в развитии в душе страстного помысла характеризуется тем, что увлечение помыслом сопровождается сочувствием к нему со стороны сердца и что самая сокровенная и интимная область личности становится областью господства страстного помысла. Если, обольщая внимание, помысел завоевал себе место в интеллектуальной сфере личности и существовал лишь в воображении, то теперь, совершая свой триумфальный вход в сферу чувства, он приобретает свои реально ощутимые черты. Если медление в помысле предполагает нравственную оценку личности и рассматривается как грех, то сочувствие и услаждение помыслом представляет собой новую ступень нравственного падения личности. Подняться после этого нового падения и одержать победу над грехом теперь гораздо труднее, чем это можно было сделать тогда, когда помысел был в сфере сознания. Но и на этой ступени, когда чувство стремится пережить наслаждение, которое преподносится в мечтательном образе, возможны победа над страстным помыслом и изгнание его из области чувства и сознания. Если же этого не происходит, наступает следующий, четвертый, момент развития страсти — желание.

Четвертый момент в развитии страстного помысла отражает следующую ступень его прогрессирующего воздействия на душевное состояние человека. На этой ступени, в результате переживания человеком чувства услаждения помыслом, в душе возникает настолько сильное сочувствие к воображаемому объекту страсти, что человек начинает пренебрегать принципами нравственного самоконтроля, игнорирует нравственную недозволенность воображаемого поступка и, напротив, желает его реального осуществления. В желании содержится элемент неудовлетворенности чувства настоящей ситуацией и устремленность к новой, более привлекательной, ситуации. Эмоциональная устремленность требует решительного склонения на свою сторону воли, от позиции которой теперь зависит исход борьбы страстного помысла с доводами разумно-нравственного порядка. Частичное склонение воли достигается уже в момент желания, но еще остается возможность борьбы и победы над страстным желанием и чувством.

Процесс развития страстного помысла, в зависимости от ситуации и характера страсти, может протекать в течение длительного времени и может происходить мгновенно. В плане скоротечности страстного помысла печальная пальма первенства принадлежит страсти гнева. Из всех страстей гнев есть страсть самая быстрая. Однако и другие известные страсти, обнаруживающие порочные и злые наклонности души, могут обладать способностью быстрого, иногда почти мгновенного овладения человеком.

Действие греха производит определенные психологические, духовные и даже физические изменения в природе человека. Все эти последствия, хотя и могут быть 'теоретически предусмотрены, не входят в намерения человека, находящегося в состоянии обольщения грехом и стремящегося, как он думает, к личному благу. В действительности же в грехе происходит потеря как сверхъестественного, так и естественного блага.

По учению Церкви, в грехе было нарушено единение человека с Богом как источником жизни. Своим свободным самоопределением человек пресек свое участие в благодатных действиях Святой Троицы, лишился причастности к Божественному свету, стал чуждым благодати Святого Духа, облекся в дебелую и грубую плоть и оказался в тиранической власти своих собственных страстей. В духовно-телесной природе человека произошел необратимый процесс разлада и разъединения духовной и телесной жизни. Физическая смерть явилась неизбежным следствием этого разъединения.

Потерю человеком естественного и сверхъестественного блага следует рассматривать как результат первородного греха. Наряду с потерей сверхъестественной благодати человек вместе с первородным грехом унаследовал физическую немощь своей природы. Личный грех усугубляет эту немощь, делает зло более легко совершаемым, а добродетель более трудной. Однако оставшийся неповрежденным в грехе дар трансцендентальной свободы позволяет каждому человеку заново осуществлять свою эмпирическую свободу и поступать в ситуации морального выбора так, как он этого хочет. Физическая немощь человеческой природы и ее склонность к греху вовсе не исключают возможности естественных сил стремиться к добру.

Данные каждому человеку чистота и целомудрие являются самым существенным и драгоценным естественным благом, утрата которого представляет собой невосполнимый ущерб. Потеря невинности до законного брака или оскорбление чужой чести составляют одно из самых ужасных нравственных и церковно-канонических преступлений, которые по своим субъективно-психологическим последствиям можно сравнить с изгнанием человека из первозданного рая.

Но главным последствием греха является потеря челове ком сверхъестественного блага, лишение плодов спасительной благодати, сообщающей человеку дары духовного мира радости, любви и свободы.

Утрата благодатных даров ведет личность к отчуждению в области межличностных отношений и к внутреннему обеднению, которое человек, в случае одержимости страстью гордости, пытается компенсировать путем достижения внешнего превосходства над всеми, кто его окружает. Поэтому отчуждение личности и ее установку на соперничество также следует считать важнейшими последствиями греха.

Если одним из нравственных предназначений человека является преодоление природного эгоизма и враждебности, то не что иное, как грех препятствует осуществлению этой задачи и, напротив, влечет человека на путь отчужденности и соперничества.

В свете подобных примеров многие межличностные конфликты можно объяснить не чем иным, как проблемой соперничества, никогда не исчезающей из области взаимоотношений людей, благодаря их эгоизму и честолюбию. В любом конфликте, связанном с проблемой соперничества, создается парадоксальная ситуация: чем меньшими внутренней свободой и достоинствами обладает личность, тем в большей степени она стремится к внешнему превосходству и независимости. Степень творческой одаренности личности может часто находиться в обратно пропорциональной зависимости от стремления к внешнему успеху и славе. Поэтому чем более скромной интеллектуальной или творческой одаренностью обладает та или иная личность, тем в большей степени она способна прибегать к употреблению нечестных и неблаговидных средств для достижения своего успеха или более высокого и респектабельного положения в обществе.

Человек не понимает, что установка на соперничество создает никогда не преодолимый барьер проблем, связанных с тайными скорбями и переживаниями, и есть не что иное, как вызов собственному душевному миру. По мысли святого Ефрема Сирина, кто соперничает, тот побежден уязвленным самолюбием, которое мучается успехом других. В стремлении к соперничеству человек борется не с кем иным, как с самим собой, то есть со своей совестью и даже с присутствием Бога в своей душе, как об этом свидетельствует библейский образ Иакова, который боролся с Богом, но не мог победить Его. Соперничество скрыто содержит неудовлетворенность человека наличным содержанием жизни, отказ от любви и духовной свободы и противопоставление личной воли существующему миропорядку, складывающемуся в общем потоке жизни и в частных ее проявлениях под воздействием благого и спасительного Божественного Промысла. Порождая установку личности на враждебность, соперничество является одним из аспектов выражения отчужденности человека от Бога и от окружающего мира.

В жизни каждого человека следствием совершенного греха является отчужденность личности от Бога и от общения с людьми. Отчужденность от Бога переживается человеком как состояние покинутости, необъяснимой тоски, внутреннего одиночества, обреченности и бессмысленности личного существования. Чтобы преодолеть вызванный последствиями отчужденности религиозно-нравственный кризис, необходимо время и критическое осмысление своего духовного состояния. Мысль о покаянии является тем спасительным светом в конце мрачного лабиринта безысходности, который выводит человека на простор духовной свободы для совершения дел любви и добра. Наоборот, отказ от покаяния может заключать в себе установку на то, чтобы еще больше грешить и причинять зло окружающим. Всякий сознательный грех, продиктованный озлобленной волей, выражает вражду человека против Бога. Там, где человек сознательно нарушает данный Богом закон, желая, как он думает, подчеркнуть свою независимость, он тем не менее остается в зависимости от Бога, так как еще явственней слышит голос Божией правды и еще глубже переживает драматизм личного зла, которым он вредит другим и, прежде всего, самому себе. Подверженность человека враждебности и соперничеству лишь подчеркивает бесплодность и бесполезность его личной озлобленности. Его стремление к обособленности и независимости, переживаемое им в состоянии отчужденности, содержит скрытое от него самого желание быть жертвой уязвленного самолюбия, что свидетельствует, напротив, о его чрезмерной зависимости от лиц и случающихся обстоятельств.

Склонности к эгоизму, соперничеству и враждебности каждый человек подвержен в той степени, в какой он остается непричастным Божественной любви, находится во власти греха и отчужден от Бога. Если свобода связана с любовью и несет человеку освобождение, то последствия греха связаны с потерей свободы и несут человеку отчужденность. Отчуждение личности — результат потери свободы и одно из самых драматических последствий греха.

В этой ситуации преодоление отчужденности возможно при условии победы над личным эгоизмом и злом, освобождающей личность от нравственно-психологической раздвоенности, напряженности и неустроенности. Путь к преодолению отчужденности лежит через победу над грехом и через утверждение личности в достоинстве и свободе.

С глубоким и целостным изменением воззрений на мир связывается одно из важнейших понятий нравственного самоопределения, каким является понятие покаяния.

Покаяние — это грань, лежащая между грехом и свободой. Человек становится свободным от своего бесцельного, беспутного и бессмысленного прошлого лишь тогда, когда это прошлое остается за порогом покаяния. Покаяние совершается под действием свободной воли, определяющей обращение личности к Божественной благодати. Благодать переплавляет естество души из ветхого состояния в новое: происходит процесс формирования нового миросозерцания и вместе с ним всего нравственного строя жизни. Покаяние является подлинным изменением души и притом изменением всецелым и динамически развивающимся. Это постоянная и никогда не прекращающаяся борьба с грехом. Святые отцы Церкви настойчиво повторяют, что каждый человек должен непрестанно бороться против греха и постоянно стремиться к его окончательному преодолению, которое должно означать полную победу над злом, торжество личной свободы и пребывание в благодати.

Свобода праведника в состоянии благодати — это нечто гораздо большее, чем условно понимаемая независимость и власть делать то, что нравится. Если человек думает, что он свободен потому, что удовлетворяет свои эгоистические или чувственные желания, то он заблуждается и не понимает, что в действительности он раб и пленник греха. Только мудрый и добродетельный человек, у которого разум господствует в поведении, является свободным. В состоянии благодати человек не может переступить границы недозволенного или недолжного. Но это не значит, что его свобода ограничена. Напротив, она неизмеримо полнее и совершеннее свободы ослепленного страстью грешника.

Смысл нравственного самоопределения человека заключается в свободном преодолении греха и в обращении к добродетели. Поскольку обычно человек постоянно находится во власти страстей, всякое эпизодическое раскаяние в совершенных грехах еще не является вполне адекватным понятию покаяния. Человек должен стремиться сбросить с себя ненавистный и чуждый его природе грех и непрерывно обращать силы своего ума к Богу, чтобы его покаяние стало новым самоопределением в свободе и увенчалось торжеством благодати в личной жизни.

Таким образом, достижение нравственной свободы связано с преодолением греха и предполагает пребывание в благодати. Свобода имеет своим условием победу над омраченным и страстным естеством и постоянное обновление ума в благодати и истине. Потеря благодатной жизни всегда означает потерю духовной свободы. Наоборот, возрастание в благодати ведет к росту духовной свободы. Человек становится полностью свободным только тогда, когда находится в благодати Святого Духа. “Где Дух Господень, там свобода” (2 Кор. 3:17). Благодать несет человеку освобождение от греха и страстей. Это свобода от эгоизма и произвола, позволяющая каждому человеку преодолеть отчужденность и замкнутость и вдохновляющая его на служение ближним по примеру Христа. Духовная свобода проявляется в сознании и образе жизни человека, торжествующего победу над грехом и осуществляющего в соответствии с высоким христианским призванием нравственный вклад в творческое преображение всего существующего строя жизни в процессе его вхождения в порядок нетления и вечности.

Общение человека с Богом есть тайна, совершающаяся в глубине человеческой личности. В тайне этого общения происходит соединение человеческой свободы с волей Божией. В молитве Господней человек обращается к Небесному Отцу: “Отче наш... Да будет воля Твоя...” Это молитвенное обращение означает, что воля Отца есть величайший дар, к которому нужно стремиться, которого нужно желать и о котором нужно просить любящего Отца. Часто человек не воспринимает волю Божию как высочайшую ценность, представляя ее скорее как строгое и сопряженное с трудностями предписание. Забывая о том, что воля Божия, “благая, угодная и совершенная” (Рим. 12:2), несет в себе духовное благо, человек не стремится к тому, чтобы она совершилась: в его власти остается просить или не просить Бога о совершении того, что может совершиться или не совершиться. По Своей благости Бог ничем не ограничивает нравственную свободу человека, предоставляя ему право самому просить о том, чтобы Божественная воля со вершилась. Однако это нисхождение Божией благости к человеку вовсе не означает зависимость Божественной воли от человеческого произволения. Даже тогда, когда человек, сознавая свою свободу, вдет наперекор воле Божией, он находится во власти торжествующего Божьего всемогущества. Воля Божия неизменна: ее нарушение человеком не отменяет Божественного замысла о человеке. Там, где она нарушается, она оказывает воздействие на внутреннее состояние личности последствиями своего нарушения, переживается личностью как сознание вины и с новой силой требует от человека через преодоление своей самости вступить на предначертанный Богом путь истины и нравственного добра.

Воля Божия — это то, чего Бог требует от людей. Но, вместе с тем, воля Божия — это не только требование, стоящее “над” человеком или “перед” человеком, но и таинственное внутреннее воздействие, которым Бог помогает человеку совершить то, что он должен совершить. Когда человек исполняет требование Божией воли, он совершает его не только своей собственной силой воли, но и той таинственной силой, или действием Бога, которое называется благодатью. Отсюда следует, что воля Божия — это не только абсолютное нравственное требование, но и благой дар, достигаемый в единстве, согласии и взаимодействии воли человеческой с волей Божией.

Когда Бог открывает Свою благую волю, человек не должен “советоваться с плотью и кровью” (Гал. 1:16), но должен следовать тому, что требуется от него Божественным призванием.

Чем в большей степени происходит духовное возрастание личности, тем решительней и глубже становится ее отказ от всех желаний и притязаний извращенной воли “ветхого человека,” тем в большей степени она оказывается преданной воле Божией во все ответственные и значительные моменты своего жизненного пути и тем в большем обладании Божественной благодати она себя обретает, восходя в состояние идеальной свободы, совершенства и святости.

Свобода человека не может быть понятой до конца и во всей своей необъятной глубине вне тайны свободы Бога, которая становится доступной для человека лишь в той степени, в какой Сам Бог открывает Свою волю.

Воля Божия — это свобода любви и благости Божией, это надмирная, абсолютная и ничем не ограниченная свобода Бога.

О свободе Бога можно говорить, основываясь на традиционных принципах апофатического (отрицание границ) и катафатического (положительных утверждений) богословия. В то время как апофатический принцип позволяет открыть абсолютную непостижимость свободы Бога, катафатический принцип позволяет утверждать власть Бога над Своим творением.

С точки зрения апофатического богословия, свобода Бога — это чистое понятие разума. Понятие свободы Бога трансцендентно для человеческой мысли, оно не может быть предметом теоретического познания. Мы никак не можем представить свободу Бога как способность выбора поступать так или иначе: человеческие аналогии здесь лишены всякого основания. Свобода Бога выше всех человеческих понятий и представлений. Бог абсолютно свободен в Своем бытии, которое не зависит ни от каких пространственно-временных и причинно-следственных категорий. Время и пространство сотворены Богом и составляют фон для бытия твари, но не Творца. Непостижимость свободы Бога есть аксиома апофатического богословия.

С точки зрения катафатического богословия, Бог открывает Свою свободу в Своих энергиях, то есть действиях. Он творит то, что хочет. Поэтому и здесь также подчеркивается непостижимость Его свободы и утверждается абсолютная независимость Его Божественной воли. Эту независимость подчеркивают пророки: Бог решил, “и кто отклонит Его? Он делает, что хочет душа Его” (Иов 23:13). Бог действует по Своей воле и не нуждается ни в каком человеческом указании. Ему не нужен человеческий советник (Ис. 40:13). Он имеет полную власть на небе и на земле (Мф. 28:18). Все подчиняется Ему — силы природы и стихии.

По мысли святого Дионисия Ареопагита, все мироздание, движение планет, таинственная жизнь созвездий, все, что погружено в стихию времени, что подлежит мере и числу, имеет своей причиной всеблагую и творческую волю Божию.

Бог — Владыка Своего творения. Он управляет даже сокровенными движениями человеческой души и судьбами целых народов. Говоря об абсолютной власти Бога над творением, Писание приводит традиционный образ горшечника, распоряжающегося глиной как ему угодно (Рим. 9:20-21).

Тайна свободы воли Божией не устраняется и при распределении Богом даров милости и любви. Эта свобода любви выражена в притче о добром господине виноградника: “Я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу?” (Мф. 20:14-15).

Апостол Павел, говоря о домостроительстве человеческого спасения, с особой силой подчеркивает неисповедимость всеблагой воли Божией: “О бездна богатства, и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!” (Рим. 11:33).

По Своей великой премудрости и благости Бог дарует свободу сотворенному человеку, но никакое уклонение человека от Божественного предназначения не может ограничить абсолютную свободу Бога. Бог совершенно свободен в Своих промыслительных действиях. Являя Свой Промысл в отношении всех категорий тварного бытия, и в первую очередь человека, Он не оставляет той абсолютной высоты любви и свободы, которая была явлена Им в создании мира. Святая Церковь учит о том, что Пришествие в мир и Искупление падшего человека совершены Богом добровольно и абсолютно свободно — в свободе Его бесконечной благости и любви.

Свобода Богочеловека Господа Иисуса Христа в тех проявлениях, как она описана в Святом Евангелии, предстает перед нами в двойном аспекте: это свобода в послушании Небесному Отцу и свобода господства над природной необходимостью.

Свободная воля Господа Иисуса Христа как воля совершенного Человека во всем следовала Божественной воле Отца: “Не чего Я хочу, а чего Ты” (Мк. 14:36); “не Моя воля, но Твоя да будет” (Лк. 22:42).

Своим учением, Своими делами и всей Своей жизнью Христос творил не Свою волю, но волю пославшего Его Отца, заключающую в себе тайну будущего всеобщего воскресения (Ин. 6:38-39). Евангелие свидетельствует о том, что Христос пребывал в подвиге борения: Гефсиманская молитва явилась торжеством нравственно-волевой победы человеческой природы Христа над ее естественной немощью, динамически приобретенной Адамом в грехопадении и потенциально усвоенной Сыном Божиим в Воплощении, с тем, чтобы побежденное в Адаме победило во Христе. В послушании Небесному Отцу человеческая свобода Христа проявила и осуществила себя во всей своей идеальной полноте.

Свобода Богочеловека в господстве над природной необходимостью проявилась в Его добровольном подчинении причинно-следственным закономерностям жизни мира. По Своему бесконечному милосердию, добровольно, Бог Слово воплотился, вступил в круг и под действие конкретных природных и исторических условий. И хотя в каждый отдельный момент Своей земной жизни Сын Божий имел власть изъять Себя из-под действия этой исторической или естественной причинности, Он в Своем вочеловечении не захотел превышать Божественным всемогуществом границ тварного естества, не отстранил от Себя и неизбежную для всякого человека смерть. Христос до конца разделил участь человека, утратившего свою первозданную свободу и унаследовавшего физическую обреченность и смерть. Подчинив Себя природной необходимости, Сын Божий тем самым преодолел налагаемые ею ограничения свободы. Вступив в мир, Он вошел в область отравленного злом бытия, принял плоть находившегося под бременем греха со-человека. Торжеством Христа над природной необходимостью явились совершенные Им сверхъестественные чудеса, предварившие во времени Его победу над смертью и Его славное Воскресение. Абсолютная полнота власти над природной необходимостью была явлена Богочеловеком в том, что Он был свободен отдать Свою жизнь и свободен снова принять ее (Ин. 10:18). Предпосылкой Его Воскресения была победа свободы любви над ужасом страданий и смерти, объявшим Его человеческое естество в страшный час Гефсиманской ночи. В обладании любви и свободы Он следовал воле Небесного Отца.

Евангелие удостоверяет нас также в том, что Христос никогда не стремился явить Свое превосходство и Свою власть над людьми. Любовь и снисхождение к людям до самой крайней степени самоумаления были той единственной властью, которой Он обладал и которой учил Своих последователей.

Православная Церковь учит и исповедует, что предвечное предопределение Божие о мире и человеке не исключает и не устраняет личную свободу отдельного человека. При этом предопределение Божие, понимаемое как абсолютное предведение Божие о всем, что совершается во времени, ничем не ограничивает нравственную свободу человеческой личности.

Последовательность кальвинизма в вопросе о предопределении вызвала в католичестве реакцию в сторону самозащиты. На Тридентском Соборе было осуждено авгу-стино-лютеровское учение (имена не назывались) об утрате Адамом в первородном грехе свободы воли.

Православный Восток, оставшись внутренне не затронутым проблемами и спорами, которые возникали на Западе вокруг учения о предопределении в августинизме, томизме и кальвинизме, выразил свой взгляд на предопределение в “Послании Восточных Патриархов”:

“Веруем, что Всеблагой Бог предопределил к славе тех, которых избрал от вечности, а которых отвергнул, тех предал осуждению, не потому, впрочем, чтобы Он не восхотел таким образом одних оправдать, а других оставить и осудить без причины, ибо это не свойственно Богу, общему всех и нелицеприятному Отцу, “Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины” (1 Тим. 2:4), но поскольку Он предвидел, что одни хорошо будут пользоваться своей свободной волей, а другие худо, то поэтому одних предопределил к славе, а других осудил... Но что говорят богохульные еретики, будто Бог предопределяет или осуждает, нисколько не взирая на дела предопределяемых или осуждаемых, это мы почитаем безумием и нечестием... Верить таким образом, учить и мыслить мы не дерзнем никогда... и тех, которые так говорят и думают, мы предаем вечной анафеме и признаем худшими всех неверных.”

Святая Церковь учит о том, что Бог по Своему Естеству, то есть по Своей Сущности, или Природе, абсолютно трансцендентен миру: Он творит мир Своим Божественным действием, которое является имманентной первопричиной бытия мира. Божественное действие, энергия, благодать, ни в коем случае не упраздняет тварной свободы человека в ее индивидуальном проявлении. Даровав человеку свободу, Бог воздействует на человека Своей любовью, а не принуждением. Свобода Божественной любви предполагает со стороны человека ответную любовь в свободе. Нет любви без свободы, так же, как нет и свободы без любви. Свобода личности как одно из основных проявлений в человеке образа Божьего остается неприкосновенной и неуничтожимой. Бог не нарушает Своим всемогуществом нравственной свободы человека. Он говорит: “Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною.” (Откр. 3:20).

Эта дверь есть личная свобода человека, источник его самобытности и нравственного состояния, его открытости или замкнутости по отношению к Богу. Создав человека, Бог дал ему в собственность этот источник, владение которым означает свободное принятие или отвержение Божией милости и любви.

Отношение Церкви к вопросу о предопределении с наибольшей ясностью и полнотой выражается в ее учении о Промысле Божием, включающем в качестве своего самого фундаментального принципа положение о нравственной свободе человека.

Основополагающим и важнейшим аспектом свободного и творческого отношения к жизни является ориентация личности в области этических смыслов и ценностей.

Прежде всего необходимо выяснить, какие факторы определяют способность личности осуществлять ориентацию в окружающем мире.

В разработанной К.Г. Юнгом типологии характеров доминирующее значение в системе ценностной ориентации имеет одна из функций души: сознание, чувство, интуиция или ощущение. С помощью какой-либо доминирующей функции личность определяет свое преимущественное отношение к реальности бытия.

Бытие открывается человеку как двойная очевидность, удостоверяющая его в том, что есть мир и что его “я” существует в этом мире. Мир и “я” соединены не только физической, но и метафизической связью и воспринимаются самой личностью как нерасторжимое в пределах биографического времени бытие “я-в-мире.” В этой нераздельности и неслитности бытия мира и бытия “я” заключается предпосылка ценностной ориентации человека в мире.

Личность в системе ценностных ориентации существования. Различаясь и связываясь друг с другом внешне и внутренне, друг друга взаимоисключая и взаимо-дополняя, эти две категории составляют основной стержень человеческого существования, двойную спираль тайны смысла личной и общечеловеческой жизни. Какие бы примеры ни представляла история, речь идет о реализации этих двух принципов — “иметь” и “быть.”

Из приведенных различий, отмеченных в ориентациях на мир и на “я,” можно уже предполагать, что категории “иметь” и “быть” способны по-разному реализовывать себя в экстравертивной и интровертивной установках.

В экстравертивном характере, с его относительно высоким уровнем притязаний на межличностный статус, преобладающее значение приобретает категория “иметь.” Человек ориентируется на данные, которые ему доставляет внешний мир: не только лица, но и вещи привлекают его интерес. Соответственно интересам его поступки обусловлены влиянием лиц и вещей. Приспособление к обстоятельствам — отличительная черта экстравертивно ориентированной личности. Предпочтительное внимание уделяется ею объектам внешнего мира и их обладанию.

Интровертивный характер, несмотря на самоуглубленность и погружение в собственное переживание, не допускает поверхностного и пренебрежительного отношения к нравственным нормам и ценностям. Но было бы большой ошибкой сводить его нравственное миросозерцание к какой-то абстрактной и скучной моралистике, которая может быть присуща мыслительному экстравертивному типу. Напротив, вся его нравственно-ценностная ориентация устремлена к самой возвышенной онтологии, к умному постижению Бога, Его премирной благости и вечных законов; она опирается на величественную и торжественную христианскую космологию и на созерцание бытия с его величайших вершин до последних низин, до самых скромных, но все-таки ценных периферийных реальностей бытия.

Учение о достоинстве человека и его творческой деятельности в мире, о ценности всего того, что создается или воплощается им в области всеобщего и безусловного блага, составляет один из важнейших разделов этики.

Понятие “достоинство” выражает отношение человека к жизни, ее смыслу и ценностям; оно является чрезвычайно глубоким и емким понятием, имеющим вполне конкретное этическое измерение и содержание.

В воззрениях на достоинство человека следует исходить из учения Церкви о творении человека Богом, Боговоплощении и обожении человеческой природы во Христе и в системе этих важнейших догматических координат строить опыт православной аксиологии.

Уникальность человека заключается в том, что его бытие своим метафизическим основанием утверждается в Боге, обладая в то же время свободой творческого самовыявления и становления. Об уникальности человека говорит Священное Писание и вся святоотеческая традиция. Человек представлен здесь как пересечение самых глубоких метафизических смыслов, раскрывающихся в предвечном Божественном определении и историческом процессе. В онтологическом плане человек — сплав бытия и небытия. По мысли митрополита Московского Филарета, он содержится над бездной собственного ничтожества, под бездной Божией благости. В себе самом человек не имеет причины бытия, он существует благодаря своей причастности к Богу и в Нем обретает источник жизни. Человек, как и мир, бездонен и существует не из себя. Человек сотворен Богом как Абсолютной Личностью, Которая в Своем Воплощении стала самой глубокой метафизической

основой бытия человека. Сотворенность человека Богом по образу и подобию Божьему и Воплощение Бога, в котором Бог стал Человеком, не переставая быть Богом, суть самые таинственные в своей непостижимости и самые принципиальные в своей метафизической сущности и реальности истоки человеческого бытия, в приобщении к которым утверждается не просто высокое, великое или славное, но именно ни с чем не сравнимое богоподобное достоинство человека.

Христианское учение о достоинстве человека утверждается на личностном понимании бытия. Библейская концепция мироздания, как отмечает в “Истории античной эстетики” А.Ф. Лосев, характеризуется провозглашением личностного начала в человеке, то есть того, что оригинально, своеобразно, неповторимо, несводимо ни на что другое и, прежде всего, неразрушимо ни в пространстве, ни во времени. Человек сотворен как личность, и, следовательно, нет во всем мире ничего, что могло бы в причинно-генетическом смысле обусловить возможность бытия человека как личности, кроме единственно того, что человек создан Абсолютной Личностью, единым творческим действием Отца и Сына и Святого Духа. В уникальности, неповторимости, оригинальности и неразрушимости человеческой личности следует видеть один из наиболее существенных и глубоких моментов ее бытия и одно из наиболее ярких проявлений ее богоподобного достоинства.

В догматическом учении Церкви богоподобие человека признается не только данностью, но и заданностью, определяющей смысл человеческого существования. Стремление личности к достижению полноты богоуподобления и приобщение ее к вечной Божественной жизни в ее совершенной полноте, неисчерпаемости и славе объявляются в святоотеческой традиции основным предназначением человека. В основе исполнения человеком его предназначения лежит глубокий и таинственный процесс раскрытия им своей духовной и нравственной одаренности. Восхождение человека на новые ступени бытия есть не эволюция, не прогресс, а есть метаморфоза, преображение. Однако затемненностъ человеческой природы грехом делает задачу восхождения к Фаворскому свету особенно трудной.

Последний аспект в учении о достоинстве человека связан с темой обожения человека Божественной благодатью.

Человек восходит к обожению через видимые образы и символы, являемые в иерархическом служении Церкви, в ее сакраментальной литургической жизни. Через посредство священных образов и символов личность воспринимает Божественную благодать и одухотворяет свое чувственное восприятие. Ум человека становится боговидным, способным к созерцанию и переживанию Бога, открывающегося в Своих нетварных энергиях и сообщающего человеку Свою обожающую благодать; плоть становится световидной.

Современная ситуация свидетельствует о мировоззренческом и нравственном тупике, в который зашел весь мир, явно не справляющийся со своей основной задачей устранить разрыв между субъективной жизнью человека и его объективным предназначением. Достоинство жизни отдельного человека не соответствует уникальной ценности его личности. Дистанция между нравственным идеалом и его реальным осуществлением в жизни становится все более очевидной. В этой ситуации достоинство и назначение человека должны быть осознаны миром как потерянное всеобщее духовное первородство, которое возвращается каждой отдельной личности в ограде Церкви, в возрождающей стихии ее благодатной жизни.

Если в самом обобщенном смысле жизнь есть структура, противостоящая тенденции к хаосу, распаду и уничтожению и, наоборот, стремящаяся к самоорганизации, то из этого следует, что этическое отношение к жизни должно означать противостояние личности нравственному распаду и гибели и ее всемерное стремление к нравственному порядку и совершенству. Нравственным назначением человека является задача устранения противоречия между идеалом и реальным содержанием жизни: степень приближения личности к нравственному идеалу всегда означает степень преодоленное ею стихийного и хаотического начала и, вместе с тем, степень той благодатной и универсальной преображенное, которой определяется ее высокое нравственное достоинство.

Начиная с древнейших времен, мы встречаемся с парадоксами на пути рационального объяснения человека. Уже в Ветхом Завете человек представлен как пересечение онтологических загадок, возникающих и развертывающихся в универсуме вселенского бытия. В своей сотворенное человек противостоит нетварности Бога, но по своей идеальной сущности он — образ Божий. Человек предстоит в открытости и незавершенности: он открыт для становления. В плане существования признается одновременная причастность человека двум мирам: миру чувственно воспринимаемому и миру умопостигаемому. Носитель двух естеств, зритель видимой твари, таинник твари умосозерцаемой, человек причастен двум мирам — материальному и духовному. Своим телом человек принадлежит земле, но своим умом он вышел за пределы материального мира и принадлежит миру умопостигаемому, духовному. В ноуменальном плане человек — образ Бессмертного, земной ангел, таинник умосозерцаемого творения, носитель Божественной благодати. В эмпирическом плане человек облечен в тело, созданное из земного состава, он плотоносец и зритель видимой твари. В предвечном Божественном замысле человек призван к бессмертной блаженной жизни; в конкретном эмпирическом смысле он отпал от равноан-гельской жизни, лишился Божественной благодати, облекся в дебелую плоть, как в грубую ризу и в мертвенный хитон.

В идеальном плане человек как образ Божий имеет высшее и ни с чем не сравнимое достоинство. Однако в эмпирической плоскости это царственное достоинство человека находится под покровом физического и морального унижения. Человек жалок в своей подверженности нравственному беспорядку и злу, оказывается беспомощным и бессильным в противоборстве со смертью. Человек жалок в своей ограниченности пределами материального естества, в своей подверженности немощи и страданию, в своей конечной физической обреченности. Нравственная немощь и подверженность темным стихийным влечениям и страстям делают человека еще более достойным глубокого сожаления.

С идеально-аксиологической точки зрения, человеческая личность является высшей и царящей в мире ценностью. Однако в реальной действительности личность человека часто оказывается затерянной и забытой в географическом и социальном мирах. Человек может рассматриваться как средство для достижения чьих-либо индивидуальных корыстных и эгоистических интересов, может быть также покинут или ставиться ни во что, если стоит на пути чьих-либо преступных и агрессивных замыслов.

С точки зрения душевно-телесной организации, человек предназначен для переживания блага. Однако парадоксальным образом человек более чувствителен к переживанию страдания и боли, которые делают его уязвимым, несчастным и обреченным. Устройство сенсорных органов и высшей нервной системы таково, что переживание физического или душевного страдания превосходит переживание счастья своей силой, интенсивностью, продолжительностью и глубиной. При этом человек всегда переживает больше и глубже, чем он об этом может сказать. Адекватных средств для передачи его переживаний при помощи абстрактных понятий не существует.

В попытках осмысления достоинства человека и оправдания его ценности, в свете перечисленных парадоксов унижения и бесславия, загадок и тайн неизмеримо больше, чем ответов и рационального смысла. Вся диалектика достоинства и унижения человека может быть уложена в парадигму такого этического измерения человека, которое сочетается с библейским пониманием прародительского греха и изгнания человека из рая как исходной точки его нравственных перипетий, развертывающихся во времени и пространстве.

Божественное Откровение говорит о падении человека, в котором был виновен сам человек. Человек пожелал вкусить запретный плод, “иметь” сокрытое от него знание и “быть” в идеальном смысле “как боги,” не предварив свое желание реальным осуществлением задачи богоуподобления. Постепенно идея падения человека исчезает и забывается в жизни древнего мира. Первичным состоянием человека стали признаваться неведение, темные влечения, безрассудные желания и страсти. Это древнее заблуждение перешло в новую западную мысль, пытающуюся с помощью концепций эволюции и бессознательного сместить человека с его центрального положения в мире и лишить его изначального богоподобного достоинства.

Положение человека в мире после изгнания из рая характеризуется своей диалектической напряженностью, обусловленной полярностью идеального и реального в человеческом существовании. С одной стороны, человек — изгнанник рая, с другой — он гражданин космоса, обладающий хотя и ограниченными, но все же неоспоримо принадлежащими ему правами на жизнь. С одной стороны, он остается носителем образа Божьего, с другой стороны, он терпит в земле изгнания не соответствующие его высокому небесному достоинству унижение и позор. Здесь следует сказать, что достоинство человека оказывается поколебленным и потерянным в той степени, в какой человек отступил от Бога и подпал под власть греха и страстей. Тело человека — храм Божий, и поэтому есть самые глубокие основания скорбеть о том, что личность находится в рабстве у низшей природы и ее “храм... телесный весь осквернен.”

Церковь возводит человека из состояния рабского унижения в высшее нравственное достоинство, с которым соединяются ответственность и призвание. Бог вочелове-чился во Христе, чтобы научить человека жить и сделать его достойным Своей Божественной благости и любви. Следуя за Христом и принимая на себя образ Его добровольного унижения и смирения, христианин знает, что это видимое его унижение является только желательным темным фоном для блеска его сокровенной будущей славы. Будущие достоинство и слава последователя Христова — реальность вполне трансцендентная по отношению к переживаемому им на земле имманентному унижению.

Таким образом, диалектика унижения' и достоинства человека определяется противоречивостью человеческого существования в целом: это диалектика сущего и должного, данного и заданного, феноменального и ноуменального, земного и небесного, временного и вечного.

Рождение человека, его возрастание, формирование и становление, его жизненные интересы, цели, деятельность и, наконец, его старение и умирание определяют в самых общих чертах эмпирическую судьбу человека. Но за этой эмпирической судьбой прозревается в свете Божественного Откровения и святоотеческой богословской традиции метафизическая судьба человека, его причастность к вечной жизни и его будущее воскресение в преображенном и прославленном теле.

Ценностная ориентация человека в мире имеет самое непосредственное отношение к эмпирическому и метафизическому аспектам бытия человека.

Нравственное сознание и свобода создают предпосылки для ориентации человека в области нравственного самоопределения и практической деятельности. Жизнь открывается человеку как очевидная и универсальная реальность, по отношению к которой человек должен себя определить и в контексте которой он должен себя выявить, раскрыть и осуществить. С точки зрения онтологического персонализма, жизнь может быть объяснена и описана как система реальностей, смыслов и ценностей, являющихся предметом интересов, потребностей и выборов личности. Осуществление всех этих отношений человеческой личностью в ее ориентации на внешний мир является средством формирования ее структурной целостности и завершенности. Этот процесс совершается в пределах биографического времени каждой конкретной личности.

Преобладание в системе ценностных ориентации тех или иных выборов формирует соответствующую этим выборам и складывающуюся из этих выборов эмпирическую структуру личности. Эмпирическая структура личности включает в качестве своего содержания все то, что пережито, передумано, творчески усвоено и осуществлено человеком в течение всего его жизненного пути. Как личность каждый человек несет в себе наследие всей прожитой жизни, которое становится тем неотъемлемым свойством ее эмпирической сформированное с которым она переходит в вечность.

Здесь мы можем видеть противопоставление “самого” человека его “делу,” которое должно подвергнуться огненному испытанию. “Сам” человек — это его ноуменальная личность, которая как неуничтожимый в нем образ Божий не способна сгореть, а “дело” — это его эмпирическая личность, результат его эмпирической сформированности в итоге прожитой жизни.

Если интересы, запросы и все жизненные потребности человека были ориентированы лишь на внешний успех, благополучие, материальные выгоды, превращаясь при этом из средств к существованию в его цель, и цель эта осуществлялась под знаком “иметь,” то перед лицом вечности вся эта надстройка теряет смысл, “сгорает,” поскольку в вечности “иметь” что-либо из того, чем обладал человек на земле, уже ничего нельзя, а единственно оправданный перед лицом вечности принцип “быть” не был осуществлен: в биографических рамках времени личность как целостная структура оказалась не только не преображенной, но даже еще и не сформированной.

Метафизическая судьба духовно не преображенной личности есть реальность, вполне соотносимая с моментом эсхатологического переживания стыда как итога несостоятельности, и крушение ложной надежды. Указание на отсутствие “одежд,” означающее потерю личностью нравственного достоинства, дополняется здесь онтологической параллелью “урона,” причиняемого огнем и обнаруживающего бесполезность “дела” всей неправильно ориентированной эмпирически прожитой жизни.

Как творение Всеблагого Бога человек создан для переживания блага, стремление к которому составляет основное содержание его бытия. Однако приобщаясь к земным благам и видя, что они временны, скоротечны и преходящи, душа обращается к непреходящим, духовным и вечным благам, рассматривая их в качестве главных ценностей жизни. Последний момент предполагает мировоззренческую и ценностную переориентацию личности. По мере возрастания и старения человека эмпирический аспект переживания блага все более теряет свое преимущественное и центральное место в личной жизни, уступая первостепенное значение вопросам духовного порядка. Переориентация личности означает новое духовно-религиозное видение бытия, когда весь мировоззренческий смысл, вся жизненная энергия, вся нравственно-волевая устремленность личности утверждается в ценностях метафизического порядка, определяя собой завершение всего пути ее эмпирического формирования и вхождение ее в новый духовный порядок жизни, трансцендентный в своей онтологической преображенное по отношению ко всему здешнему, временному и преходящему.

В нашем материальном царстве бытия существует закон обратного соотношения между ценностью какого-либо вида жизни и его внешними преимуществом и стабильностью. Чем более возвышен и ценен какой-либо аспект бытия, тем более он хрупок, беззащитен и уязвим перед проявлением бытия низшего по своему достоинству и ценности. Например, если рассматривать живую картину мира, можно отметить печальную тенденцию к вымиранию наиболее ценных и редких биологических видов и возрастание ненужных, бесполезных и даже вредных для человека видов, которые оказываются более приспособленными к условиям жизни нашей индустриальной эпохи.

В результате всех аномалий, произведенных в мире грехом, во всей силе стал проявляться иррациональный закон онтологической несовместимости жизни праведника, “ангела во плоти,” с жизнью погруженного в стихию зла и пороков мира, который посланным к нему вестникам света и правды бросает надменный и суровый вызов. Нужно быть вполне сформированной личностью, чтобы в противостоянии соблазнам и силе порочной и грубой среды ни в чем не уступить из своего достоинства и не потерять ни одну из тех ценностей, которые превосходят ценности преходящего мира. Не побежденный высшими понятиями добра и еще духовно не преображенный мир ставит человека перед нравственной альтернативой: или быть во всем справедливым, честным и добродетельным, но при этом не иметь в жизни успеха, или идти нечестным и неблаговидным путем и тогда преуспевать в достижении счастья, известности, внешнего почета и всего того, что ценится в жизни. Картина преуспевающего и торжествующего в своем вероломстве бесчестного и коварного человека есть явление нравственно омерзительное. В то же время униженная добродетель праведника должна рано или поздно получить достойное вознаграждение. Ценность и обреченность должны быть по отношению друг к другу не в прямом, а в обратном соотношении.

Закон прямого соотношения между достоинством бытия и его обреченностью имеет власть лишь в пределах омраченного и отравленного грехом человеческого существования. С момента победы Христа над смертью в мире наступило торжество нового нравственного порядка. Царство благодати и истины, по мере своего вступления в общий строй бытия, отнимает у этого закона его силу и власть и устанавливает точное соответствие между достоинством человека и заслуженным им благом. Весь дальнейший прогресс в сфере нравственности имеет, строго говоря, лишь экстенсивный характер и состоит в универсальном усвоении этой индивидуальной победы и в распространении ее следствий на все человечество и на весь мир.

Задачей Церкви является актуальное утверждение нравственной победы Христа через ее включение в поток человеческой истории. Надежда Церкви, проистекающая из факта Воскресения Христова, является источником оптимизма в воззрениях на достоинство человека: с точки зрения вечного предназначения человека, его достоинство метафизически гарантировано уже не только структурой бытия, но и высшим, абсолютным началом, каким является правда Божия. Если Христос не воскрес, тогда, говорит В.С. Соловьев, правы Ирод и Каиафа, тогда безраздельно торжествуют в мире зло, коварство и беззаконие, тогда обессмыслено и осмеяно всякое стремление к правде, святости и добру. Но Христос воскрес, и Его всемирная в своем абсолютном значении победа над силами зла и тьмы воплощается в историческом бытии Церкви, в ее спасительном благовестии и новом нравственном строе жизни, которыми утверждается ценность человеческого добра, благородства и достоинства в их торжестве над иррациональной и слепой стихией обреченности в условиях нашего несовершенного, пока еще духовно не преображенного мира.

Понятие “честь” содержит в себе не только аксиологический, но и онтологический смысл: “честь” означает “что есть” данный предмет или его атрибут в общей онтологической структуре бытия. Достоинство и честь, как аксиологические характеристики личности, применимы и оправданны лишь там, где личность занимает подобающее ее служению и сану иерархическое место. Например, такие выражения, как “честной отец” или “всечестной пастырь,” заключают в себе характеристики прежде всего не морального порядка — в смысле честности и нравственной порядочности носителей этих званий, — а содержат указание на истинность и подлинность их иерархического достоинства. Это достоинство является истинным в самом главном и существенном смысле, поскольку определяется не нравственным, а онтологическим местом человека в мире. Чем в большей степени положение личности соответствует ее онтологическому месту в природном и социальном мирах, тем в большей степени становится оправданной честь, принадлежащая ее иерархическому достоинству. Соблюдение чести означает, во-первых, жизнь в соответствии с нравственным законом и, во-вторых, служение в соответствии с иерархическим положением.

Понятие честности как правдивости и искренности содержит в себе одновременно и чисто аксиологический, и общий этический смысл: отношения между людьми должны быть честными, то есть построенными на той подлинной и единственно приемлемой основе, на которой они только и должны существовать, чтобы соответствовать истинной природе межличностных отношений. Без соблюдения законов хотя бы самой элементарной честности нравственные отношения между людьми не могут успешно осуществляться и развиваться. Каждый человек из собственного опыта знает, насколько этически формальными и холодными становятся его отношения с окружающими людьми, которые прежде могли его уважать и ценить за его честность, пока не обнаружили в нем присутствие хотя бы тени непорядочности или неискренности. Аксиологический и этический аспекты здесь глубоко взаимосвязаны: межличностные отношения могут быть честными лишь тогда, когда каждый человек, оберегая достоинство собственной чести, с уважением относится к достоинству и чести других. В предельно простой и ясной форме этот аспект аксиологии человеческих отношений был выражен Ф.М. Достоевским в его известной сентенции: “К человеку нужно относиться по-человечески.”

Наконец, понятие благочестия в рассматриваемом аксиологическом ряде “честь — честность — благочестие” является самым возвышенным и универсальным. Оно включает одновременно и чисто аксиологический, и общий этический смысл, однако главное достоинство этого понятия состоит в том, что оно содержит несомненный религиозный смысл, который придает высокие аксиологические коэффициенты понятиям чести и честности и окрашивает все сферы духовной жизни личности. Благочестие — это качественно новый уровень в ценностной ориентации личности, когда личность ориентирована не только на свое собственное существование и не только на отношения с окружающей средой, но и на религиозное поклонение Богу, позволяющее ей, во-первых, наиболее полно и глубоко осознать свое собственное достоинство и, во-вторых, увидеть в лице всякого другого человека носителя высокого богоподобного достоинства и равноправного сонаследника и соучастника в Божией благости. В конкретной жизненной плоскости благочестие включает признание и почитание Бога как Высшей и Абсолютной Личности, исполнение Божией правды и справедливое отношение к людям. Универсальный смысл благочестия состоит в том, что оно всегда означает личное благо человека, будь то сфера его природной и духовной жизни или сфера его этических отношений с окружающей средой. Но всегда это истинное благо, являющееся сокровенным достоянием личности и достигаемое ею через соблюдение объективных принципов чести и честности, получает аксиологическое выражение и значимость лишь тогда, когда предпочитается и осуществляется под знаком ориентации и стремления к высшему, вечному и абсолютному благу, каким является даруемая человеку сверхъестественная Божественная благодать.

С точки зрения вечного блага, достоинство человека, живущего по принципам чести, честности и религиозного благочестия, получает свое высшее оправдание и смысл, поскольку наиболее полно, глубоко и универсально соответствует природной норме человеческого существования, этической норме межличностных отношений и идеальной норме благодатно преображенного личностного бытия.

Как уже было отмечено, честь составляет основной аксиологический принцип отношения человека к собственному существованию. Не только духовный, но и физический аспект существования человека является областью его нравственно-ценностной ориентации. В самом широком смысле честью является соответствие человека своему положению в природном и социальном мирах. В более конкретном смысле честью является способность человека владеть своей природой и поведением. Честь — это внутреннее, данное самому себе право оценивать себя и свое существование в категориях самоуважения. Если существование человека складывается из двух аспектов — природного и личностного, — то объективными факторами, дающими человеку право на самоуважение, следует признать целомудрие и благородство — две аксиологические категории, составляющие понятие чести. Идеальной аксиологической нормой природного состояния является целомудрие, а идеальной аксиологической нормой личностного существования — благородство.

Когда человек побеждает стихийные влечения природного начала и подчиняет свои вожделения требованиям разума и нравственного закона, он соблюдает ту элементарную форму своей индивидуальной неприкосновенности и внутренней целостности, которой является целомудрие. Из всех природных достоинств, данных во владение человеку, целомудрие является самым хрупким и ничем не восполнимым даром, составляющим честь и главное естественное украшение личности. Это та уникальная ценность и уже никогда не возвратимая привилегия, которой каждый человек обязан своим достоинством и с которой он соединяет свое право не только на самоуважение, но и на обладание высшим благом. Потеря целомудрия переживается человеком как глубокий духовно-нравственный кризис, оставляющий неизгладимый след в личной жизни. Сознание утраты своего достоинства обрекает личность на внутренне безотрадное и безрадостное существование даже тогда, когда для нее исключен страх позора или бесчестья.

Даже потеряв честь и нравственное достоинство, человек как живой и одушевленный образ Божий, все же никогда не может лишиться своего онтологического достоинства. Несмотря на нравственное падение и обнищание, он остается сыном Небесного Отца. В этом богоподобном достоинстве, которое у него ничто не может отнять, заключается источник надежды Церкви на нравственное возрождение каждой конкретной человеческой личности. Через святые церковные таинства — Крещение, Миропомазание и Евхаристию — каждый духовно заблудившийся и нравственно обнищавший человек входит в “отчий дом” — Церковь, где ему возвращаются “первая одежда,” означающая некогда потерянное достоинство, “перстень,” означающий восстановленную честь, и участие в торжественном пире, означающее приобщение к нескончаемым небесным благам в Царстве Божием (Лк. 15:11-23).

С точки зрения православной аксиологии, честь, как основной принцип отношения человека к достоинству своего существования, заключает в себе не только нравственный, но и неразрывно с ним связанный сотериологический смысл.

В зависимости от преобладания в ценностной ориентации личности принципа “быть” или принципа “иметь” ее отношение к другому человеку может быть честным или нечестным.

Если в ценностной ориентации человека преобладает стремление к осуществлению принципа “быть,” то его отношение ко всякому другому человеку носит честный и бескорыстный характер. Каждый человек рассматривается им как цель абсолютно бескорыстной заинтересованности: он может интересовать его лишь в одном-единственном отношении — не нужны ли ему помощь, услуга или участие. Честное отношение к человеку выступает здесь как результат правильной ценностной ориентации. Всякий человек, обязывающий себя по-человечески относиться к другому человеку, стремится быть честным и творить добро по внутреннему велению долга и совести, “не ожидая ничего” (Лк. 6:35) взамен за совершенное благодеяние. Честность есть такая жизненная позиция, которая способна оправдать высокое достоинство человека, призванного восходить по пути уподобления абсолютной благости Божией.

Если в ценностной ориентации человека преобладает стремление к осуществлению принципа “иметь,” то его отношение к другому человеку может носить нечестный и корыстный характер. В этом случае каждый человек рассматривается им как средство для достижения его эгоистических интересов. Нечестное отношение к человеку выступает здесь как следствие неправильной ценностной ориентации. Нечестность есть нарушение справедливости, являющейся всеобщим условием быть достойным блага, и сознательно допускается ради достижения незаконного обладания какими-либо почестями и преимуществами.

Благо имеет ценность и смысл лишь в том случае, когда обладание им содержит в себе честную и законную основу и исключает какой-либо ущерб для другого человека. Непонимание этой самой элементарной истины есть грубейшая ошибка в плане ценностной ориентации, влекущая человека в области ценностных выборов к предпочтению нечестных и незаконных средств в достижении эгоистических целей. Установка личности на осуществление принципа “иметь” может лежать в основе мотивации самых неблаговидных расчетов и действий. Со стороны человека нечестность проявляется обычно в какой-либо его “заинтересованности,” носящей, как правило, корыстный характер.

Корыстное отношение к человеку выражается в двух основных формах: в форме лести и в форме деспотизма. Лесть имеет место в отношениях “заинтересованной” личности с людьми, занимающими высшее служебное или административное положение. Деспотизм, наоборот, имеет место в отношениях с людьми более скромного служебного и социального положения, не способными оказывать какого-либо “влияния” на общий ход дел. Часто человек сам не подозревает, в какой степени он подвержен лести и деспотизму. Так, например, угодливый и услужливый перед начальством человек может проявлять свой подавленный деспотизм в грубом обращении с членами собственной семьи или с обитателями дома. На жизненном пути лесть и деспотизм являются весьма навязчивыми спутниками, от которых трудно отделаться. Убедительный тому пример — тип “неверного должника” (Мф. 18:23-35), скрытые черты которого присущи огромному большинству живущих в мире людей.

Лесть, зависть и деспотизм, составляя начало нечестного отношения к человеку, имеют в качестве своих непосредственных коррелятов ложь, обман и коварство.

Если человек сознательно искажает известную ему информацию о каком-либо лице или предмете, он говорит неправду. Между самой объективной правдой и самой крайней ложью может быть огромная дистанция, состоящая из противоречивых сплетений полуправды, в которых порой весьма непросто разобраться. Например, находясь во власти порочной совести, человек может обманывать не только других, но и самого себя. Однако чаще всего в межличностных отношениях имеет место преднамеренная неправда, которая является сознательным орудием введения в заблуждение ближнего с целью достижения каких-либо корыстных расчетов. Человек, который не верит в то, что он говорит другому, попирает данную ему привилегию дара слова как орудия разума и унижает в самом себе человеческое достоинство. При этом весьма характерным является то обстоятельство, что человек не замечает потери уважения к достоинству тех, кому он говорит неправду. Неправда употребляется им не только ради собственной мнимой выгоды, но и ради причинения ущерба ближнему: обида или поражение, нанесенные другому человеку путем обмана, клеветы или доноса, расцениваются им как собственное возвышение. Нечестность по отношению ко всякому человеку означает отсутствие уважения его достоинства. Даже самая “невинная” ложь типа: “Скажите, что меня нет дома,” — является оскорблением достоинства ближнего: сиюминутный выход из ситуации обернется психологически ощутимыми обеими сторонами осложнением и напряженностью дальнейших взаимоотношений. В качестве главного последствия своего проявления нечестность оставляет никогда не иссякающий источник нравственной отчужденности, возникающей в сфере межличностного общения.

Нечестность — это крайнее убожество личности, граничащее с рабством: чувство зависимости—самая характерная черта всякой нечестности. Это чувство заставляет нечестного человека льстить, перед вышестоящими и, наоборот, деспотически утверждать свое превосходство и власть над нижестоящими.

Как принцип неправильного отношения к человеку, нечестность может иметь огромное многообразие своих проявлений — от самых незначительных оттенков неуважения чужого достоинства до самых крайних пределов неблагодарности, ненависти, гнусной клеветы, обиды, низости и коварства. Примером крайне предельной нечестности является всякое сознательное предательство. В нравственном сознании любого уважающего себя народа “Иудин грех” не прощается. В прежнее время предательство и донос считались позором. Известен случай, происшедший в одном кадетском корпусе при императоре Александре Втором. Группа кадетов проявила неповиновение, за которое грозило исключение. В заговоре был весь класс, однако заподозренные кадеты отказались выдать товарищей. На запрос начальства император ответил: “Мои будущие офицеры иначе держать себя не могут — предателей вы из них не сделаете!” Такое явление, как донос начальству на кого-то из товарищей, считалось среди кадетов совершенно недопустимым, этого преступления кадеты никогда не прощали. Заведенное правило воспитывало в кадетах понятие чести, которым отличались офицеры прежних времен. Даже солидарность с товарищами, оставленными в карцере “на хлеб и воду,” проявлявшаяся в тайной передаче пирогов и котлет и являвшаяся маленьким правонарушением, служила созиданию великого дела: она воспитывала дух товарищества, взаимопомощи и сострадания, который придает всякой среде теплоту и жизненность и с утратой которого люди перестают быть людьми и становятся холодными эгоистами, не способными ни к какому делу, требующему самоотвержения и доблести.

Когда в основе ценностной ориентации лежит корыстное отношение к человеку, каждый человек рассматривается в одном-единственном качестве — как средство для достижения собственного благополучия. Человек, который не может быть использован как средство для достижения корыстных целей, не представляет ни малейшего интереса.

Даже самые элементарные знаки внимания и вежливости здесь воздаются не по возрасту или действительным заслугам, а исключительно по степени положения или влиятельности, от которых может зависеть благополучие. Искусство лести и хитрости по отношению к вышестоящим, направленное на достижение успеха, превосходства, извлечение выгоды и возвышение собственной персоны, как правило, сопровождается использованием различных нравственно не дозволенных средств и влечет за собой искусно замаскированную игру, целью которой является достижение безупречной репутации. В отличие от лести деспотизм не нуждается в особой изобретательности и часто проявляется в неприкровенном высокомерии, неуважительном или пренебрежительном отношении к достоинству тех, кто стоит на более скромных ступенях служебного положения и значимости.

Ценностная ориентация, направленная на осуществление принципа “иметь,” и вытекающее из нее корыстное отношение к человеку являются причиной отсутствия в межличностных отношениях самых элементарных норм уважения, честности и справедливости. Большинство живущих в мире людей не может до конца отказаться от эгоизма, честолюбия, жадности и зависти, которые приводят многих из них к тайным и явным нравственным преступлениям.

Церковь является ковчегом спасения посреди житейского моря соблазнов и искушений. Она способна не только сохранить жизнь в достойных пределах, но и нравственно ее изменить и преобразить. В изъяснении святителя Иоанна Златоуста, в Церковь, как в новый спасительный ковчег, входит волк, а выходит агнец, влетает ястреб, а вылетает голубь: в ценностной ориентации личности когда-то преобладавший принцип “иметь” уступает место принципу “быть” и корыстное отношение к человеку сменяется бескорыстной заботой о нем.

Как принцип отношения человека к человеку, честность приобретает особую ценность там, где в человеческих отношениях добро и правда не имеют надежных гарантий. Легко быть честным и великодушным в. обществе благородных людей. Но в экстремальных условиях, где добро не ценится, достоинство унижается и честь попирается, быть честным человеком является настоящей нравственной доблестью. История Церкви представляет нам множество примеров святых, явивших подлинное достоинство и величие духа на фоне всеобщего мрака и беззакония. Когда все кругом лгали, они говорили правду; когда другие были преисполнены злой ненависти и коварства, они прощали и творили добро; когда каждый думал о собственном выживании или выгоде, они проявляли жертвенную любовь. Каждое жизненное испытание — это проверка степени ценности нашего человеческого достоинства. Нашу душевную жизнь могут нарушить потрясения, вызванные обманом, клеветой, притеснением или нечестным соперничеством, но все эти переживания могут потрясти душу настолько, насколько человек еще честолюбив и эгоистичен, насколько он еще далек от благородства, великодушия, смирения, святости и любви, то есть еще не достиг того подлинного царственного достоинства, которое воплотили в своем следовании Христу многочисленные сонмы святых.

Скромность характеризует личность с точки зрения ее отношений к самой себе, но она составляет неотъемлемую черту предельно честного отношения к жизни. Правильная ценностная ориентация человека не позволит ему переоценить свои заслуги и преимущества. В общении с людьми скромный человек будет прост, честен, отзывчив и искренен: забывая о собственных преимуществах, он будет с уважением относиться к достоинству и чести других людей.

Существует определенная закономерность в том, что чем благороднее, интеллектуально одареннее и духовно содержательнее человек, тем скромнее, искреннее и проще он держится в общении с людьми. Внешние доступность и скромность объясняются творческим характером интровертивной личности, тем, что она ориентирована на внутреннее созерцание и глубокое ценностное переживание бытия. Ее не могут заинтересовать внешние блага и преимущества и связанные с ними слава и почести, которые, отвлекая ее от истинного и вечного блага, могут служить причиной соблазнов и нечестного отношения к жизни, ее смыслу и ценностям. Созерцая здешние блага и видя, что они скоротечны и преходящи, душа обращается к вечным и непреходящим небесным благам и в них обретает источник и смысл существования. Ориентация на вечные блага всегда означает творческое осуществление принципа “быть,” то есть стремление к самой возвышенной онтологии: к ценностному переживанию бытия и человеческого предназначения, которое лишь в отношении к идее вечного блага способно приобрести характер честного человеческого общения и сотрудничества.

Почитание Бога, составляющее основное содержание религиозной жизни, выявляет самый существенный и, вместе с тем, самый идеально-возвышенный аспект человеческого достоинства. Честь и честность являются лишь нравственными предпосылками и необходимым условием религиозного благочестия, дающего право человеческой личности “со дерзновением” обращаться к Небесному Богу Отцу. Достигаемое в религиозном благочестии преимущество быть по благодати сыном Небесного Отца заключает в себе высшее достоинство личности в его идеальном и безусловном смысле. На это исключительное человеческое достоинство указывают слова молитвы, которой Господь учил Своих учеников: “Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое...” (Мф. 6:9). Молитва заканчивается торжественной доксологией — прославлением Бога: “Яко Твое есть царство, и сила, и слава во веки. Аминь” (Мф. 6:13).

В то время как “святость” указывает на абсолютную непостижимость и неприступность Бога, “слава” указывает на откровение Бога миру в Его явлениях, теофаниях, представляющих ослепительное сияние Бога. В приведенном фрагменте небесного видения пророка Исайи религиозному сознанию человека преподносится трансцендентно-имма-нентный образ Бога, неприступного и непостижимого по Своей Сущности, открывающегося миру в Своей Божественной славе. Указание на святость и славу Бога содержится в начале и в доксологии молитвы Господней. Слова молитвы: “Да святится имя Твое” — означают благоговейное почитание имени Божьего, которое является “святым,” то есть абсолютным и трансцендентным в отношении к миру, но которое открыто миру в миссии Пришествия в мир Сына Божьего, молившегося Своему Небесному Отцу: “Я открыл им имя Твое и открою” (Ин. 17:26), — и которое в силу этого откровения становится доступным для “славы,” то есть для его достойного прославления.

Религиозное благочестие личности, определяющее ее достоинство и нравственное положение в мире, является одной из важнейших характеристик, имеющих ключевое значение в универсуме человеческого существования: онтология и аксиология здесь связываются с событиями священной истории. По внутреннему свидетельству нашего религиозного сознания, тайна создания и спасения человека связывается с ответственностью человека за свое достоинство перед Богом и прежде всего с ответственностью за свое религиозное благочестие. Создав человека и вручив ему, как высшую привилегию достоинства, свободу дара любви, Бог, по образному выражению Владимира Лосского, допускает “риск,” поскольку знает, что человек свободен отвергнуть Его любовь, но именно только в свободе заключается ценность ответной любви. Поэтому и явление Бога во плоти есть для человеческого достоинства и свободы “великая благочестия тайна” (1 Тим. 3:16), совершившаяся в центре человеческой истории и определяющая собой судьбу всех людей и целых народов: “кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его” (Ин. 5:23). В великой тайне Боговоплощения заключается право человека “со дерзновением” обращаться к Богу как к своему Небесному Отцу, но в этой же тайне кроется и вековая загадка религиозной истории человечества — почему большинство живущих в мире людей не являются христианами и не имеют истинного благочестия. В Своей трансцендентности Бог абсолютно не причастен миру и бесконечно далек от него, но именно поэтому Он в Своем Воплощении становится безмерно близок к человеку и является самой глубокой, самой интимной и самой имманентной основой каждой человеческой личности, ее достоинства и свободы. Тайна благочестия всецело связывается с тайной личной свободы человека.

Как принцип религиозного отношения человека к Богу и как высшее проявление реальности религиозной жизни, благочестие имеет своим основным содержанием переживание святости и славы Бога — Его абсолютной неприступности и Его непостижимой близости, открывающейся в благодатной стихии церковной жизни.

Религиозному переживанию славы и святости Бога соответствуют два аспекта христианского православного благочестия: это деятельность и созерцание.

Святые отцы Церкви видели пример деятельной и созерцательной жизни в евангельском образе двух сестер — Марфы и Марии. Деятельная жизнь определяется преимущественно экстравертивной установкой личности, созерцательная жизнь определяется преимущественно интровертивной установкой. В области религиозного благочестия экстравертивная и интровертивная установки являются глубоко взаимосвязанными и определяют собой путь, ведущий личность на высоту духовного совершенства и нравственного достоинства.

Деятельная жизнь последователей Христовых, являющихся “светом миру,” включает “добрые дела,” видя которые люди прославляют Отца нашего Небесного (Мф. 5:14- 16). Путь деятельной жизни означает такой аспект благочестия, в основе которого лежит религиозная праведность. “Добрые дела” — это “дела правды” по преимуществу: личность, ориентированная на воплощение в своей деятельности правды Божией, стремится к тому, чтобы во всех сферах ее жизни торжествовали истина, порядок и высший смысл, начиная от следования нормам нравственного закона и нравственной победы над злом в своей собственной душе и кончая исполнением евангельской заповеди о любви к Богу и к ближним. В своем содержании деятельная жизнь есть не что иное, как непрестанно совершаемое покаяние — поворот от экстравертивной ориентации к интровертивной. Это — размышление над смыслом жизни, переоценка пройденного пути, признание совершенных ошибок, сокрушение духа, погружение в глубину смирения, отказ от высоких притязаний и исключительных привилегий, начало бескорыстия и бесстрастия. Так, некогда присущая человеку экстравертивная установка с ее ориентацией на видимые внешние блага меняется в благодати покаяния на свою нравственную противоположность и становится основой благочестия как принципа религиозного отношения к Богу и нравственного отношения к ценностям жизни. “Добрые дела” здесь только фон и видимый результат тех глубоких умозрений и созерцаний, которыми определяются отказ человека от своей собственной исключительности и все большее признание значимости и ценности в его жизни интересов блага других людей.

Говоря о двух аспектах христианского благочестия — деятельной и созерцательной жизни, святые отцы Церкви подчеркивают, что нельзя найти четкой и уловимой грани между этими двумя сферами религиозного опыта. Связываясь между собой внешне и внутренне, сосуществуя в одном контексте и имея один общий источник — заповеданную Евангелием любовь к Богу и ближним, деятельность и созерцание образуют единый путь духовно-нравственного совершенствования личности.

Светоносная слава духовно преображенной личности есть не что иное, как явление, “докса” ее сокровенной святости. Но если деятельная жизнь ведет человека к славе через совершение “добрых дел” (Мф. 5:16), то путь созерцательной жизни ведет человека к славе через взирание “на славу Господню” и через преображение “в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа” (2 Кор. 3:18). Однако в целом деятельная жизнь и созерцательная жизнь связаны между собой внешне и внутренне и представляют единый принцип религиозно-нравственного пути, ведущего личность к богоподобному совершенству, славе и святости. Деятельность и созерцание — это два аспекта ориентации личности на пути достижения благочестия, выражающего основной принцип отношения человека к Богу и заключающего в себе высшее проявление человеческого достоинства.

Ориентация человека на собственное существование, на отношения к окружающему миру и на религиозное отношение к Богу, экстравертивная и интровертивная установки, проявляющиеся в деятельной и созерцательной жизни, — все это находит свое единство и свое осуществление в единстве и неповторимости человеческой личности как образа Божьего. В стремлении личности к религиозному благочестию деятельность и созерцание составляют единый принцип и основное содержание всего ее духовно-нравственного подвига, определяющего собой степень ее богоподобия, святости и достоинства.

Добродетель — это нравственная доблесть и красота, которые способны всякого человека восхищать и привлекать, к которым нужно стремиться и которые необходимо воспитывать и возделывать в себе ради достоинства своего существования и восхождения к идеальной норме бытия и нравственному богоуподоблению.

Являясь высшей этической ценностью, добродетель должна быть понята и оправдана не только в плане временной человеческой жизни, но, что особенно важно, с точки зрения вечного назначения человека. В этом универсальном значении христианские нравственные добродетели — это единственно приемлемые одежды души, в которые ей надлежит облечься на земле и в которых она предстанет перед Богом в вечности. Возрастая в добродетели, личность должна стремиться к тому, чтобы актуально оправдать свое человеческое предназначение и достоинство и сподобиться причастия вечных благ в торжестве Божественной жизни.

Необходимо также отметить, что узость в интерпретации понятия “добродетель,” обеднение внутреннего смысла его содержания и умаление его универсального смысла привели в последнее время к тому, что добродетель стала рассматриваться преимущественно в нравственно-практической плоскости как конкретное доброе дело или поступок и, таким образом, была лишена того прежнего величия, которым она когда-то обладала в христианской жизни и умозрении. Тем не менее значение добродетели как нравственной ценности является существенно важным. Оно определяется, прежде всего, тем обстоятельством, что большой и многообразный мир нравственных добродетелей составляет область ценностной ориентации личности.

Каждая добродетель представляет собой самостоятельную ценность, но все добродетели тождественны между собой в том смысле, что имеют самое непосредственное отношение к идее нравственного добра: каждая добродетель ведет человека к благу.

Таким образом, добродетель может быть понята функционально — как средство, возводящее личность на определенную ступень нравственного восхождения и открывающее доступ к переживанию блага. Но добродетель может быть понята и конститутивно — как неотъемлемый конститутивный элемент в нравственной структуре личности, как определенное, присущее конституции данной личности качество, указывающее на степень ее духовно-нравственной сформированное. Оба понимания, отражающие как динамику нравственного восхождения личности, так и степень ее сформированное, включают интерпретацию добродетели как ценности.

Место добродетели в системе нравственных ценностей определяется ее безусловно аксиологическим характером: добродетель есть ценность по преимуществу. Если нравственный закон, долг, совесть и другие виды нравственного сознания представляют собой несомненную ценность, то их ценность определяется тем, что они регулируют систему нравственных взаимоотношений людей и способны ориентировать личность в мире нравственных смыслов и выборов. Добродетели же, наполняя собой царство нравственного добра, суть объективные, безусловные и конечные ценности, поскольку являются целью нравственной ориентации личности.

Великие каппадокийцы указывают на значение добродетелей как важнейших факторов, определяющих процесс творческого формирования личности.

Согласно святителю Василию Великому, “как... живописцы, когда пишут образы, часто взирают на образцы, с которых стремятся с любовью и искусством передать изображение, так же следует всеми силами возделывать в себе добродетели и взирать на красоту и дела жизни святых и через подражание им вести добрую жизнь.”

Святитель Григорий Нисский говорит, что каждый человек есть живописец своей жизненной картины, то есть автор своей творческой биографии, красками для которой являются добродетели: “Каждый есть живописец собственной жизни, а художник дела жизни есть свободная воля, краски же для воспроизведения образа — добродетели... Но для изображения красоты мы должны брать, сколько возможно, чистые краски добродетелей, смешанные между собой по правилам искусства так, чтобы быть нам образом Образа, через деятельное, сколько возможно, подражание отпечатлевая первообразную красоту.”

Святой Максим Исповедник определяет добродетель как “богоподражательную благость.” Говоря в “Слове подвижническом” о святых страстях Спасителя, он указывает на необходимость следовать Его Божественным добродетелям: “Будем подражать непрестанно Его пути, пламенному стремлению, великодушию воздержания, святыне рассудительности, благородству терпения, величйк5 мира, сочувствию сострадания, невозмутимой кротости, жару ревности, нелицемерной любви, высоте смиренномудрия, простоте нестяжания, мужеству, благородству, милости.”

У блаженного Августина мы встречаем классически ясное определение добродетели: добродетель — это искусство жить праведно.

Следуя истине Божественного Откровения, святые отцы рассматривают добродетель в ее отношении к вечному благу и в тесной связи с идеей спасения человека. В святоотеческую мысль добродетель вошла как понятие, означающее определенное и устойчивое расположение души в ее стремлении к истинному и вечному благу, как ценность, имеющая свое метафизическое основание в Боге и находящаяся в прямой зависимости от Его благодати и любви.

Добродетель имеет своим корнем святыню души, некое сокровенное и потаенное достояние, обретаемое личностью как неотъемлемая от нее и ни с чем не сравнимая ценность.

Но в развитии каждой отдельной добродетели человек ориентируется на данные, которые поставляют ему вера, христианское миросозерцание и весь неисчерпаемый в своей полноте нравственный и духовный опыт Церкви.

Несмотря на то, что энтузиазм в стремлении к воплощению добродетели в реальной жизни среди большинства людей совсем охладел и современный мир производит впечатление, что он уже больше не понимает значения самого термина “добродетель,” христианство по-прежнему сохраняет понятие добродетели в своей жизни и умозрении и высоко превозносит каждую из добродетелей в царстве этических ценностей.

Добродетели являются важными характеристиками человеческой личности. Они характеризуют причастность личности к абсолютному благу. Жизнь человека, исполненная добродетелей, соответствует идеальной норме человеческого существования.

Когда идет речь о различных состояниях человеческого существования, добродетели различаются по степени. Поскольку человек находится в состоянии, обусловленном тремя факторами, а именно: природой, воспитанием и действием благодати, — добродетели разделяются на три вида: природные, приобретенные и харизматические. Так, один человек отличается своими природными дарованиями, другой — качествами, приобретенными им в процессе формирования, третьему присущ какой-либо благодатный сверхъестественный дар.

Природные добродетели — это добродетели естественных сил и способностей души, то есть ума, чувства и воли. Они даются человеку от рождения. Природными добродетелями являются ясность ума, быстрота мысли, надежность памяти, искренность чувства, стойкость воли. У всех народов во все времена уважались и высоко ценились такие природные добродетели, как одаренность, талантливость, творческие способности, открытость, честность, целомудрие, великодушие. Природные добродетели даются человеку Богом как дар, который человек должен беречь и развивать. Заповедь хранить и возделывать рай, данная первому человеку Адаму, включала, помимо своего прямого смысла, также и этический смысл: это поставленная перед человеком задача соблюдать и творчески развивать присущие ему добродетели. Евангельская притча о талантах говорит о том, что Бог по Своему усмотрению наделяет каждого человека определенной мерой природных дарований, которые человек должен творчески развивать и обогащать. Примеры из агиографической письменности удостоверяют нас в том, что человек награждается природными добродетелями за благочестие и благородство родителей и что личности, предназначенные Богом для исключительного и высокого служения, обильно одаряются Им природными талантами и способностями.

Приобретенные добродетели — это добродетели, усвоенные человеком в процессе интеллектуального и нравственного формирования, являющегося результатом полученного образования и воспитания. Характер формирования личности, стремящейся к заповеданному нравственному совершенству, определяется, главным образом, тремя задачами: сохранением данных Богом природных дарований и достоинств и, в первую очередь, чистоты и целомудрия; преодолением инертного природного начала и, прежде всего, природной склонности к духовному застою и падению; приобретением, путем образования и воспитания, интеллектуальных и нравственных добродетелей. Приобретенными интеллектуальными добродетелями являются творческая мощь разума и совокупность мудрости, знаний и компетенции. Приобретенными эмоциональными добродетелями являются качества, коренящиеся в положительных естественных склонностях человека и получившие свое оформление через постоянный контроль нравственного сознания и воли. К ним относятся умеренность, выдержка, корректность, вежливость, уважение и симпатия к человеку, забота о его благе, отзывчивость, благодарность, великодушие, благосклонность. Приобретенными волевыми добродетелями являются верность, мужество, стойкость, терпение, постоянство, целеустремленность. Приобретенные добродетели видоизменяют в своем развитии внутренние источники способностей человека и сами становятся его второй природой, позволяющей человеку действовать наиболее плодотворно в плане достижения высшего нравственного назначения в жизни. Когда приобретенные добродетели глубоко укореняются в личности человека, ослабевает и уменьшается возможность отклонения человека от естественной нравственной нормы. Однако эта нежелательная возможность полностью исключается лишь в том случае, когда добродетель становится сверхъестественным Божественным даром.

радость, мир, кротость, умиление, истинная любовь ко всем людям и всецелая любовь к Богу. Харизматические дары чистоты, радости, умиления и любви были присущи многим святым, проводившим жизнь в молитве, посте и безмолвии. Одни из них не знали даже теней плотских помышлений, другие в восторге молитвенного богообщения забывали о сне и отдыхе, третьи, охваченные пламенной любовью к Богу, молились о спасении всего мира. Харизматическими добродетелями воли являются верность и доблесть. Святые мученики Христовой Церкви явили в своем мученическом подвиге превосходящие меру человеческого естества добродетели верности, мужества, терпения, стойкости и доблести. В агиографической письменности и в литургических текстах харизматические добродетели называются небесными и божественными. Свое метафизическое основание харизматические добродетели имеют в Божественных добродетелях Господа Иисуса Христа, “в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения” (Кол. 2:3) и в Котором “обитает вся полнота Божества телесно” (Кол. 2:9). Благодаря этому метафизическому основанию, человеку открывается возможность обладания харизматическими добродетелями, которые являются сверхъестественным и благодатным даром любви Бога и Отца и результатом причастности человека к благодати Святого Духа.

В основе отношения человека к своему природному началу лежит принцип воздержания, или аскетический принцип; в основе отношения человека к человеку лежит принцип уважения его достоинства и забота о его благе, то есть нравственный принцип; в основе отношения человека к Богу лежит принцип богопочитания, или религиозный принцип. Соответственно трем названным принципам добродетели разделяются на три вида: аскетические, нравственные и религиозные.

К нравственным, или этическим, добродетелям относятся такие нравственные качества личности, проявление которых предполагает уважение к человеку и заботу о его благе. Это внимание к человеку, признание его достоинств, честность, искренность, доверие, благодарность, любовь, благоволение, милость, помощь, услуга, одолжение, бескорыстность, самопожертвование, благотворение, доброжелательность, терпение, снисхождение, благосклонность, смирение, кротость, отзывчивость, скромность, взаимная ответственность, сострадание, симпатия, сочувствие -— вообще, всякое участие в судьбе ближнего. В собственном смысле этические добродетели называются добрыми делами и получают свое высшее обоснование в добродетелях Христа Спасителя, Который Сам о Себе сказал, что много добрых дел показал нам от Отца (Ин. 10:32). Основной смысл этических добродетелей состоит в том, что они вдохновляют человека на служение благу ближних по примеру Христа, ибо Сын Божий пришел в мир не для того, чтобы Ему служили люди, но “чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих” (Мк. 10:45).

К религиозным добродетелям относятся религиозная вера, надежда, любовь, страх Божий, благоговение, благочестие, кротость, молитва, смирение, покаяние, умиление, верность, преданность, праведность, безмолвие, созерцание. В сравнении с этическими добродетелями религиозные добродетели еще в большей степени характеризуют причастность человека к абсолютному благу. Предельно возможная полнота переживания блага достигается человеком во всецелой любви к Богу, в созерцании Его славы и совершенств. Как и все прочие добродетели, религиозные добродетели имеют также свое высшее метафизическое основание в служении Господа Иисуса Христа, в Его религиозном благочестии и в непрестанном молитвенном подвиге. “Он во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение” (Евр. 5:7). Если все добродетели ведут человека по пути уподобления Богу, то высшими ступенями на этом пути являются религиозные добродетели. Восходя на высоту религиозных добродетелей, человек созерцает своим умом Бога, Его неизреченную благость и славу. При этом сам человек облачается славой, уподобляясь созерцаемому им Богу в тех Его Божественных добродетелях, в которых утверждается весь смысл и ценность его бескорыстного созерцания. Об этом созерцании говорит святой Симеон Новый Богослов, у которого мы находим, пожалуй, наиболее яркое во всей патристике прославление Христа и Его Божественных добродетелей: “Красота Твоя, Владыко Христе, неизъяснима, зрак несравним, великолепие неизреченно и слава превышает ум и слово. Твой нрав, Твоя благость и кротость превосходят помышления всех земнородных. Поэтому и желание, и любовь к Тебе препобеждает всякую любовь и желание смертных.”

Аскетические, этические и религиозные добродетели, взаимно дополняя и предопределяя друг друга, составляют некоторое динамическое единство в единстве человеческой личности и служат целям ее нравственного совершенства и обожения. По наблюдению преподобного Макария Великого, “все добродетели связаны между собой, как звенья, в духовной цепи и одна от другой зависят: молитва от любви, любовь от радости, радость от красоты, красота от смирения, смирение от служения, служение от надежды, надежда от веры, вера от послушания, послушание от простоты.” Выражая отношение личности к природному началу, человеку и Богу, аскетические, этические и религиозные добродетели проявляются в полной взаимосвязи между собой в момент каждого свободного выбора и определяют стремление личности к нравственному совершенству, к служению благу ближних и к прославлению Бога. В своем интегральном охвате все добродетели, таким образом, представляют собой царство нравственных ценностей, в котором каждая добродетель является одновременно и превосходным качеством личности, и признаком, указывающим на ее ценностную ориентацию, какой является стремление личности к беспредельному совершенству. Принцип совершенства является общим для всех добродетелей. Благодаря этому динамическому принципу, все добродетели, потенциально и актуально входящие в нравственную структуру личности, составляют единую систему ценностей. Структура называется системой, если входящие в нее элементы объединены общими принципами, какими являются целостность, связь, соподчиненность и целенаправленность. Будучи вообще самым универсальным принципом всего тварного и становящегося бытия, принцип совершенства получает свою безусловную значимость и свой высший и объективный смысл в абсолютной Божественной воле Христа, заповедовавшего Своим ученикам восхождение к нравственному богоуподоблению: “Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный” (Мф. 5:48).

Стремление личности к богозаповеданному совершенству необходимо включает ее возрастание в добродетелях. Отсюда следует, что динамика роста и совершенствования личности в ее постепенном восхождении к благу реально осуществляется в системе ценностей, составляющих большой и многообразный мир добродетелей. Достижение какой-либо одной добродетели является достаточным критерием, позволяющим рассматривать личность в общей системе ценностей, в универсуме мирового ценностно-осознанного и ценностно-осуществленного бытия. Обладание добродетелью выражает степень причастности личности к объективному и безусловному благу, оно является естественным результатом утверждения человека в его высоком достоинстве и необходимым условием его конечного оправдания перед Богом.

Являясь нравственными ценностями по преимуществу, добродетели образуют собой иерархически стройную систему, логически завершенную как с точки зрения нравственного достоинства человека, так и с точки зрения объективного и абсолютного блага. В христианском миросозерцании человеку открывается предначертанный еще с апостольских времен идеал добродетели с особенным указанием на нравственно-аскетический подвиг, на любовь, смирение и самоотречение, которые не заслоняют таинственной цели всего пути, но, наоборот, эту цель приближают: человек облекается в одеяние нравственных совершенств, приобщается к благодатному миру Христову, становится причастником нетварного Божественного Света. Достижение этой конечной и высшей цели предопределяет собой иерархическую соподчиненность всех добродетелей, образующих единую ценностную систему.

Известно, что добродетель составляет прямую противоположность пороку. Если добродетель есть результат правильной ценностной ориентации личности, то порочность, наоборот, является результатом ее неправильной ценностной ориентации.

В сфере межличностных отношений человек подвержен пороку в той мере, в какой он стремится играть усвоенную им самим роль. Роль — это стиль ориентации и поведения личности, не знающей высших ценностей и живущей воображаемыми и эфемерными интересами. В то время как стремление личности к добродетели предполагает ее нравственную свободу, подверженность личности пороку обязывает ее к рабскому исполнению той роли, какая диктуется обстоятельствами и вынужденной необходимостью.

Взятая человеком роль не есть что-то случайное в его поведении. Напротив, она призвана в максимальной степени отвечать желаниям человека в конформности, то есть в приспособлении к условиям межличностных отношений. В этом смысле конформность имеет значение фактора адаптации личности, испытывающей потребность в общении со средой. Однако конформность нельзя сводить к обычной аффилиативной потребности. Характерной чертой конформности является внутренний компромисс и принятие личностью тех стандартов и установок поведения, которые налагаются на нее внешней средой. Происходящий при этом отказ от объективной нравственной позиции, подсказываемой совестью, долгом и ответственностью, означает по существу отказ от нравственного совершенства и богоуподобления. Ориентация на совершенство и стремление к добродетели подменяются какой-либо ролью, исполняя которую человек старается осуществить подобающий этой роли стиль поведения.

В цивилизованном обществе, где преобладает сложившаяся система нравственных ценностей, конформность отдельного человека проявляется в том, чтобы показать себя с лучшей стороны. В каждый момент человек проецирует предполагаемую реакцию окружающей среды на свое поведение и стремится строить поведение так, чтобы реакция среды была для него наиболее желательной. Это игра, в которую играют многие взрослые люди. Дело здесь не в узости нравственного сознания, а в ценностно-смысловом отсутствии высшей цели, обязывающей жить по добродетели. Когда человек не ставит перед собой никаких возвышенных и благородных задач, весь смысл его жизни заключается в утверждении собственного благополучия и воображаемого достоинства. Часто наблюдаемая тенденция отдельных людей что-то скрывать, что-то недоговаривать, что-то “дать понять,” их боязнь быть откровенными и доступными, их стремление к обладанию возможными благами и тайное желание иметь успех и славу — все это связано с их ориентацией на конформность. Человек стремится к подражательному применению к обстоятельствам среды, чтобы выглядеть и быть, как все, но целью игры остается желание иметь все, что имеют все. В этой тщательно скрываемой обращенности к эфемерным интересам и благам кроется загадка поведения многих людей.

Как человек, разыгрывающий в межличностных отношениях ту или иную роль, относится к самому себе? Бывает ли он откровенен со своей совестью, когда находится наедине с самим собой? Эти вопросы представляют особую важность, поскольку отношение человека к самому себе может рассматриваться как интегральная характеристика, дающая самое существенное заключение о нравственном состоянии личности.

Прежде всего необходимо отметить, что объективное самовосприятие здесь ослабевает и на смену ему приходит искаженный образ собственного “я.” Человек любуется собой со стороны, оценивает свое “я,” обладающее “необходимыми качествами” в воображаемой оценке других людей. Можно предполагать, что чем глубже погружается человек в усвоенную им роль, тем выше становится его самооценка, сопровождающаяся сознанием своей исключительности и значимости. Человек начинает охотно льстить самому себе и возвышать себя в собственных глазах. Он с полным сознанием своего достоинства воспринимает себя справедливым, честным и великодушным человеком, которого все должны ценить, уважать и почитать за его деловые и нравственные качества и заслуги. Таким образом, стремление “быть, как все,” являясь исходной установкой в ориентации личности на конформность, переходит в стремление человека “быть лучше всех,” обнажая тем самым скрытую порочность его души со всем присущим ей комплексом эгоцентрических и гедонических интересов. Чем сильнее выражена ориентация личности на конформность, тем в большей степени личность оказывается подверженной пороку, тем безмерней становится уровень ее притязаний на успех в достижении эгоистических целей.

Основной корень порока в ориентации личности на конформность заключается в том, что человек исключительно ради своих корыстных интересов старается только лишь показать себя с лучшей, наиболее привлекательной и максимально выгодной стороны, совершенно не стремясь при этом к действительному преображению души, нравственному совершенству и воплощению добродетелей в личной жизни.

Порок и добродетель составляют два полюса в ценностной ориентации личности и определяют собой положение человека между двумя аксиологическими пределами: между бездной ценностной пустоты и неограниченной перспективой нравственного совершенства и богоуподобления.

Мы уже видели, что при отсутствии стремления к добродетели целью ориентации мыслительного, эмоционального и сенсорного экстравертивных характеров являются самоутверждение, обладание и наслаждение, ведущие соответственно к трем видам порочных состояний, то есть к самомнению, потребительству и распущенности.

Чем глубже погружается человек в порочное состояние, тем сильнее он способен переживать внутреннюю ценностную пустоту, которая открывается перед ним с ужасающей очевидностью. Человек сам, не замечая того, вступает в область духовной тьмы, которая является адом, хотя и содрогается перед ее зияющей пустотой.

Самомнение, как воображаемое превосходство и самоутверждение, заключает в себе нарушение этического принципа всечеловеческой соборности. Потребительство, как проявление необузданных эгоистических стремлений, заключает в себе нарушение деонтологического принципа всеобщей справедливости. Распущенность, как проявление постыдных, низших страстей, заключает в себе нарушение аксиологического принципа заповеданного богоподобия. Нарушение этического, деонтологического и аксиологического принципов делает жизнь человека безнравственной, безответственной и бесценной. Отсюда следует, что человек, находящийся в плену искаженной самооценки и пребывающий в ценностной пустоте, испытывает необходимость в обретении нравственно-ценностного смысла существования, требующего своего воплощения в добродетели. Главная суть проблемы сводится при этом к вопросу о том, как совершается нравственный поворот от порока к добродетели.

Вся нравственная традиция христианства говорит о возможности и необходимости моральной переориентации личности. Нравственная перемена является возможной, потому что порок и добродетель существуют в одном экзистенциальном контексте, хотя и относятся к различным состояниям личности, которые имеют различную аксиологическую направленность. В то время как преуспевание в добродетели находится под знаком исполнения принципа “быть,” коснение в пороке означает отказ личности от становления, являющегося самым универсальным принципом тварного бытия.

Добродетель как ценность не обладает силой принуждения, но она способна вызывать новые эмоции, переживания и интересы, которые влияют на формирование нового нравственного сознания и новой ценностной ориентации.

Ценность завоевывает безраздельное господство во внутреннем мире личности. Обычные доводы разумно-нравственного порядка и, в первую очередь, ответственность и долг действуют по другую сторону аксиологического универсума: они принадлежат области деонтологии и не способны восхищать и окрылять человека. Их назначение — контролировать и дисциплинировать личность. Из этого следует, что инициатива в преодолении порока и в нравственном возрождении личности принадлежит добродетели, которая, как подлинная ценность, способна вступить в борьбу с воображаемыми, эфемерными и ложными ценностями. Наиболее глубоко и интенсивно личность переживает достоинство добродетели в созерцании ее ценности в идеальном образе или в конкретном человеке. Встречаясь с ослепительно-ярким явлением добродетели в общении с нравственно преображенной личностью, человек способен в невидимой внутренней борьбе признать нравственное преимущество добродетели, ценность которой открылась для него в своей безусловной очевидности и превосходстве. Личность способна узнать, оценить и быть покоренной добродетелью, поскольку существует онтологически предустановленное соответствие между природой души и ее стремлением к добродетели, наподобие того, как существует, например, соответствие между личным эстетическим вкусом и выбираемой новой одеждой.

Добродетель является объектом бескорыстного созерцания и ценностного переживания, в котором происходит сопоставление своего “я” с другим “я.” Это другое “я” поглощено внутренним миром собственных переживаний и вовсе не заинтересовано в том, чтобы демонстрировать свои добродетели. Однако чем сильнее старается человек скрыть свои добродетели от окружающих, тем ярче они бросаются в глаза. Объективное признание ценности созерцаемой добродетели означает начало преодоления инерции порочности. Путь от порока к добродетели может быть неопределенно большим, но решающим является первый шаг.

Приобретенные нравственные добродетели являются не только одеждами души, но и составляют новую природу человека, воплощаясь и экстериоризуясь в его внешнем облике. Сияние святости неотделимо от сияния добродетели. Жизнь по добродетели означает истинную жизнь личности в идеальной соотнесенности друг к другу всех ее структур, аспектов и проявлений. Идеальная соразмерность всех сторон внутренней жизни личности отпечатлевается в облике человека как естественное и чистое ее оформление, как классический принцип ее организации, выразительности и завершенности и открывается как неподражаемое и ни на что не сводимое в своей оригинальности и единственности благообразие. Истинное благообразие не знает никакой роли. Человек чужд конформности, и поэтому в его лике нет никакого противоречия, никакой двусмысленности, мании и рисовки, никакой неестественности или искусственности. Здесь смыты следы затемненное грехом, и сквозь косную плоть вновь просвечивает одухотворяющий и преображающий ее смысл: смыслом существования становится глубокая связь с основами бытия. Эта связь свободна от всех ложных и гибельных ориентиров, какими являются самоутверждение, потребительство и распущенность. Онтологические основы личностного бытия, какими являются тварность и становление, ограждены здесь нравственными устоями — добродетелями смирения, бескорыстности и благородства. Смирение, как неотчуждаемый фундамент человеческого общения и как предпосылка любви, становящейся осуществлением в личной жизни этического принципа всечеловеческой соборности, является преодолением самоутверждения и самомнения со всем комплексом эгоцентрических интересов. Бескорыстность, как осуществление деонтологического принципа всеобщей справедливости в обладании благом, является преодолением потребительства со всем комплексам корыстно-эгоистических интересов. Благородство, как осуществление аксиологического принципа заповеданного богоподобия, является преодолением распущенности со всем комплексом гедонически окрашенных интересов.

Если, предаваясь чувственности или проявляя свой эгоизм, человек попирает в себе самом нравственное достоинство и привносит ущербность как в мировой строй вселенского космического бытия, так и в нравственный миропорядок всеобщего человеческого единства, то своим атеизмом человек попирает высший и ни с чем не сравнимый дар Божественного призвания и обрекает себя на пребывание в ценностной пустоте и метафизическом одиночестве. В этом отношении атеизм является существенно особым аспектом проявления порочности личности. Человеку здесь уже не “стыдно” за свою распущенность и не “совестно” за свой эгоизм — ему “страшно” за свое одиночество.

Одиночество, как следствие естественного атеизма, совсем не похоже на простое одиночество, переживаемое человеком в состоянии уединения. Это не только ценностная пустота, но и постоянно ощущаемая в глубине личности необъяснимая тоска, томительно переживаемая человеком как мрачный и зловещий предвестник “конца.” Ни эпическая покорность, ни логическая непримиримость не способны в атеизме дать гарантии личности от поглощения ее меонаяьной бездной “ничто.” Человек приписывает бессмысленность своему личному существованию, которой обесцениваются результаты всех его достижений и обладаний. Обладание теряет свою притягательную силу и смысл и притупляется по мере осознания человеком своей обреченности: эмпирически человеку предстоит потерять самого себя. Его “я” неумолимо и, вопреки самому себе, лишается своей когда-то исключительной ценности. Личность погружается в мрак ценностной пустоты и абсолютного одиночества, от которого ее не могут избавить ни окружающий природный мир, ни внешняя социальная среда. Хотя “мир” способен поражать человека своей имманентной, присущей ему значительностью и сокрытой в нем тайной, он предстает в своей бездушности и индифферентности и остается совершенно безразличен и чужд внутренним переживаниям личности. Внешняя социальная среда также остается на недосягаемом расстоянии от личности и не способна заполнить образовавшуюся вокруг нее ценностную пустоту. Чем сильнее драматизм переживаемой личностью ситуации, тем более она оказывается внутренне одинокой. Самое страшное из всего того, что способен пережить человек в опыте своей жизни и смерти, он встречает, как правило, наедине с самим собой. Ориентация на внешний окружающий мир оказывается несостоятельной: она не гарантирует личность от внутреннего одиночества и не заполняет собой внутренней пустоты. Человек, говорит М.М. Бахтин, не может жить и осознавать себя ни в ценностной гарантии, ни в ценностной пустоте, но только в вере. Без Бога, в абсолютной ценностной пустоте не возможны никакой самоотчет, никакая исповедь, никакое, даже вполне адекватное, самосознание. Осознание себя “я-в-мире” имеет ценность и смысл при условии осознания себя “я-в-Боге”: реальность внешнего мира должна не закрывать Бога, а, наоборот, Его открывать.

Несомненно, что этим предметом, этой темой является учение о человеческой личности, ее нравственном становлении и раскрытии, ее сознании и свободе, ее ценностной ориентации и достоинстве, ее жизненном пути и нравственном восхождении, ее борьбе с грехом и преодолении ею темного, стихийного начала, ее причастности к высшей духовной основе жизни во Христе и ее преображенности Божественной благодатью.

Человеческая личность... Разве можно объять ее? Она — живая реальность, неуловимая и непостижимая тайна. Она есть глубоко интимная в своей замкнутости структура, нерушимая и вечная, хотя в то же время открытая и становящаяся. Она имеет свое основание в Боге и только в Нем находит путь своего становления. В становлении человек обретает самого себя, в нем он сопричастен реальности бытия и открыт для переживания блага.

Как запечатленный в человеке образ Божий, личность несет в себе нравственное начало. Личность ориентирована на человеческое общение и сотрудничество, на исполнение в жизни Божественного замысла, и в этой устремленности она находит ценность и смысл бытия.

Нравственное начало есть отражение в человеке абсолютного лика Божьего. Нравственный закон и нравственное сознание, нравственное достоинство и свобода нравственного самоопределения представляют собой важнейшие аспекты выявления в человеке реальности заключенного в нем образа Божьего.

Трем сферам бытия, в которых протекает жизнь человека — сфере природного существования, сфере социально-культурной жизни и сфере религиозной жизни, — соответствуют три ступени восхождения личности к реализации ею нравственного смысла ее существования, это — норма, ценность и благо. Поэтому и изложение основных категорий этики возможно лишь в плане описания стремлений личности к достижению ею главного предназначения в жизни, то есть возможно только с точки зрения ответа человека на евангельский призыв к нравственному совершенству, святости и обожению.